«Оса в муравейнике», – почему-то пришло на ум.
Виктор подождал, пока Ян не скроется в дверях центра, развернул машину и двинулся на запад. До похорон оставалось около получаса.
15. Letum non omnia finit
Он все же немного опоздал к началу.
Когда Виктор подъехал к кладбищу, священник уже начал отпевание. По воздуху разносился тяжелый запах ладана. С телами погибших пришло проститься довольно много народу, и Виктору пришлось аккуратно протискиваться в толпе, выставляя перед собой венок, будто щит. Люди пропускали его молча, и ученый вспомнил, как также молчаливо и аккуратно расступалась толпа перед Яном.
«А они мертвы, – подумал Виктор. – Все мои товарищи… Зато их убийца каких-то полчаса назад преспокойно заходил в информационный центр. И привез его сюда я…»
В глазах снова защипало, не то от ветра, не то от пронзительных звуков молитвы, не то от нахлынувшей вновь ненависти к Яну, к себе, ко всей этой чертовой экспедиции.
Две старушки в черных платках тихонько перешептывались за спиной Виктора.
– В закрытых гробах хоронят, – услышал он. – Говорят, везти нечего было: звери поели.
– Да и что говорить, – поддакнула вторая. – Места гиблые. Найди, попробуй.
Виктор протиснулся еще ближе.
Четыре гроба стояли в ряд. Облака расползались дымными клочьями, пропуская сквозь прорехи медные языки солнца: они жарко облизывали полированные бока гробов. Виктору вдруг вспомнилось, как хоронили его жену – тогда гроб тоже был закрытым (разбитое лицо едва удалось собрать по кусочкам), и тучи, будто еще одна гробовая крышка, низко нависали над кладбищем. Виктор помнил, как порывистый ветер швырял ему за ворот пригоршни снежинок и подумал, что непогода больше подошла бы такому печальному мероприятию. Так было бы легче. Гораздо легче, чем слушать, как молитвы и плач вплетаются в гомон воронья, в сухой шелест осенней листвы, и поднимаются выше золоченых макушек тополей, где в прозрачной белизне вертит свои жернова рыжее солнце.
И это создавало в сознании Виктора некий специфический контраст: черный траур – на земле, золото и медь – вверху. Полосатый мир.
Священник закончил отпевание. Приглашенные на церемонию военные выступили вперед и дали три залпа в воздух. Настало время прощания с покойными.
Виктор подошел тоже, поставил венок к подножию памятника – сделали братскую могилу, с высеченной в граните эпитафией, которую Виктор перечитал дважды, но смысл все равно ускользал от его сознания. Лишь только солнечные искры плясали на медной табличке с именами. Глаза снова отяжелели слезами, и Виктор отошел, моргая и растирая пальцами щиплющие веки. От жары и духоты толпы на его лбу выступили капли пота, и Виктор махнул рукой, отгоняя назойливо вьющуюся муху. Краем глаза он заметил, как поджал губы молодой парень – родственник кого-то из погибших, и шагнул навстречу.
Он что-то сказал Виктору, но ученый не расслышал, а потому просто сказал:
– Я соболезную…
– Засунь соболезнования себе… – с ненавистью выдохнул парень и плюнул под ноги.
Виктор остановился, отстраненно глядя в побелевшее лицо юноши. Но перед глазами все еще плавали солнечные круги, и жужжала над ухом муха. Виктор отмахнулся снова.
– Подонок! – сказал тогда парень. – Что ты с ними сделал, гад?
Виктор моргнул, стряхивая оцепенение, разлепил пересохшие губы.
– Я… это был несчастный случай…
– Лжец! – выкрикнул парень. – Ты один выжил, и ни царапины на тебе нет! Как это получилось, скажи? Мерзавец!
Он замахнулся кулаком, но ударить не успел – сзади навалились мужики, скрутили парню руки.
– Ну, тихо! Тихо, тихо… – примирительно и настойчиво заговорил кто-то и крикнул в сторону:
– Водки там налейте! Не видите, человеку плохо?
Парень отбивался, но потом ослаб и повис в руках мужчин безвольной марионеткой. Его плечи затряслись от рыданий.
– Уходите пока поскорее, – посоветовал незнакомый Виктору усатый мужчина. – И не сердитесь, такое горе у человека…
– Да… я понимаю, – ошеломленно пробормотал Виктор и скользнул обратно в толпу.
Ему казалось, что все смотрят на него с болезненным любопытством, и пот снова заструился по шее.
Виктор отмахнулся от насекомого, снова усевшегося на отворот его пиджака. Но теперь увидел, что это не муха, а оса. Она взлетела над его плечом, и Виктор отшатнулся, ударил по ней ладонью наотмашь. Она спикировала вниз и упала куда-то в траву. Виктора почему-то затрясло от омерзения. Он несколько раз вытер ладонь о брюки.
Гробы опустили в могилу. Родные покойных снова заплакали, когда комья земли застучали о крышки, и этот глухой звук вызвал в памяти стук падающих камней, когда рушился Улей.
Виктор поежился. Пот теперь сполз за воротник, под рубашку, струйкой стек между лопатками. Это вызвало волну какого-то щемящего чувства, словно кто-то стоит за спиной и пристально смотрит в затылок. Но никто на Виктора не глядел. Люди начали понемногу расходиться, и Виктор тоже побрел прочь. Он подумал, что надо бы заглянуть на могилу Линды, и свернул к кладбищенским воротам, где всегда стояли бабульки с живыми цветами. Ритуальные услуги во все времена пользовались спросом – будь то похороны, рождение или свадьба.
Виктор размышлял между гвоздиками и хризантемами, когда чувство преследования появилось у него снова. Это было похоже на ледяные иголочки, покалывающие его лопатки и бегущие вверх, к затылку. В это же время знакомый женский голос произнес рядом:
– Возьмите хризантемы…
Виктор обернулся, и волна настороженности схлынула с него, как и появилась, а вместо нее пришло чувство облегчения. Потому что рядом стоял никакой не тайный преследователь, а Лиза Гутник, аспирантка из Славена.
– Добрый день, – улыбнулся ей Виктор. – Значит, хризантемы?
– Они красивые, – смущенно пояснила девушка и слегка покраснела.
– Ой, берите, молодой человек! – прошамкала старуха-продавщица, будто продавала букет на любовное свидание. А, может, ей было все равно, кому и для каких целей продавать цветы. – Смотрите, какие пушистые, где еще такие найдете!
Виктор молча расплатился и забрал букет.
– Вы тоже на похороны пришли? – спросил он у Лизы.
– Да… Об этом писали в газетах, – призналась она и вдруг пылко попросила:
– Только не думайте, что я вас преследую! Вы ведь не думаете так?
Виктор рассмеялся. Несмотря на то, что находились они в обители скорби, на душе почему-то стало светло и радостно.
– Что вы, Лиза, я вовсе так не думаю, – успокоил он девушку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});