на царство? Разве смог бы без магии удерживать его пятнадцать лет? Придворным только волю дай, живо в каменный мешок упрячут или отравят по-тихому. Нет, дорогой мой сын, без брата тебе не обойтись. Тем более, что не пройдет и пары дней, как границы наших владений резко расширятся вплоть до самых Черных гор. Все Светлоземье с его неисчерпаемыми богатствами скоро будет под нашим полным контролем. Нельзя, чтобы Пол Кан остался без присмотра. Для его, и нашего блага. Нужно будет послать Кощея за ним. Пусть мальчонка привыкает к своему новому положению.
Шама Хан глухо рассмеялся. Его смех был по обыкновению безликим.
— Хорошо, отец. Скажи, ты уверен, что тебе никто не помешает? — Тар Тарым с силой разодрал куропатку надвое и с упоением вгрызся зубами в истекающую соком половинку птицы. Даже будучи потенциальным наследником трона, приличными манерами он не обладал, и есть предпочитал исключительно руками.
— Кто посмеет мне помешать? У меня в руках самый великий колдун современности — он может всё Светлоземье по атомам разнести, если я прикажу, — было видно, что осознание своей всесильности доставляет Шама Хану ни с чем не сравнимое наслаждение.
— А Баюнов? Его же, насколько я помню, не нашли, — Тар Тарыму, в свою очередь, было приятно, как бы невзначай, испортить своей «маленькой ложкой дёгтя» большую медовую бочку папиного удовольствия. Сразу видно, что в этой семье установились исключительно «теплые и нежные» родственные отношения.
— Кощей сказал, что в школе его не было, — сынок достиг цели, папино настроение резко испортилось, — не знаю, куда и каким ветром его унесло, но третий день о нем никаких известий. Думаю, испугался и забился в какую-нибудь нору в Лихолесье или в Черных горах. Мало ли на свете тайных мест для отъявленного труса.
— Баюнов не похож на труса, — Тар Тарым решил добить отца окончательно, — может он решил предупредить правителей соседних государств. Тогда тебе будет труднее их завоевывать — они успеют приготовиться.
— К чему приготовиться? Я не собираюсь таскать свою армию по территориям Светлоземья — это излишние расходы и ненужные потери. У меня есть Кощей, пусть он со всеми разбирается. И с Баюновым, кстати, тоже.
— А если…
— Хватит, Тар, довольно! Бы да кабы… У меня может ухудшиться сон от твоих «причитаний», а я не хочу провести всю ночь, пялясь открытыми глазами в чёрный потолок! Сегодня-завтра Кощей принесет мне на блюдечке всех светлоземских правителей, и точка! И Баюнова, кстати, тоже! Иначе я раздавлю его сердце! — Шама Хан еле сдерживался от ярости. На лице Тар Тарыма скользнула еле уловимая тень злорадства. Было видно, что бесить папу подобным образом ему было бесконечно приятно.
— А где ты держишь его сердце? Оно под надежной охраной? Ведь, если ты потеряешь его, то всем твоим великим планам придет грандиозный конец.
— Не беспокойся, оно здесь, рядом с нами, в тайнике под моим троном, — заметив вспыхнувший в глазах сына алчный огонь, Шама Хан расхохотался, — успокойся Тар, сердце — мой трофей. Я его хозяин. Я, и только я, имею право отдавать ему приказы. Не расстраивайся сынок, ты мой наследник, в накладе не останешься. Может быть даже, когда-нибудь потом, я завещаю его тебе в наследство. Если, конечно, будешь себя хорошо вести.
Теперь уже у Тар Тарыма полыхал в глазах огонь злости, но выступить против отца он, как обычно, не решился. Схватив с тарелки вторую половину куропатки, он принялся с такой силой разрывать зубами мясо, что по залу разнесся громкий хруст дробящихся, как в мельнице, костей.
Василиса была зла не меньше Тар Тарыма. Какое право имеет этот моральный урод, называющий себя «повелителем Вселенной», держать у себя в дурацкой банке сердце ее отца, да еще и отдавать ему, самому могущественному волшебнику Светлоземья, унизительные и бесчеловечные приказы. Девушка еле сдерживалась, чтобы не бахнуть по Шама Хану каким-нибудь смертельным проклятием, чтобы от того даже мокрого места не осталось. Но она боялась, что в зале может быть установлена магическая защита, которая заблокирует её заклинание, в результате чего сердце она не раздобудет, а свое местонахождение выдаст с головой.
— Повелитель, мы её нашли! — в зал вбежал начальник дворцовой стражи Тара Кан, держа на вытянутых руках стеклянную банку, в которой сидела зеленая лягушка с выпученными от ужаса зелеными глазами и душераздирающе квакала. Тара Кан поставил банку на стол перед Шама Ханом и, согнувшись в три погибели, с почтением отступил в сторону.
— Привет, Василиса! — колдун весь расплылся от удовольствия, — давно не виделись. Отужинать с нами не желаешь?!
— Ква!
— Хотя, вряд ли тебе понравится стать десертом. Ха-ха-ха! Какой сегодня отличный день! Тара Кан, зови сюда главного повара, у меня для него особенный заказ, — Шама Хан весь лучился, как ребенок, которому на день рождения подарили именно то, о чем он так долго мечтал, — Интересно, как тебя лучше приготовить — в меде сварить или шоколадом нашпиговать?! Ха-ха-ха!
— Ква! — кажется даже лягушка начала понимать незавидность своего положения.
Василису захлестнула волна жалости к бедному животному, которое сейчас сожрут ни за что, ни про что, и она судорожно пыталась хоть что-то придумать, чтобы спасти несчастную лягушку от ожидающей её участи. Допустить, чтобы кто-то погиб из-за неё, девушка не могла.
В этот момент Шама Хан, которому видать надоело развлекаться попусту, встал из-за стола, подошел к трону, повернул один из металлических клыков саблезубого тигра вбок, еле слышно произнеся: «Ясйоркто мис-мис». Трон со скрипом отъехал назад. Под ним черной дырой зиял тайник, в котором колдун хранил свои самые драгоценные «игрушки». Шама Хан достал оттуда хрустальную банку, в которой билось человеческое сердце. Развернувшись, лиходей подошел к столу и водрузил на него банку.
— Кощей! Приказываю — явись!
По потолку пробежала молния, раздался хлопок и прямо на столе появилась клетка с сидящим в ней большим чёрным вороном.
— Привет, Вечник! А у нас снова гости! Дочурку твою ненаглядную наконец-то поймали. Вот, планирую её в качестве десерта употребить. Ты ж, я думаю, не против?! — Шама Хан гадко захихикал. Было заметно, как ему приятно издеваться над беззащитными.
В это мгновение в своей голове Василиса услышала голос отца: «Я тебя вижу. Ничего не бойся. Скоро Шама Хан уйдет, и ты сможешь спокойно открыть тайник, чтобы уничтожить мое сердце. И не волнуйся за лягушку, она не пострадает».
— Я, естественно, против, — прокаркал ворон, — не смей трогать мою дочь!
— А то, что?! — взвизгнул Шама Хан.
— А то! — ворон взмахнул крыльями и на месте перепуганной лягушки появилась каменная фигурка. Выражение крайнего удивления