Итак, в поход выступил военный отряд: я, Хайонвата и восемьдесят ходеносауни. Все мы сознавали, что на нас лежит обязанность продемонстрировать Тлапаллану поднявшиеся на севере силы. Мерлин с остальными римлянами и двумя сотнями Людей Длинного Дома двинулся на захват рудников, а прочие военные подразделения (численность каждого из которых соразмерялась с предполагаемыми силами противника) направилась к расположенным вдоль Дороги Рудокопов крепостям.
Я со своими людьми должен был удерживать дорогу за ближайшей к Тлапаллану крепости: преграждать путь любому военному подразделению, пытающемуся проскользнуть за линию фронта с известиями о нападении, и – если Тлапаллан все-таки получит предупреждение – убивать или захватывать в плен всех идущих на помощь воинов. Мы рассчитывали во время ночной атаки захватить все крепости прежде, чем дымовые сигналы успеют передать сообщение о нападении – ибо силы у нас были велики, и все окрестные леса кишели нашими воинами.
Перед отправлением моего отряда Мерлин отозвал меня в сторону и в знак особого расположения вручил мне небольшую шкатулку. Откинув крышку, я решил сначала, что старец шутит, ибо шкатулка была пуста.
Мерлин рассмеялся.
– Сунь в нее руку.
Последовав совету старца, я с удивлением нащупал в шкатулке тонкой выделки ткань. Я заглянул внутрь и увидел, что погрузившиеся в ткань пальцы постепенно исчезают и расплываются – словно глаза мои застилает туман. К великому своему недоумению, не мог я разглядеть и дна шкатулки, ибо оно тоже расплывалось и дрожало перед моим взором.
– Это бесценная реликвия, – пояснил Мерлин. – Мантия Артура.
И тогда я все понял. Все мы слышали о плаще, делавшем невидимым любой скрытый под ним предмет, – но до сих пор я и не предполагал, что он находится в нашем распоряжении.
– Мерлин! Ты взял с собой. – Он кивнул.
– О да. Тринадцать бесценных реликвий хранилось в моем сундуке. Не мог же я оставить их саксам!
Я улыбнулся.
– Полагаю, это не колдовство?
– Что такое колдовство? – с досадой сказал старец. – Всего лишь нечто, непонятное непосвященному. В нем не кроется никакого зла. И бояться его нечего. Мантия сия не принесет тебе вреда. Это всего лишь простой полотняный плащ, покрытый черной краской.
– Черной краской? Нет, провидец, ты шутишь. Я не вижу ничего похожего на черный цвет. Плащ бесцветен!
– Совершенно верно. Бесцветен, поскольку поглощает любой падающий на него свет, и содержащиеся в лучах цвета взаимно гасят друг друга, не оставляя в результате ничего. Потому-то никто не может увидеть ни плащ, ни спрятанный под ним предмет – как не может увидеть сам свет, проходящий сквозь воздух. Ведь совершенный и абсолютный черный цвет поглощает все составные светового луча.
Очевидно, на лице моем не отразилось понимания, ибо старец раздраженно пробормотал:
– К чему тратить слова впустую? Ты – человек войны. Я – человек мысли. Так ступай же вершить убийство.
И, напутствуемый этими словами, я взял мягкую ткань, незримую и непостижимую для меня, сунул ее под доспехи и отправился прочь.
Итак, три дня лежали мы в горах, наблюдая за закрепленным за нами участком дороги, но не видели на ней ничего, превосходящего размерами древесную мышь. Наконец наше бдение надоело нам и страшно наскучило. На утро седьмого дня дальнейшее бездействие показалось мне просто невыносимым: ведь над городом Змеи поднимался дым, и мы изнемогали от желания нанести какой-нибудь разрушительный и ощутимый удар по врагу.
Я лежал, погруженный в раздумья. Что мог сделать столь малочисленный отряд, как наш, против такого множества? К тому же нам нельзя было нарушить приказ Мерлина и Роянеков. Дорога Рудокопов должна была оставаться под охраной.
Тогда я вспомнил о Мантии, согревающей мне грудь под доспехами, и внезапно в голову мне пришел план – грандиозный и головокружительный!
Для похода на Тлапаллан нам потребуется сокрушительное, незнакомое здесь оружие, способное напугать противников своей мощью. А в подземелье под Яйцом лежали предметы, необходимые для постройки военных механизмов: скобы стрелометов и торменты. Изготовить бронзовые скобы сами мы не могли из-за смерти кузнеца и отсутствия олова (ибо до сих пор олова в сих землях мы не обнаружили).
Но; скрытый Мантией Артура, я могу проникнуть за ворота и выкрасть нужные детали, оставаясь невидимым и практически не рискуя жизнью!
Итак, оставив на посту десять римлян, я с пятью ходеносауни отправился через южные холмы. У опушки ближайшего к городу леса я накинул на себя плащ, а мои спутники спрятались. Выражение их обычно суровых и бесстрастных лиц стоило запомнить, Казалось, краснокожие воины были готовы повернуться и броситься прочь, когда услышали мой голос, раздавшийся из темноты. Но, хотя они и дрогнули – чего никогда бы не случилось с ними перед идущим в атаку врагом, – но все же сумели сохранить самообладание, и я оставил их в лесу размышлять над способностями и божественными тайнами белых людей.
После часа быстрой ходьбы я миновал внешние укрепления и вошел в открытые ворота. Правда, мне пришлось немного подождать, ибо множество людей входило в город и выходило оттуда: в это время шла подготовка полей к севу.
Надежно защищенный незримым плащом, я слонялся среди зданий, большей частью заново отстроенных, каковое обстоятельство свидетельствовало о размерах ущерба, понесенного городом в ночь нашего побега. Я пытался оценить силу города: прикидывал численность населения и мысленно отмечал наиболее уязвимые места в ограждении у хвоста Женщины-Змеи – и тут произошел случай, поставивший под угрозу срыва мое рискованное предприятие и едва не стоивший мне жизни.
Из-за угла одного строения навстречу мне вылетел краснокожий мальчуган, страшно довольный тем, что как-то подшутил над своими товарищами, которые сейчас гнались за ним. С разбегу он врезался головой мне в живот – невидимый, как и все остальное тело, – и оба мы покатились по земле.
Плащ мой задрался до колен, капюшон свалился с головы, и, не будь мальчуган сильно оглушен ударом, мне пришлось бы убить его или позволить пропасть ни за что всем своим стараниям.
Я едва успел вскочить на ноги и отступить в сторону, когда из-за угла вылетела кричащая стайка мальчишек. Они окружили своего товарища и унесли его прочь – ошеломленного и в полуобморочном состоянии.
После этого у меня исчезло желание бесцельно бродить по городу, и я направился к Яйцу. Вход в подземелье не охранялся, и скоро я вышел на улицу с тремя тяжелыми скобами под плащом: столько деталей мог я свободно унести зараз.
По возвращении к своим спутникам я почувствовал голод и съел целую миску зерен теоцентли, размоченных в холодной воде. Во время похода мы всегда питались этой пищей: она сытна, легка и будет прекрасным дополнением к продовольственному снабжению Римской Армии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});