Воятского, командиров самоходок унтер-офицеров Штробеля, Ктонцеля и Рабе, а также фельдфебеля Зайлера от саперов.
– Невдалеке от нас противник нашел способ переправиться через реку, а мы нет, – заявил я. – Если в ближайшее время нам не удастся преодолеть это проклятое препятствие, то иваны нас окружат. Отсюда вывод – мы должны проехать по мосту, причем немедленно.
– Мы не сидели без дела, господин лейтенант, – откликнулся сапер. – За это время нам удалось возвести стойки усиления из найденных у реки брусьев. Кроме того, были задействованы перила, а также часть настила. В некоторых местах, правда, появились дыры, сквозь которые просматривается вода, но опасаться не стоит – грузоподъемность моста значительно увеличилась. Однако пешим солдатам следует соблюдать осторожность.
– Какова же сейчас грузоподъемность? Десять тонн? Уверен, что не двадцать. Разве это решает задачу?
– Что можно сказать? – проговорил фельдфебель Зайлер. – Обычно при строительстве подобных мостов по грузоподъемности закладываются значительные резервы, а кроме того, мы можем применить одну хитрость – максимально облегчить самоходки.
– Другими словами, у нас появился шанс! – воскликнул я. – Не будем терять времени! Унтер-офицер Кюнцель! Ваша самоходка пойдет первой! С нее надлежит снять все, что не прибито и не приварено. Остальным двум машинам обеспечить огневое прикрытие! Русские могут появиться в любой момент!
Уже через десять минут с самоходки было снято все, что можно, и единственным «подвижным предметом» остался только водитель унтер-офицер Хеллер. Я не случайно выбрал его «Хорниссе» – Хеллер считался лучшим водителем во всем дивизионе.
– Одни боеприпасы весят около тонны, – заметил унтер-офицер Кюнцель. – Похоже, что нам удалось облегчить самоходку как минимум на две тонны.
Вместо ответа, я дал команду на начало эксперимента. Хеллер тронулся с места и медленно подъехал к мосту. Гусеницы самоходки коснулись дырявого настила, затем над ним проехали передние опорные катки. Потом вторые. Хеллер плавно вел свою многотонную машину со скоростью улитки. Вот по мосту прошли пятые, шестые и, наконец, восьмые опорные катки. Он начал вибрировать и слегка покачиваться, а его деревянный каркас трещать и в некоторых местах трескаться. Все затаили дыхание.
Между тем «Хорниссе» достигла середины моста, который стал раскачиваться все более угрожающе. Послышался треск.
«Не пройдет!» – подумал я.
Однако Хеллер упорно вел машину дальше.
«У парня, должно быть, стальные нервы», – билась мысль в моей голове.
Стоял жуткий треск, мост трясся и буквально стонал. Любой нормальный человек в такой ситуации повернул бы назад, но только не унтер-офицер Хеллер. Он не увеличил скорость даже тогда, когда первый каток уже был на твердой земле, и дал газу, только убедившись в том, что мост остался позади. После съезда с переправы на последних пятидесяти метрах, отделявших машину от верха косогора, она с ревом понеслась, а затем остановилась как вкопанная и закачалась, словно кланяясь зрителям.
Нашему ликованию не было конца – все смеялись, кричали, пританцовывали и похлопывали друг друга по плечу.
– Успокойтесь! Вы с ума сошли? – прорычал я, с трудом сдерживая радость. – Теперь вам следует пошевелиться! Нужно переправить на ту сторону боеприпасы и багаж. Мы начнем разгружать следующую «Хорниссе» только тогда, когда первая будет полностью боеготова.
Успешная переправа тяжелой боевой машины воодушевила солдат, и всех охватила лихорадочная деятельность. Я тоже взял снаряд, весивший не менее тридцати килограммов, и, балансируя над прорехами в настиле моста, отправился на другой берег. Вскоре все было уложено по своим местам. Теперь пришла очередь разгружать «Хорниссе» Штробеля, водитель которой попросил Хеллера занять его место.
– Такого испытания мои нервы просто не выдержат! – честно признался он.
Между тем саперы не сидели сложа руки. Они поправили поврежденные и усилили выявленные слабые места. Теперь можно было начинать переправлять вторую самоходку. И на этот раз все прошло удачно, хотя поломок появилось гораздо больше. Мост стонал и трещал настолько угрожающе, что нервы не выдержали даже у Хеллера, непроизвольно увеличившего скорость движения. В результате съезд с моста оказался сильно поврежденным. Но это не имело большого значения – ведь в целом все прошло благополучно. Однако пока все шумно выражали свою радость, фельдфебель саперов наклонился ко мне и тихо прошептал:
– В результате большой перегрузки несущие конструкции моста слишком сильно ослабли, и по идее их надо заново перебрать. Однако у нас нет необходимого материала. О переправе третьей машины не может быть и речи!
Я кивнул, показывая, что все понял, и долго смотрел на мост. Точнее, на то, что от него осталось. Меня одолевали мысли о том, что делать дальше. Нельзя же было удовлетвориться переправой только двух самоходок.
– Вы, конечно, правы, – ответил я саперу. – Произошло то, чего бы не хотелось, – поломалось слишком многое.
С этими словами я подозвал к себе всех трех водителей и сказал:
– Послушайте меня внимательно. Не буду от вас ничего скрывать. Мост окончательно пришел в негодность, и фельдфебель Зайлер считает, что на успешную переправу третьей машины шансов у нас нет. Поэтому самоходку Рабе придется взорвать. А если так, что нам мешает все же попробовать? Конечно, для водителя это большой риск, и он может заплатить за нашу дерзость жизнью. При таких обстоятельствах приказывать я не могу. Нужен доброволец. Подчеркиваю еще раз, поездку может совершить только тот водитель, который отважится на нее совершенно добровольно. Никто не осудит вас за отказ. Выбор за вами.
Все три водителя сначала смущенно посмотрели друг на друга, а затем на меня. Потом Хеллер закашлялся и произнес:
– Честное слово, я больше не могу. В последний раз у меня совсем сдали нервы.
Тут обычно тихий ефрейтор Хонер поднял голову и заявил:
– Я готов. Тем более что это моя самоходка. И вообще, мне не нравится ходить пешком, – мрачно пошутил он, и в кругу стоявших рядом боевых товарищей послышался одобрительный шепот.
Мы занялись облегчением «Хорниссе», перенося из нее на другой берег все, что было возможно. Саперы тоже не теряли времени, делая все от них зависящее, укрепляя мост обломками брусьев.
– Большего мы сделать не в состоянии, – заявил Зайлер, последним выйдя на берег.
На восточном берегу реки у въезда на мост теперь одиноко стояла лишь третья самоходка. Хонер взобрался через люк на водительское место, запустил мотор, машина тронулась, и испытание на мужество началось. С самого начала движение «Хорниссе» сопровождалось ужасным треском и скрежетом. Дело заключалось в том, что саперы из-за нехватки материала использовали для латания сильно пострадавшей последней части моста все более-менее пригодные брусья из настила при въезде на переправу, а это, естественно, весьма плохо сказалось на начальном этапе переезда.
Несущие части со звуком похожим на выстрелы ломались и