сидеть, ну ты не в курсе, Димочка, ты на нее не садился. Честь не блюдешь, все отблюдовал давно уже.
— Так, все, я пошла, — закатывая глаза, небрежно бросает Алиса.
— Да стой ты, — хватаю ее за руку. — Давай все же вызовем тебе такси. Мне так будет спокойнее.
— Зачем такси, я сам отвезу, — встревает Дима, ловко накидывая на себя шорты. — Как раз жару в машине с кондером пережду. И тебе не надо с незнакомым мужиком трястись, — наверное, час назад я бы дико этому воспротивилась, но сейчас, понимая, что ничего ему не перепадет, я даже испытываю некий прилив радости. Пусть отвозит. Получи фашист гранату — это тебе за лес.
— Да, Алис, пусть Дима отвезет, так будет лучше. И на обратном пути купи мне, пожалуйста, где-нибудь замороженный сок, — перевожу взгляд на натягивающего футболку Диму.
— Хорошо. Пойдем, — как ни странно спокойно отвечает он, перехватывая у Алисы большую пляжную сумку.
Как только я проводила взглядом Потапову с Димой, натянула солнцезащитные очки, взяла книжку и плюхнулась на живот, лицом к… сосискам. Да, я не собиралась читать книгу, открыла для вида, и очки собственно надела только для того, чтобы смотреть и не палиться. Десятиминутного созерцания этих голодных баб, мне хватило, чтобы отложить книгу в сторону и захотеть спать. Есть, кстати, тоже захотелось, и отнюдь не яблоко с сухарем, ранее предложенные Алисой, а сосиски, мать их. Да и от курицы не отказалась бы…
* * *
— Ну хватит дрыхнуть, я и так понял, что ты не притворяешься, — резко приподнимаюсь на локтях, краем сознания понимая чей голос слышу рядом. Хорошо я, блин, поспала, что оказалась на спине, да еще и перевернута в другую сторону. Это как можно было так вырубиться прилюдно?! А что если со мной что-нибудь сделали? — Ты сейчас думаешь о том, что, когда ты задрыхла, тебя могли ткнуть ВИЧ инфицированной иглой, потереться твердым шанкром о разные части тела, вколоть какую-нибудь дрянь? Выдохни, я за тобой следил. Никто не покушался на твое стерильное тело.
— Вам не надоело? — приподнимаю голову, фиксируя взгляд на лице Алмазова.
— Что именно?
— Ничего. Не стойте, пожалуйста, надо мной, от вас жар идет. И спасибо, что разбудили и бдили. Искренне вам благодарна.
— Пожалуйста, — небрежно бросает Алмазов и, как ни странно, идет в сторону своего пледа. Хотела легкости и беспечности — получай и засыпай на общественном пляже, дура. Хорошо хоть в теньке.
Оглядываюсь по сторонам, замечая, что людей стало значительно больше. И шумно. Очень шумно. Это ж какими надо быть тупицами, чтобы приводить детей в такую жару? Перевожу взгляд на мобильник и мысленно офигеваю. Проспала ровно час.
— Полька, сосиску хочешь? — поднимаю голову на возвышающегося надо мной улыбающегося Алмазова, у которого в обеих руках два длинных алюминиевых блюда.
— А вы как думаете?
— Думаю, что хочешь. Хочешь, но не признаешься, — ставит на песок два блюда и садится рядом со мной на мой плед.
— Не хочу, спасибо. Вы бы лучше бездомных животных накормили, а не всяких незнакомых девушек. У них есть голос, руки и ноги, чтобы заработать и купить себе самим еду.
— И сиськи.
— Что? — поворачиваюсь к Алмазову, взгляд которого определенно прикован к моей груди.
— И сиськи. Я говорю, сиськи у них есть, — отворачивается и цепляет с блюда сосиску с аппетитной корочкой. — Кстати, ты ревнуешь что ли? Что-то быстро, чую подвох.
— Причем тут ревность?
— При том, что тебе не должно быть никакого дела до того, кого я кормлю. Хочу голубя, хочу бабу, хочу бомжа пропитого.
— Мне жаль, что вы хотите голубя, бомжа и бабу. Зоофил и бисексуал.
— Ты договоришься, Полина, я тебя в миг опущу словесно на землю. Хочешь?
— Я от вас ничего не хочу.
— Заметно. Так пялилась, бедняжка, в мою сторону, что аж косоглазие должна уже за сегодня заработать. Ешь сосиски. Для тебя я принес особые, — на мое счастье быстро переводит тему.
— Особые это как?
— С чесноком.
— О, так это меняет дело.
— Вот и я говорю — ешь давай. Чтобы не только от меня воняло, а от нас двоих. Это элитные сосиски, там почти все мясо. Да и хорош выпендриваться, по глазам вижу — хочешь. Будешь долго думать, я тебе эту сосиску своими руками в рот засуну.
— Совать сосиски вы будете бабам, голубям и бомжам. Ясно? — зло бросаю я. Хватаю салфетку, тянусь за сосиской и не раздумывая откусываю кусочек. Хотела бы сказать, что невкусно, антисанитарно и прочее. Но — чертовски вкусно. А может все дело в том, что я голодная.
— Огурчиком закусывай. Я их дома мыл, не бойся. Где, кстати, твой друг по сексу?
— Повез подружку домой, — не раздумывая отвечаю я, хватая уже вторую сосиску.
— Ясно, — перевожу взгляд на Алмазова, который снова смотрит на мою грудь. — Я был уверен, что на тебе вместо купальника будет какой-то скафандр. Обязательно с карманчиками, в которых будет куча антисептиков.
— Почему скафандр? — интересуюсь я, не сдерживая улыбки. — Есть, между прочим, купальники с кармашками.
— Купальник, тем более раздельный — это совершенно не вяжется с тобой.
— То есть я вас удивила?
— В самое сердце.
— Извините за то, что я вас обозвала… собакой женского пола, — после минутной паузы, в которой каждый из нас что-то ел, я наконец-таки нахожу в себе силы извиниться. — Это было бестактно, эмоционально и… в общем, так нельзя. Извините. И за ногти тоже, — взгляд тут же падает на его плечи и шею.
— Извиняю. Можешь обзываться. Иногда.
— Не думаю, что это уместно.
— Уместно, неуместно. Мы не в школе, Полина. Не хочешь черешни, арбуза, дыни? — указывает глазами на нарезанные фрукты, от чего у меня невольно вырывается смешок.
— Нет, с черешней я завязала. Меня знаете ли от вашей слегка пучило.
— Меня тоже. Еле до дома доехал.
И тут я реально давлюсь сосиской.
— Ты чего?
— Не туда попало, — хрипло произношу я, немного откашлявшись.