панам, начальству своему, наравне с другими подданными. Если же окажутся
непослушные, то на таких землевладельцы Киевского воеводства немедленно
вооружаются и настоящее свое постановление приведут в действие. А чтобы гасить
огонь в искрах (сказано далее) и не дать ему запылать пламенем, все державцы и паны
обязаны хватать каждого, кто бы кликнул клич для сбора народа, и без всякого
милосердия карать смертью. Кто же из державцев или панов стал бы смотреть сквозь
пальцы на сбор таких куп в своих поместьях, а пожалуй, и сам стал собирать в купы
разных буянов, такой будет позван в трибунал, наказан смертью, а еслибы не явился
для оправдания, то—лишением чести. Даже и за доставку на Низ съестиых и других
припасов шляхтич будет наказан смертью по рассмотрении улик, а простолюдинъ—
пепременно тотчас же.
В заключение акта Ольшанской козацкой коммиссии сказано: „Монастырь
Трахтомировский, яко иедавио пожалованный козакам от короля и Речи Посполитой,
остается при них,—впрочем не для чего либо другого, как для того, чтоб он был
убежищем старим, больным, раненым для проживанья до смерти; собирать .же и
сзывать в купы, как где либо, так и там, воспрещается. В противном случае, это
пожалованье будет пми утрачено".
Козаки смиренно согласились на все, чего коммиссия от них потребовала, и
обещали подчиниться повой регуляции Запорожского Войска, но выговорили себе
право—обратиться па ближайшем сейме и королю и Речи Посполитой с просьбою о
трех пунктах: 1) о том, в котором сказано, что нынешние козаки и их потомки не
должны ничего такого делать, что причиняло бы кому-нибудь убыток, обиду или
притеснение; 2) о том, по которому не должны они вторгаться во владения „турецкого
императора", и без воли и нове-
120
.
ления короля и Речи Посполитой, и 8) о том, по которому ЧИСЛО запорожских
Козаков ограничено только тысячью человек.
Козаки знали, что королю без них не обойтись; знали, что совладать с ними панам
теперь уже очень трудно, и выжидали благоприятных для своего промысла событий.
Действительно, не прошло году, как то самое правительство, которое повелевало
козакам переписаться в одну тысячу, призвало их к оружию в произвольном числе. Для
поддержки королевича Владислава в его Московском походе, знаменитый морскими
набегами Петр Конашевич Сагайдачний привел к Можайску, под именем Запорожского
Войска, 20,000 добычников. Распуская во все стороны „загоны" свои, козацкая орда от
самой границы проложила к центру Московского Царства широкую полосу, подобную
тем пустынным пространствам родной Подолии, Червонной Руси и Волыни, которые
назывались „татарскими шляхами". Взятые „взятьемъ" города, поплененные воеводы,
повыжжепные села говорили красноречиво, какая губительная сила выросла вновь из
тех наездников, которые, тому назад двадцать два года, были обезоружены погромом за
Сулою. Эти 20,000 полукочевых воинов были тесно связаны между собой добычным
промыслом, и не хотели знать интересов быта оседлого. Ремеслами и хлебопашеством
они тяготились, „крамарство" презирали; ни к какой правильной и последовательной
работе способны не были. Им приходилась по душе одна рискованная жизнь, которой
отраду составляла добыча, а поэзию разбойно-рыцарская слава.
Сословие землевладельцев стояло в несогласном противоречии с этим обществом
чужеядников, и дальновидные люди уже в акте Ольшанской коммиссии выразили
необходимость „гасить огонь в искрах, чтоб не дать ему запылать пламенемъ". Но
большинство шляхетчини, удручаемое нравом сильного, пришло к печальному
убеждению, что Польша стоит неурядицею (Polska bezrz№dem stoi). Даже в сеймовых
собраниях проповедывалась мысль: что уничтожить Козаков было бы, во-первых,
бесчестно,—во вторых, бесполезно,—в третьих, невозможно, ii королевское
правительство, в пропозиции на сейм 1618 года, находило это предприятие „делом
труднымъ". Тем не менее, однакож, оно твердило о необходимости обуздать козацкое
своевольство, и вопияло к сейму и к малорусским панам, чтоб они „единодушно
согласились гасить этот страшный огонь".
