Заблуждение это оказалось спасительным для нас, поскольку крепости, расположенные по северной границе Тлапаллана, несли ночной дозор недостаточно бдительно. Мы прошли мимо них в такой близости, что видели потухающие угли сигнального костра, возле которого не было ни души, и проскользнули в пределы диких земель чичамеков – мы, пятьдесят и пять воинов, идущих колонной по одному и производящих при этом шума не больше, чем производило бы такое же количество лисиц. И – пусть нас осталось немного! – с нами шел Мерлин, который один стоил целого войска!
К утру – после двадцатичетырехчасового перехода без еды и сна, лишь с краткими остановками – мы, почувствовав себя в относительной безопасности, стали подумывать о привале и основательном отдыхе. Но Хайонвата, неутомимый как всегда, вел нас вперед и, видя, что наш престарелый провидец не протестует, мы с легким чувством стыда продолжали идти, хотя все мышцы наши, ослабшие за время заточения, ныли и болели.
На самом рассвете наш отряд вышел к берегу небольшого озера, посреди которого находился поросший лесом остров. Здесь под руководством нашего предводителя мы построили плоты и погрузили на них все наше оружие и снаряжение.
Эти вещи мы перевезли на остров, а Хайонвата и десять его воинов возвратились в лес и провели там долгое время, уничтожая наши следы и оставляя ложные. Потом они вернулись к берегу озера и, предварительно уничтожив последние свои следы, вошли в ледяную воду – и скоро присоединились к нам, полумертвые от холода.
Но до самого наступления тьмы не смели мы развести костер. Да и потом нас обогревал лишь крохотный язычок пламени в сложенном из валунов укрытии, откуда не пробивалось ни лучика света. Причем для этого костерка были тщательно отобраны определенные породы дерева, не дающие дыма, запах которого мог бы донестись до противоположного берега. Итак, без ужина мы легли спать, а наутро обнаружили, что все оставшиеся после нас следы теперь надежно заметены: ибо на наших шалашах лежал толстый снежный покров, и снег сыпал до самого вечера.
Вслед за снегопадом ударили морозы. Все озеро замерзло, за исключением полыньи, протяженностью футов в двадцать с одной стороны озера, где, возмущая черную воду, бил ключ. Здесь прекрасно ловилась рыба. А в лесу водились зайцы и жирные птицы с пышным опереньем, которых с наступлением тьмы можно было собирать голыми руками.
Тем не менее, пищи на всех не хватало и, когда бы не счастливая встреча у самого нашего убежища с красавцем-оленем в сопровождении всей его свиты (он добрался до острова по льду, спасаясь от волков), мы были бы вынуждены искать пропитания в другом месте – возможно, рискуя жизнью.
Дважды видели мы тлапалланских разведчиков в рогатых шлемах и один раз – направляющуюся на юг группу воинов со свежими скальпами и пленными чичамеками.
Еще не кончились наши запасы пищи, а Мерлин и Хайонвата приняли решение продолжать путь – и мы двинулись дальше в глубину Чичамеки, преодолевая снежные пространства на плоских овальных лодочках, которые привязываются к каждой ноге и препятствуют увязанию в снегу. Лодочки эти, сплетенные из ивовых ветвей, почти невесомы, но научиться ходить на них стоило нам больших трудов, растянутых мышц и множества проклятий.
Зимой в связи с трудностью переходов племена редко ведут большие войны. Поэтому мы посчитали это время наиболее благоприятным для попыток установить мирные отношения.
В один прекрасный день мы встретили небольшой отряд тлапалликов, и когда он устроился на привал, расстреляли из-за деревьев всех воинов. Мы не понесли никаких потерь и освободили нескольких пленных женщин, которые тут же с проклятьями набросились на мертвые тела врагов и наверняка изуродовали бы их, не вмешайся мы. Правда, Мерлин велел нам отрезать головы убитым и взять с собой.
Эта встреча оказалась счастливой для нас, ибо освобожденные женщины были из Народа Холмов, родного племени Хайонваты, и некоторые из них помнили его мать, Тиохеро. Посему они охотно проводили нас к своим сородичам, сэкономив нам два дня пути. Подружившись с этим народом, мы стали на время частью племени и зазимовали в надежных бревенчатых строениях в деревне, окруженной прочным частоколом – пусть и не столь надежным, как тлапалланские ограждения.
Каждый день мы обучали наших друзей стрельбе из лука, и сии рослые обитатели лесов сделались искусными лучниками, что благоприятно сказалось на их занятиях охотой и повысило вероятность выживания в жестокой борьбе с Природой и многочисленными врагами, постоянно досаждавшими племени.
По мере приближения весны Мерлин становился все более замкнутым и склонным к уединению.
Старец прокоптил и сохранил головы убитых тлапалликов и теперь ночами изучал звезды, а при свете дня занимался чем-то в отведенном ему для личного пользования доме, откуда временами доносились разнообразные скверные запахи, валил удушливый дым и вылетали снопы разноцветных искр.
Мерлин часто беседовал с Хайонватой и вождем племени: знакомился с местными легендами, суевериями и страхами – и вынашивал какие-то планы.
Мы всем сердцем привязались к Народу Холмов и почувствовали на себе сначала его глубокую почтительность, а позже – приветливость и веселость, хотя с природной свирепостью, проявляющейся в бою} познакомиться еще не успели.
Однажды ранней весной мы решили, что время это сделать настало. Мужчины принялись раскрашивать тела для войны. Подростки и юноши следовали примеру взрослых, и предводители разных кланов слали из других селений в главную деревню онондагов вести о том, что народ готов к войне.
Но Мерлин воспрепятствовал этим планам, и вскоре после продолжительного тайного совещания, на которое из нас был допущен старец, из деревни вышел отряд воинов – хорошо вооруженных, но без боевой раскраски – и направился к ближайшему селению исконных врагов.
В числе онондагов находился и я с десятью вооруженными римлянами.
Через несколько дней пути мы с великими предосторожностями приблизились к самой крупной деревне Обладателей Кремня. Остановившись достаточно далеко от нее, чтобы не обнаружить свое присутствие, мы содрали кору с большой березы и смастерили из нее рупор, в длину превышающий рост человека. Затем в сумерках мы прокрались к самому краю расчищенного пространства, посреди которого лежала деревня, закрепили рупор на треноге и ждали наступления полной темноты.
Когда на поляну спустилась густая тьма, двое самых проворных среди нас юношей схватили четыре прокопченные головы тлапалликов за длинные волосы и стремительно бросились в сторону деревни. Там они швырнули через частокол эти головы, каждая из которых самым жутким образом ухмылялась сморщенными усохшими губами, и бесшумно вернулись назад.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});