— В здешних краях есть вещи и поудивительней, — заверил ее Конан. — И не такие безобидные.
Уже вечерело, когда на их пути встретилась стая львов. Огромные звери лениво развалились на траве, зевая и потягиваясь, поглядывая на незнакомцев своими хищными желтыми глазами, впрочем, без особого интереса. Потом животные вставали и медленно брели прочь, не из страха, конечно, а потому, что им, наверное, не понравился человеческий запах.
— Внимательно смотрите под ноги, — предостерег Конан. — Особенно сейчас, когда темнеет. — Он наклонился и поднял какую-то веточку. Она вся была усеяна зловещего вида шипами длиной не меньше шести дюймов. — Такие колючки есть везде, на деревьях, на кустарнике. Может вполне ступню проколоть.
— Да-а, суровые места, — сказал Спрингальд, — а для тех, кто здесь впервые, в особенности.
Когда сгустились сумерки, путешественники развели костры и под руководством Гомы соорудили из колючих веток нечто вроде ограды, которую проводник назвал «бома».
— Это защита ото львов? — спросил Вульфред.
— От больных или раненых. На человека только такие нападают. Человек слишком мал для взрослого здорового льва, не говоря уже о целой стае. Но те, кто не может охотиться на сильных и быстрых, не побрезгуют и человеком. И еще от гиен.
— От этих трусливых пожирателей падали? — Вульфред фыркнул. — Да им хватит и горстки камней!
— Это днем они трусливы, — возразил Гома, — а ночью у них появляется мужество. Вполне могут схватить спящего, а челюсти у них покрепче львиных, так что один укус — и можно остаться без ноги.
— Прямо сухопутная акула, — заметил Вульфред. — Что же, верю тебе на слово.
Эта ночь, как и все последующие, была полна звуков. Тьму внезапно разрывали рев хищников и крики их жертв, а люди спросонья вскакивали на ноги и хватались за оружие. Со временем, правда, к этим звукам привыкли, ведь эта опасность где-то далеко и их не касается «пока», и люди спали спокойно. К колючей боме иногда подходили слоны и с любопытством заглядывали внутрь, но вскоре они теряли интерес и шли своей дорогой.
Благодаря обилию дичи у путников не было недостатка в мясе, так что Малия скоро начала жаловаться на однообразие стола.
— Опять жареная антилопа? — воскликнула она как-то вечером. Шел десятый день пути.
— Это другая, — заверил ее Спрингальд. — У нее были волнистые рога, таких мы еще не видели.
— Одно мясо! — хныкала Малия. — Как хочется хлеба или фруктов! Даже от чечевицы я бы сейчас не отказалась.
— Неплохо бы еще вина или пива, — заметил Вульфред. — По воде хорошо плавать, но пить в таких количествах — это не для меня.
— Радуйся, что у нас ее вдоволь, — сказал Конан. — Пусть даже мутной и грязной.
Малия скорчила гримаску отвращения:
— Ни одна благородная леди не должна даже смотреть на то, что они вытворяют в воде своими копытами, а уж тем более эту воду пить.
Несмотря на такие слова, походная жизнь пошла знатной даме исключительно на пользу. Ее шаг стал легким и упругим, появилась какая-то внутренняя сила, которой не было раньше. Ни вода, ни пища не причинили вреда ее здоровью. Наоборот, она только закалилась и по вечерам, после длительного дневного перехода, выглядела даже менее усталой, чем мужчины.
Впереди возвышались горы. Вначале они выглядели всего лишь холмами, а первые несколько дней пути, казалось, ничуть их не приблизили. Потом наконец открылась их настоящая величина; они оказались гораздо выше, чем можно было предположить, вершины покрывали белоснежные шапки.
— Где мы будем подниматься? — спросил Конан у проводника.
— Ты видишь вон тот перевал?
— Вижу.
— Мы идем туда. Подъем долгий и трудный, но там есть переход через горы.
— Ничего похожего на Рога Шушту, — сказал Спрингальд, вытирая пот со лба.
— Рога видны за тем перевалом, — успокоил его Гома.
— Значит, уже совсем близко, — сказала Малия.
— Ты только что прошла всю равнину и все еще думаешь, что если видно — значит, и недалеко? — спросил Конан.
— От перевала до Рогов еще один переход, — заметил Гома. — Он более трудный.
— По пустыне? — спросил Вульфред.
— По пустыне.
Они продолжали свой путь. У самого подножия горной гряды им впервые за все путешествие повстречались люди.
Сначала, правда, путники увидели скот. Это были крупные, сильные животные с длинными рогами, окрашенные во все оттенки, какие только возможны бычьем племени. Были и пятнистые, и в крапинку. Людей вдалеке едва можно было различить, хотя солнечные лучи играли на остриях копий и вспыхивали на их продолговатых белых щитах.
— Что скажешь, Конан? — спросил Ульфило, когда пастухи их заметили и двинулись в сторону отряда.
— Они, должно быть, хорошие воины, если разводят скот в таких диких краях. Постоянная угроза хищников, да они еще, если верить Гоме, отбивают скот друг у друга, как и у меня на родине. При такой жизни любой научится держать в руках оружие.
По команде Вульфреда матросы взялись за мечи, а носильщики опустили на землю свою поклажу. Их было уже намного меньше, чем в начале пути. Некоторые поворачивали домой, когда заканчивались припасы, некоторые заболели или поранились шипами, — а такое случалось часто, — и тоже вернулись домой. Двое умерли от укуса змеи. Один ушел ночью за ограду, и с тех пор его не видели. Решили, что его съели хищники. Еще один просто свалился замертво, и никто не мог понять почему. Оставалось около сорока человек.
— Это фашода? — спросил Конан у Гомы.
— Да. Видишь, все молодые. У фашода скот пасут в основном совсем мальчики. Их охраняют молодые воины. Те, кто старше, охраняют деревни.
— Молодые всегда лезут в драку, — проворчал Конан. — Эти, надеюсь, не очень агрессивны?
— Они агрессивны, Гома? — спросил Спрингальд, теребя рукоять своего меча.
— Заранее никогда не узнаешь, — ответил проводник.
Вскоре перед ними выстроилась целая сотня молодых воинов. Их суровые лица застыли; в руках они держали копья с необычайно широкими наконечниками. Их тела покрывали замысловатые многоцветные узоры. Длинные волосы были туго стянуты на затылке, на лоб спадала челка. У них были правильные черты лица, а тела — гибкие и ловкие, как у хищников саванны, одежды на дикарях не было.
— Они очень симпатичные, — с интересом заметила Малия.
— Для дикарей, — добавил Ульфило.
— Они так все похожи, что можно подумать, будто все они братья, — заметил Спрингальд. — И черты лица, и цвет кожи, где не закрашено, телосложение одинаковое, и разница в росте самое большое лишь на пару дюймов. Это признаки близкого родства. Они, наверное, женятся только на женщинах из своего племени.