Здесь разносоставная Польская нация, при всем своем превосходстве в
культурности, не выдерживает сравнения с простоватой
.
121
Московией по отношению к государственности, обеспечивающей политическую
независимость народа. Вместо решительных мер, какими царское правительство клало
предел разбоям своих ’косолаповцев и воров смутного времени, представители
польско-русской республики для обуздания воскреснувших Наливаицев, прибегнули к
полумерам. В 1619 году, по примеру Ольшанской, собралась новая козацкая коммиссия
над речкою Раставицею (ниже Даволочи). В виду этой вооруженной, как и прежняя,
коммиссии, на речке Узени (за Белою Церквою) стояли, по выражению акта,
„запорожские войска*. Обе стороны молча грозили друг другу боем, но с обеих сторон
решение спорного дела боевою силою представлялось великим риском, и оно снова
было решено только на бумаге.
„За прошлый год (говорили королевские коммиссары козацким уполномоченным)
козаки, согласно Ольшанскому постановлению, получили 10,000 злотых и 700 поставов
каразии; и за нынешний год отдали мы им такую же сумму деньгами да сукном; потом
уже будут они получать не сукном, а наличными деньгами по 40.000 злотых ежегодно в
Киеве на св. Илью русскаго*.
В благодарность за это, коммиссары требовали, чтобы козаки дали рыцарское слово
и присягнули, что не только те, которые получают жалованье, не будут беспокоить
турецкого императора* своими набегами, но и других, в случае оказались бы такие
своевольники, всячески будут от того удерживать, а тех, которые недавно, в
противность запрещению, ходили на море, покарают. Вместе с тем козаки должны
были уничтожить морские челны, которых часть (сказано в акте) уже уничтожена,—
дабы своевольным не было искушения; оставят лишь необходимые для перевоза на
Днепре, но будут содержать при них надежную сторожу, чтобы своевольные не
выкрадались на этих челнах в море.
Далее, коммиссары требовали, чтоб от Козаков не было больше никаких
неприятностей людям в королевских, духовных и панских имениях. Для этого из
козацкого реестра должны быть выписаны прочь все ремесленники, шинкари, войты,
бурмистры, торговцы, резники, вообще все занимающиеся каким-либо ремеслом, и
иные праздношатающиеся люди, которые до пяти лет назывались козаками. „Ибо мы
(говорили составлявшие коммиссию землевладельцы) ни под каким видом не согласны
на такое огромное число Козаков, какое ныне оказалось*. Эти выписанные
долженствовали подчиняться старостам, державцам, их наместникам и другим па-
16
122
.
нам, кто под кем живет, не отзываясь к войсковому суду, а „паны-молодцы “
вступаться за них не должны.
Всего же больше настаивали коммиссары на том, чтобы „паны молодцы
запорожцы* или вовсе не жили в имениях земских, духовных, светских, дедичных, или
же, если будут иметь в пих дома и оседлость, то чтобы оказывали послушание
дедичным панам, под которыми будут иметь свои маетности, чтобы из подданства не
выламывались и к иным „присудимъ* не отказывались.
Крайним сроком, к которому козаки были обязаны привести в исполнение свои
обещания, назначался св. Илья русский 1620 года. К этому сроку все те, которые не
хотят под кем-нибудь жить и быть своему пану подданными, должны были удалиться
из его имения и жить где угодно. Те же, которые будут проживать в украинных
королевских городах, должны оказывать всяческое почтение своим старостам и в
случае надобности, „яко па Украине*, действовать против неприятелей св. Креста, под
предводительством панов-старост, или их наместников.
В заключение, коммиссары требовали, чтобы козаки, согласно Ольшанскому
постановлению, приняли себе „старшаго* из руки коронного гетмана, по образцу того,
как при короле Стефане Ватории был старшим Орышевский.
Козаки, как и в прошлом году, подчинились королевской воле, и благодарили за
назначение им жалованья, но не могли определить немедленно свое число, так как брак
и выпись ремесленни ков, торговцев, шинкарей и тому подобных людей потребует
пемало времени. „Это надобно делать по городам (изъясняли письменно их
уполномоченные): таких людей, ие принадлежащих к рыцарским занятиям, каковы эти
шинкари, кравцы, торговцы и всякие ре' месленники, кафанники, балакезы, рыбалтн, *)