Если и не приоткрыть завесу над тайной миссии, не свершенной Лермонтовым, то хотя бы
угадать ее направление может помочь метаисторическое созерцание и размышление о полярности его
души. Такое созерцание приведет к следующему выводу: в личности и творчестве Лермонтова
различаются без особого усилия две противоположные тенденции. Первая: -- линия богоборческая,
обозначающаяся уже в детских его стихах и поверхностным наблюдателям кажущаяся
видоизменением модного байронизма. Если байронизм есть противопоставление свободной, гордой
личности окованному цепями условностей и посредственности человеческому обществу, то, конечно,
здесь налицо и байронизм. Но это -- поверхность; глубинные же, подпочвенные слои этих проявлений
в творческих путях обоих поэтов весьма различны. Бунт Байрона есть, прежде всего, бунт именно
против общества. Образы Люцифера, Каина, Манфреда суть только литературные приемы,
художественные маски. Носитель гениального поэтического дарования, Байрон как человек обладал
скромным масштабом; никакого воплощения в человечестве титанов у него в прошлом не было.
У Лермонтова же -- его бунт против общества является не первичным, а производным -- этот
бунт вовсе не так последователен, упорен и глубок, как у Байрона, он не уводит поэта ни в
добровольное изгнание, ни к очагам освободительных движений. Но зато лермонтовский Демон — не
литературный прием, не средство эпатировать аристократию или буржуазию, а попытка
художественно выразить некий глубочайший, с незапамятного времени несомый опыт души,
приобретенный ею в предсуществовании от встреч со столь грозной и могущественной иерархией, что
след этих встреч проступал из слоев глубинной памяти поэта на поверхность сознания всю его жизнь.
В противоположность Байрону Лермонтов -- мистик по существу. Не мистик-декадент поздней,
истощающейся культуры, мистицизм которого предопределен эпохой, модой, социально-
политическим бытием, а мистик, если можно так выразиться, милостью Божьей.
Лермонтов до конца своей жизни испытывал неудовлетворенность своей поэмой о Демоне..
Очевидно, если бы не смерть, он еще много раз возвращался бы к этим текстам и в итоге создал бы
произведение, в котором от известной нам поэмы осталось бы, может быть, несколько десятков строф.
Но дело в том, что Лермонтов был не только великий мистик; это был живущий всею полнотой жизни
человек и огромный -- один из величайших у нас в XIX веке -- ум. Богоборческая тенденция
проявлялась у него поэтому не только в слое мистического опыта глубинной памяти, но и в слое
сугубо интеллектуальном, и в слое повседневных действенных проявлений, в жизни. Так следует
понимать многие факты его внешней биографии -- его кутежи и бретёрство и даже, может быть, его
воинское удальство. (К двадцати пяти годам все эти метания Лермонтова кончились, утратили для
него всякий интерес и были изжиты). В интеллектуальном же плане эта бунтарская тенденция
приобрела вид холодного и горького скепсиса, вид скорбных, пессимистических раздумий чтеца
человеческих душ. Такою эта тенденция сказалась в «Герое нашего времени», в «Сашке», в «Сказке
для детей» и т. д.
Но наряду с этой тенденцией в глубине его стихов, с первых лет и до последних, тихо струится,
журча и поднимаясь порой до неповторимо дивных звучаний, вторая струя -- светлая, задушевная,
68
теплая вера. Нужно быть начисто лишенным религиозного слуха, чтобы не почувствовать всю
подлинность и глубину его переживаний, породивших лирический акафист «Я, Матерь Божия, ныне с
молитвою...», чтобы не уловить того музыкально-поэтического факта, что наиболее совершенные по
своей небывалой поэтической музыкальности строфы Лермонтова говорят именно о второй
реальности, просвечивающей сквозь зримую всеми -- «Ветка Палестины», «Русалка», изумительные
строфы о Востоке в «Споре», «Когда волнуется желтеющая нива...», «На воздушном океане...», «В
полдневный жар в долине Дагестана...», «Три пальмы», картины природы в «Мцыри», в «Демоне» и
многое другое.
