11
— А потом он попытался накормить Вету сырой оленьей печенью! Для того, чтобы лучше росла чешуя! Ты понимаешь? Чешуя!!
— Это довольно полезно, — отметила Фло, отчего Ирейн основательно опешила и примолкла. — А ты пей, пей успокоительный чай, а то вроде как и выспалась, и ночку развесёлую провела, а все равно истеришь, как не в себя.
— Полезно?..
— Чешуя у драконов — показатель общего здоровья, — зевнула женщина, переплетая пучки трав. — В том числе магического. А твоя девочка, как ни крути — будущая колдунья, потому я тоже иногда давала ей понемногу мясо дичи. Это полезно для магии, меня тоже так когда-то кормили. Что смотришь? Серенький дракончик, он не дурак, совсем-совсем.
— Вета таки колдунья? — спросила Ирейн тихо. — Ты уверена?
— Абсолютно, — пожала плечами Фло. — В тебя, в общем-то. Было бы странно, не передайся ей дар.
— Но ведь мой запечатан! — воскликнула трактирщица почти с отчаянием. Она помнила ритуал — и дикую боль, с которой непослушная магия засыпала, уходила, вгрызаясь, словно дикий зверь, не желая оставлять в покое. Ирейн отчаянно надеялась, что Иветте не придётся проходить через подобное, и на тебе!
— Дура ты, — сказала Фло спокойно — Как есть идиотка. Думаешь, отвели тебя к какому-то колдунишке, он чего-то куда-то потыкал, и ты перестала быть той, кем родилась? Чтобы отказаться от магии, знаешь ли, нужно больше, чем «Я выполню вашу волю, драгоценные мама и папа». Чтобы отречься полноценно от магии и доли, нужно полностью осознавать, что делаешь — а тебе до ясного разума ещё грести кучу лет в мутной водице. А уж родители твои, вот кому руки бы поотрывала под корень...
— Не говори так, — попросила Ирейн устало. — Я сама этого хотела. У мамы больше не могло быть детей, я должна была унаследовать трактир, а не шляться по всяким непонятным магическим академиям. Каждому своё!
— Долг, не долг... Конечно, какой-то трактир всяко важнее Предназначения. Даже сказать нечего!
— Это наше наследие!.. — почти крикнула Ирейн и умолкла, чувствуя нехилое противоречие в собственных словах и действиях. Ох, как же она запуталась! Впору саму себя завязать в морской узел — право, была б змеёй, так бы и сделала. Странноватое зрелище, зато всем сразу ясно, что тут тяжёлый случай, и лезть не надо. Удобно, наверное...
— Наследие — это ты про деревянную коробку с комнатами? — скепсис в голосе женщины можно было жрать ложками. — Это, конечно, да, такая важная штука, достойная великих жертв — даже смешно! Слушай, девочка: магия выбрала тебя, и не просто так, а для полётов, превращений, перемен, волшебных королевств и любви. Твоя судьба вплетена в паутину вместе с долей одного из драконов. А отречься полностью от власти магии мира над собой... Можно, конечно — чтобы потом существовать без шанса на любовь и свободу, в деревянных стенах, которые для тебя и так темница — будем честны. Но без колдовства в сердце стены сомкнутся окончательно, и не останется ни малейшего смысла — просто существование. Хочешь такого, правда?
Ирейн вздохнула и только покачала головой.
— Я от столького отказалась ради этого трактира, — сказала она тихо, — стольким пожертвовала, что терять его для меня — как ножом по сердцу.
— А от прошлого отказываться всегда тяжело. Перемены, к добру они или к худу, пугают, заставляют сопротивляться природе и себе. Многие на словах хотят любви и чудес, но не готовы ничего делать для этого, сидя в деревянной коробке из четырёх стен, добровольно заточённые, как пустоголовые принцессы из старых историй. Но у нас-то здесь другая сказка!
Ирейн призадумалась так и эдак, а после спросила:
— Фло, а расскажешь мне ту свою сказочку — про лебедя, где гули-гули. А то я слышала отрывки, но ни разу не заставала её полностью.
— Гуи-гуи! — поддержала Вета.
Косые глаза Фло ещё больше потемнели, и в них отразилось столько всего — не сосчитать.
— Хочешь приобщиться к старинным сказкам? Они, как на подбор, глупы.
— Я потерплю.
— Ну, как знаешь... Дело было вскоре после Исхода, когда Мора, богиня тьмы и ключей, ещё заглядывала в этот мир и навещала круг старейших Жриц, Ей поклонявшихся. В семье одной из них родилась девочка — такая безобразная, что никто не отказывал себе в удовольствии посмеяться над ней. И девочка все больше озлоблялась, да уж, если честно, — мерзкая и всех ненавидящая была девица.
— Гуи-гуи!
— Да, гули-гули... И вот однажды юноша, в которого она была влюблена, встретил её в лесу со своими приятелями и поступил жестоко — они ранили ей тело и душу. Девочка выжила, но ненависти в её сердце стало не исчерпать даже самой большой ложкой. И тогда она взмолилась Богине. И Мора явилась в обличье старой ведьмы, выслушала полные слепой ненависти речи и решила исполнить желание, тем самым преподать глупой девице урок. Гули-гули!
— Гуи-гуи!
Ирейн молчала, чувствуя ком в горле. А что тут, спрашивается, скажешь? Даже слова утешения уместны не будут — сказочка ведь, да-да...
— И ведьма сказала девочке: я исполню все твои желания, ты станешь прекраснее всех на свете, но взамен съем твое сердце. А вместо него вставлю сотканное мной из тысяч слёз, связанное сотней нитей, изукрашенное нетающим инеем. И глаза твои станут чисто озёра, ловушкою для любого, кто в них поглядит — король или принц, и будешь ты, ударившись оземь, летать лебедем... Гули-гули... и есть чужие сердца.
— Гуи-гуи!
— И девочка стала такой красавицей, какую и в сказке не всякой опишешь: прекрасные очи в пол-лица, золотые волосы до земли, колдовской силы немеряно. Одна беда, одно условие — есть любое сердце, которое её красу полюбит, иначе — снова быть той самой, уродливой и гонимой, и ничьи глаза на неё с теплом не поглядят. Но она согласилась — и столетиями девушка была счастлива да прекрасна, летала белоснежным лебедем, становилась героиней добрых сказок и безжалостно сжирала чужие сердца. А потом...