Четвертый.
— Оно вам не понравится, у меня множество шрамов, полученных в сражениях, — не удержалась от яда в голосе Эверилд.
— И опять врешь. Мужчины все в один голос твердят, что ты прекрасна, — не согласился султан.
— Темный визирь с вами бы не согласился. Ну, смотрите, потом не говорите, что я вас не предупреждала, — коварно сказала Эверилд и откинула вуаль. И правда, на левой щеке у нее был шрам в виде молнии. Султан провел по шраму и нежно спросил:
— Где ты его получила?
— Не помню, при захвате какого-то корабля, — не моргнув глазом, соврала Эверилд.
— Правда? — не поверил он.
— Правда-правда! Море не щадит никого, даже такую прекрасную женщину, как я. — спокойно ответила она.
— Он очень тебе идет, делает какой-то особенной. Не врут слухи, что ты прекрасна, как дева Мария, — спокойно заметил султан.
— Рада, что вас не разочаровала.
— Ты не могла меня разочаровать. Ты прекрасна. А еще до меня дошли слухи, что ты в каком-то сражении лишилась руки, но вижу, что это ложь, — продолжал говорить султан. Эта женщина воистину его пугала и пленила одновременно. Он себя чувствовал впервые влюбившимся мальчишкой. — Цвет пламени тебе очень к лицу, он отражает твою суть, — султан взял ее руку и поцеловал. — У тебя очень холодные руки. Почему?
— От вашей любви, — сказала она с легкой насмешкой.
— Некоторые говорят — любовь холодная, а я считаю, что она состоит из пламени и пылает жарче вулкана, — и тут он резко перевёл тему: — Что ты любишь читать?
— Разное, от научной литературы до глупых романов.
— Что последнее читала?
— Шекспира, — ответила она.
— Какую работу?
— «Ромео и Джульетта».
— Хорошо, а османскую литературу читала? — загорелись глаза любопытством.
— Что-то читала, но уже не припомню. Я так тоскую по Византии, — с какой-то грустью сказала она.
— Что по ней тосковать? Она пала триста лет назад от рук османов.
— Она была прекрасна, я много о ней читала. Византийская империя просуществовала полторы тысячи лет — это немыслимо, почти на грани фантастики, даже Римская империя и то продержалась всего восемьсот лет.
— Мы станем самой долгоживущей империей, вот увидишь, — сказал он ласково и притянул ее ближе, целуя в коралловые губы. Он обнял ее, покрывая волосы и лицо поцелуями. Ее пламенные волосы завораживали, словно кричали: «Я опасна!» — Ты очень холодная, это нехорошо. Ты точно ничем не больна?
— Я страдаю малокровием, и ничем более. У меня плохое кровообращения, но я с этим давно свыклась, — спокойно пояснила вампирша.
— Но всё равно это так странно. Это какое-то редкое заболевание?
— Будь я больной, меня бы к вам не допустили, так что не стоит думать об этом, — она улыбнулась и прильнула к его губам, целуя жарко и страстно, представляя на месте султана Красного Барда.
Он притянул ее к себе, опрокинул на соседнюю половину кровати и придавил своим телом, беря верх. Он покрывал ее жадными, страстными поцелуями, а Эверилд с трудом сдерживала свое отвращение. Всё-таки она морально оказалась не готова к такому приключению, но придется терпеть и надеяться, что он не скоро возжелает ее снова или вообще забудет о ее существовании. Султан стал расстегивать золотые пуговицы на платье, Эверилд не спешила ему на помощь.
— Разденься! — повелел он голосом, полным страсти. Эверилд выскользнула и, перемахнув через султана, начала медленно раздеваться.
— Сыграйте мне, я вам станцую, — тихо попросила Эверилд. Мехмед взял скрипку и начал играть. Очень скоро он не выдержал и отбросил инструмент.
— Я хочу тебя! — глаза правителя потемнели от желания, вампирша осторожно приблизилась к султану.
Эверилд нежно поцеловала его в шею, всё ниже спускаясь по груди, оставляя засосы. Горло жгла жажда, и она, не удержавшись, погрузила клыки в шею, сделав пару глотков, слизывала кровь. «Ничего, соленая, с легкой горчинкой, истинная восточная кровь. Даже не с горчинкой, а с остротой». Она зализала ранку. Султан завалил ее на кровать и, прочитав легкую молитву Аллаху, вошел в нее, двигаясь размеренно. Эверилд стонала под его ласками, касаясь осторожно, чтобы не поломать хрупкий сосуд.
— Ты холодная, как зимняя ночь. С тобой приятно лежать в кровати в жару, — нежно прошептал он на ухо.
— А вы горячи, как южная ночь, — она плотнее прижала его к себе, не позволяя дальше двигаться.
Кровь его пришлась ей по вкусу, и она еще раз погрузила клыки в шею, вызывая дрожь по всему телу мужчины. Он кончил в этот момент, находясь на вершине блаженства. Эверилд отпустила его, снова зализав ранку, мужчина откатился в сторону, его кожа стала слегка бледной.
— Это было великолепно… — прошептал он в каком-то бреду.
Эверилд села на него сверху и припала к ранке, отсасывая яд. Он продолжил ее ласкать, и всё началось сначала.
Так они провели всю ночь, и, когда султан уснул, вампирша тихо соскользнула с мокрого от пота ложа правителя, собрала свою одежду и оделась, покинув спальню султана. Голова кружилась от жажды, несколько глотков крови раздразнили ее аппетит, и она осознала — если сегодня не поохотится, то умрет от голода.
Она прокралась в свою комнату и легла в холодную кровать, по щекам текли слезы. Эверилд чувствовала, что предала Красного Барда, позволив спустя такое короткое время дотронуться до себя чужому мужчине. Голод на время отступил, уступая место такому же безумному горю.
Она проревела всё утро; заслышав шаги за дверью, притворилась крепко спящей, не желая никого слышать. Двери осторожно приоткрылись, и в комнату проскользнула служанка.
— Госпожа, вставайте, — тихо проговорила женщина, но Эверилд никак не отреагировала. Тогда служанка оставила на столе завтрак из фруктов и шербета и вышла из комнаты, сказав кому-то: — Госпожа крепко спит. Пусть подремлет пару часов, она сегодня хорошо постаралась — султан до сих пор спит.
Дверь прикрыли, и две пары ног покинули коридор.
Эверилд зашевелилась и села на постели. Она потянулась, стерла слезы, незачем их видеть прислуге, а то пойдут сплетни.
Вампирша с тоской посмотрела на стол, там лежали тонко нарезанные яблоки, груши, киви. Три спелых персика, когда-то она безумно их любила… Любила, когда сладкий сок стекал по рукам. Однажды они с сестрой не могли поделить персик и, бегая по дому, отбирали его друг у друга, в итоге половину съела Эверилд, а вторую — сестра.
Она присела за стол и принялась за еду, жажду она не утолит, но видимость, что вампирша дико проголодалась, создать надо.
«Почему я не могу уйти вслед за тобой? — подумала Эверилд, слизывая сок персиков с рук, всё же когда-то это было безумно вкусно, а