Но дело в том, что Лермонтов был не «художественный гений вообще» и не только вестник, --
он был русским художественным гением и русским вестником, и в качестве таковых он не мог
удовлетвориться формулой «слова поэта суть дела его». Вся жизнь Михаила Юрьевича была, в
сущности, мучительными поисками, к чему приложить разрывающую его силу. Университет, конечно,
оказался тесен. Военная эпопея Кавказа увлекла было его своей романтической стороной, обогатила
массой впечатлений, но после «Валерика» не приходится сомневаться, что и военная деятельность
была осознана им как нечто, в корне чуждое тому, что он должен был совершить в жизни. Но что же?
Если бы не разразилась пятигорская катастрофа, со временем русское общество оказалось бы зрителем
такого -- непредставимого для нас и неповторимого ни для кого -- жизненного пути, который привел
бы Лермонтова-старца к вершинам, где этика, религия и искусство сливаются в одно, где все
блуждания и падения прошлого преодолены, осмыслены и послужили к обогащению духа и где
мудрость, прозорливость и просветленное величие таковы, что все человечество взирает на этих
владык горных вершин культуры с благоговением, любовью и с трепетом радости.
Смерть Лермонтова не вызвала в исторической Европе, конечно, ни единого отклика. Но когда
прозвучал выстрел у подножия Машука, не могло не содрогнуться творящее сердце не только
Российской, но и Западных метакультур. Значительную часть ответственности за свою гибель
Лермонтов несет сам. Я не знаю, через какие чистилища прошел в посмертии великий дух, развязывая
узлы своей кармы. Но я знаю, что теперь он -- одна из ярчайших звезд в Синклите России, что он
невидимо проходит между нами и сквозь нас, творит над нами и в нас, и объем и величие этого
творчества непредставимы ни в каких наших предугадываниях. "Новые, космические стихи
А.Пушкина и М.Лермонтова приведены в ряде Альманахов, издаваемых Т.П.Потаповой (2).
А,С.Пушкин (1799-1837)
М.Ю.Лермонтов (1814-1841)
Приводим фрагменты из "Откровений Творца", Диктовки "Первая страница Новой истории
человечества" от 03.03.14 , указанные Творцом:
69
п.14. Мир, который Гипербореям суждено выстроить, ещё далёк от совершенства, но Любовь и
Единение в Духе являются теми Маяками в Вечности, которые должны показать путь к внутреннему
совершенству, путь к Богу, и не просто показать, а дать людям (“маленькому” человеку) пройти этот
путь в условиях Единения в Духе, а значит, дать возможность творить Пространство Любви!
п.15. Для сотворения Пространства Божественной монархии Гипербореи должны сотворить Единое
общее Пространство Духа, а это возможно только в том случае, если среди них произошло Единение в
Духе, ибо если этого нет, то и нет первой страницы Новой истории человечества. Творение Новой
истории “маленького” человека заставит вас быть открытыми и чистыми перед Богом, ибо это
основное условие СоТворчества людей с Богом, и только такое СоТворчество способно решить с
Моей Помощью и даже без Неё все проблемы Плотного плана, существующие по вине команды
Люцифера!
п.16. Первая страница Новой истории человечества ещё не “здание” Нового Пространства, но она
является залогом того, что для людей открываются возможности, причём очень реальные,
СоТворчества людей с Богом, и это очень необычно, поскольку за многотысячелетнюю историю
Планеты и всех цивилизаций условия для СоТворчества людей, а точнее, Гипербореев с Богом были
созданы или сотворены не Богом, а самими Гипербореями, сумевшими подняться до уровня
совершенства Богов!
п.17. Постарайтесь понять, что открываемая вами сегодня страница Новой истории человечества
ЕСМЬ не просто осознанная необходимость, а ЕСМЬ результат вашего совершенствования и Веры,
ибо без внутреннего совершенства Бога, а значит, без Веры и, конечно, без Любви, Новый Мир не
выстроить, поэтому Божественная монархия, которая в этот миг, в это историческое мгновение
начинает проявляться и наполняться Высокими технологиями Небес, ЕСМЬ ваш и только ваш
промысел людей-Богов! Только при этом условии внутреннего совершенства возможно достижение