не вчера родились, детка. Мне так показалось, что он уезжает наподольше.
Брайди махнула сигаретой на Джинти.
– Ай, не слушай ее. Не опускайся до ее уровня. Мы только хотим сказать, что у нас у всех есть мужики и у нас у всех проблемы с мужиками.
Женщины сочувственно выпускали облачка дыма в воздух.
– Как ты будешь кормиться, если он не вернется?
Мысли о деньгах не выходили у нее из головы, заботы грызли ее сердце.
– Не знаю.
Женщины переглянулись. Первой заговорила Брайди.
– Тебе нужно будет просить дотации. В понедельник утром сходи в контору. Скажи им, тебе нужно пособие по инвалидности, иначе тебе каждый четверг придется ходить за пособием по безработице.
– А меня они признают инвалидом?
– Не беспокойся, детка. Они раз только посмотрят на твой адрес – им больше и не нужно ничего. Ты только оглядись. – Брайди махнула рукой в сторону пустой улицы. – Тут вряд ли появятся новые рабочие места. Инвалидность – это наш единственный клуб, а по понедельникам у нас клубный день.
Агнес снова подняла кружку с водкой, уставилась на тусклые облачка в ней. В чай, вероятно, добавили много молока.
Брайди с улыбкой наполнила ее кружку до краев.
– Я сразу заприметила, что тебя хлебом не корми – выпить дай. – Она сделала затяжку. – Как тока тебя увидела, так сразу и поняла. Они все решили, что ты такая зазнайка, вся в блестки разодета, этакая городская куколка. Но я-то тебя сразу просекла. Я огорчение за милю чую, а то, что ты выпить не дура, у тебя на лице написано.
Женщины закивали и закаркали, как стая ворон. Агнес замерла с кружкой у рта.
– Ты пьешь что ни попадя и все подряд? – спросила Брайди.
– Что-что? – сказала Агнес, опуская кружку.
– У тебя это сильно серьезная проблема? – уточнила Брайди.
– У меня нет никаких проблем.
– Послушай, детка. Ты стоишь здесь, пьешь водку на улице. У тебя не будет никаких проблем с оформлением инвалидности.
– У тебя тоже кружка с водкой, – оскорбленным тоном сказала Агнес.
Женщины надулись, наклонили к ней свои кружки в оранжевом свете уличного фонаря. В каждой кружке она увидела белую молочную пленочку.
– Нет, детка, мы пьем остывший ссаный чаек, – недовольно сказала Брайди. – Только ты лакаешь водку, словно воду из-под крана.
Лицо Агнес побагровело. Женщины сочувственно улыбались, плотно сжав губы. Их зрачки, прикрытые веками, казались черными в оранжевом свете фонаря. Агнес посмотрела в кружку и выплеснула остатки водки себе в глотку.
Брайди подняла руку.
– Послушай. «Живи одним днем»[49] – знаю я всю эту херню. У меня у самой была проблемка. Шесть ртов и муж без работы? Можешь не сомневаться – выпивала я. – Она бросила окурок в грязь и раздавила его подошвой сандалии. – Но мои отключки в конечном счете достали меня. Я просыпалась каждый день и первые пять минут вообще не соображала, где я и что я, не могла вспомнить, кто что говорил и кому, с каким ублюдком я подралась. Прихожу на кухню раздобыть чайку, а на меня все смотрят как-то искоса. Потом присмотришься, а у одного из них синяк под глазом. Потом подходишь к зеркалу, и у тебя на морде синяк, и все такое. – Все женщины сочувственно закивали. Никто не засмеялся.
– Я стояла в магазине Долана, – добавила Джинти, – мы говорили о «Далласе»[50] с женщинами, которых я таскала за волосы по улице прошлым вечером. – Она сжала руки в кулаки, ее худое тело напряглось, оживленное воспоминаниями о том скандале. Потом она показала на дом женщины с лицом, похожим на череп, по другую сторону дороги. – А помните те времена, когда Коллин почувствовала, что Иза строит глазки Большому Джеймси?
– Ну-ну, – сказала Брайди. – Это были глупости. Они же кровная родня. Все об этом забывают.
– Об этом Коллин ничего и слушать не хотела. – Джинти обратилась к Агнес. – Теперича наша Коллин ни капли не пьет. Она теперича близко к младенцу Иисусу, носит его повсюду с собой в сердце. Но в то утро понедельника она нажралась будьте-нате. Отправилась на почту и обналичила свое пособие, потратила все до последнего пенса и залила за воротник. Малышня ждала ее, голодная, а она выпила все до последней капли. Потом она взяла полиэтиленовый пакет и ходила по этой дороге туда-сюда, собирая собачье говно. Белое, черное, поносное и твердое, почти забила пакет до верха. Она взяла этот пакет, набитый говном, и пошла во-о-она туда. – Джинти показала в сторону шлаковых холмов. – Надела она желтые резиновые перчатки и как начала швырять. Я тебе скажу: весь фасад дома Изы был в говне, полностью. Она бросала говно и кричала, чтобы Большой Джеймси вышел и посмотрел ей в глаза как мужчина.
– И что дальше? – спросила Агнес.
– Вот я к тому и веду – что дальше-то. – Джинти бросила лукавый взгляд через плечо на калитку в ограде дома Коллин. – Она забросала дом собачьим говном так, что за милю вонь можно было учуять. Говно текло по окнам, прилипло к каменной штукатурке. Впиталось в нее. Господь свидетель, я не ахти какая поклонница Изы – ее мужик рано попал под сокращение, а она все деньги, что ему причитались, поставила на бинго, и ей выпал неплохой выигрыш, – но-о я не оправдываю кидание говна на улице, будто ты дикарка какая.
Рассказ подхватила Брайди.
– А потом выяснилось, что Большой Джеймси вовсе не трахал Изу. Он работал. Работал! Вот чем он занимался. Он нашел себе работу на неполный день: возил металлолом, но никому не говорил: боялся, что его заложат и он лишится инвалидности.
Джинти поцеловала Святого Христофора.
– А Коллин думала, что он другим делом занят, тогда как мужик пытался заработать немного лишних деньжат.
– Хвала господу за отключки. – Брайди торжественно перекрестилась. – Слушай, я знаю, почему ты пьешь. Иногда с собой трудно совладать. Я держусь подальше от выпивки, но все равно пару этих штук в день мне нужно. – Она достала пузырек детского аспирина из кармана. – Маленькие друзья Брайди.
– Аспирин? – спросила Агнес.
– Не! – Брайди облизнула верхнюю губу, а Агнес подалась к ней поближе. – Валиум. Если хочешь – возьми пару штук. Только так – для пробы. Если захочешь больше, я о тебе позабочусь. По специальной цене. – Брайди надавила на крышечку, а потом, улыбаясь, открутила ее с пузырька. Она вытряхнула две таблетки на ладонь Агнес, словно две конфетки. – На вот. Попробуй. И добро пожаловать в Питхед.
Десять
Мать его куда-то исчезла. Он держал в