сейчас и не здесь решать эти вопросы, — морщится Касбулат.
В другое время Каламуш, может быть, и растерялся бы, но сейчас суровый взгляд Касбулата только раздражает его, вызывает на спор.
— Если сейчас нельзя решать, то почему не решали раньше, в прошлом году? Тогда бы нам не пришлось так лететь на центральную. Не кричали бы «спасайте!» Были бы вы на месте Коспана-ага, совсем по-другому заговорили бы. Предупреждаю, если что-нибудь случится с моим Коспаном-ага, вы меня не остановите.
Касбулат с Кумаром еле успокаивают распалившегося юнца. Они ломают голову над организацией поиска Коспана, но ничего путного придумать не могут. Кумар остался ни с чем: три трактора и четыре грузовика посланы на помощь другим отарам. Касбулат звонит в райком. Беспомощность их злит Каламуша, и он решает действовать самостоятельно.
…Он еще не остыл. Разгоряченные мысли путаются в голове. Но в нем зреет уверенность, что только он сам вырвет своего Коспана-ага из цепких объятий разбушевавшейся стихии.
Сегодня Каламуш вступил в спор с людьми, которых считал раньше очень большими, мудрыми. Раньше он не мог заставить их выслушать себя, только хныкал, как маленький ребенок. Оказывается, если напирать всерьез, то и сам Касеке отступает. Каламуш даже удивляется, как это он раньше не догадывался об этом.
В коридоре общежития Каламуш сталкивается с Зюбайдой. На плече у нее висит полотенце, в руках — мыльница и щетка. Правой рукой она отбрасывает назад упавшую на лоб мокрую прядь черных волос. Увидя Каламуша, она так и застывает. Большие черные глаза с тревогой смотрят на него. Что привело юношу на центральную в такой ранний час? Ее поза, весь ее облик, даже зеленый цветастый халатик кажутся ему бесконечно милыми. В ее глазах — один вопрос: «Что случилось?». Теплеет на душе у Каламуша. Он рассказывает девушке обо всех своих горестях и тревогах.
Зюбайда слушает молча, не сводя глаз с Каламуша.
— Сейчас приду, — говорит она и заходит в свою комнату.
Каламуш смотрит ей вслед, потом широко распахивает дверь комнаты, где спят ребята, и командует:
— Подъем! Живо! Живее!
— Эй, кто это орет? — слышится в ответ из темноты.
— Что случилось?
— Заткнись! В морду получишь!
— Слушай, это же Каламуш!
Ребята поднимают головы, жмурятся от яркого света электрической лампочки. Некоторые кутаются в одеяло и поворачиваются к стене. Каламуш тормошит их, стаскивает с кроватей. Ученики, полусонные, трут глаза, сопят. Никго ничего не понимает. В комнату входят четверо девушек во главе с Зюбапдой.
— Ребята, нужно ехать в степь, — говорит Каламуш. — Короче, мне нужны восемь джигитов! Настоящих джигитов, а не замухрышек.
— Да как ехать-то в такую пургу? — ворчит кто-то.
— Тебя не гулять приглашают! — рявкает Каламуш. — Пропал Коспан-ага. Пурга угнала отару.
— Эй, ребята, поехали!
— Постой! А как быть с занятиями?
— Директор нам спуску не даст!
— А на чем мы поедем?
— Мало ли коней в колхозе?! Возьмем коней и поскачем.
Зюбайда останавливает этот галдеж. Встает, сердито смотрит на ребят:
— Чего вы галдите, как маленькие? Это вам не игра. Поедут только крепкие, выносливые ребята. Ты поедешь, Есенгельды, и ты, Жанузак… Бадак и Адамбек. Идите к директору и добейтесь разрешения. Те, кто едет, собирайтесь быстрее. Мы пойдем на кухню, соберем вам еды на дорогу.
Каламуш идет к директору. С трудом уговаривает его. Вместе с ребятами директор отправляет воспитателя интерната. Каламуш бежит в правление просить лошадей. Узнав, что на поиски Коспана едут ученики старших классов, Кумар протестует.
— За жизнь ребят я буду отвечать сам, — заверяет его Каламуш.
— Нет, не ты, сопляк, а мы будем за них в ответе! — вопит Кумар, потрясая кулаками. Потом он замолкает, понимая, видимо, что это единственно возможный выход из положения. Вопросительно смотрит на Касбулата. Каламуш чувствует — сейчас могут рухнуть его планы, и бросается в атаку:
— А что плохого, если поедут ребята? Они ведь в этом году кончают школу. Кто же завтра пойдет за отарой, как не они? Хватит им лежать на печке и плевать в потолок!
Эти слова неожиданно убеждают Касбулата. Он что-то шепчет Кумару, и тот наконец дает свое «добро». Каламуш бежит на конный двор, отбирает лошадей, готовит сани. Приходят ребята, которые должны ехать на поиски. Одеты как попало. На одних легкие пальто, у других на ногах тонкие ботинки, третьи — с открытой шеей.
Подходит Зюбайда с девушками. Они несут в мешках провизию.
— Ну, что стоите как истуканы? Запрягайте коней, — приказывает Зюбайда ребятам.
— Как одеты, олухи! — кричит Каламуш. — В клуб на танцульки собрались?
— Да ничего, не замерзнем!
— Да я в любую погоду хожу в шапке без ушей!
— Не маленькие, чтоб кутаться, — обиженно бурчат ребята.
Зюбайда снимает с головы пуховую шаль, протягивает Жанузаку.
— На, укутай шею. Сказано же было, что едете не на прогулку. Идемте в общежитие, найдем там и валенки и шарфы.
Зюбайда уводит четверых парней. С нежностью следит Каламуш за ее быстрыми, энергичными движениями. Еще вчера девушка сторонилась людей, только украдкой посматривала на него, а сегодня, когда обрушилось несчастье, она смело перешагнула через этот детский стыд и делает все, что в ее силах, для спасения Коспана-ага.
Восемь человек, четверо на конях, четверо в санях, подъезжают к конторе правления. Здесь уже собрались провожающие. Среди них и Зюбайда. Прежняя робость и застенчивость аульной девушки вернулись к ней. Издали с нежностью и тревогой она посматривает на Каламуша. Каламуш сияет. Сегодня у него исключительный день. Невидимая преграда, стоявшая между ним и девушкой, рухнула. Теперь у него есть подруга, которая будет думать о нем и ждать. Он смело подходит к ней и протягивает руку.
— Не волнуйся, Зюбайдаш. Мы обязательно найдем ага.
— Будьте осторожны! Погода нешуточная! — потупив глаза, говорит девушка.
13
Ночная схватка с волками вконец измотала Коспана. Пока ему удалось убить одного из двух хищников, они успели запороть восемь овец. Одну из них он освежевал и накормил мясом Кутпана и Майлаяк.
Сейчас уже утро. А Коспан снова в пути. Снова он гонит отару на северо-запад. Снова, как земля обетованная, грезятся ему пески Кишкене-Кум. Снова пуржит. Ему уже тошно от этого зловещего однообразия.
Сегодня десять маток остались в пути. Сдают самые выносливые овцы. Некогда пышные их курдюки теперь болтаются, как тряпье. Поминутно они останавливаются и смотрят на снег перед собой в тупой безнадежности.
А вокруг простирается равнодушная бесконечная степь. Никакие мольбы, никакие страдания не разбудят ее, ничто не дрогнет в ней, даже если ты будешь умирать медленной мучительной смертью. Нет в ней ни человека,