или не посчитал нужным рассказать.
– Дуэль состоялась, – полковник оттянул халат, обнажив грудь, на которой красовался давно заживший, но прекрасно сохранившийся шрам от пули. – Он мне оставил подарочек тогда. Еле уцелел. Кровищи было много.
– Что же стало с оппонентом? – спросил Лавуан.
– Он лежит в земле с того самого дня. Ему не повезло. Попади он чуть левее, чтобы сразу поразить сердце – и не жить мне. А так… Я выстрелил в ответ, и он выкарабкаться не сумел. С женой его мы, к слову, с того утра ни разу и словом не обмолвились. Горькая победа. И невероятно пустая.
– Действительно грустно, – заключила Дюбуа. – Столько нервов, сил, да еще и человеческая жизнь… И все ради чего?
– Хотел бы я сказать, что ради любви, – Виктор посмотрел на девушку пустыми глазами, – но это ложь. Наверно все дело в человеческой гордыне.
– Не уверен, что Ваша история коррелируется с событиями сегодняшними, – сказал Филипп.
– А вот тут я не согласен, мсье Лавуан. Целая жизнь была утеряна просто потому, что не нашлось достаточно сильного покровителя, чтобы остановить это безумие. Здесь же ситуация схожа тем, что Вы прямо как молодой я – наделаете из-за мимолетного чувства глупостей, наломаете дров, да так, что потом глядишь всю жизнь будете все это расхлебывать.
– Полагаю, что уже знаю, куда Вы клоните, мсье Моро.
– Все верно. Я не очень хочу помогать Вам, мсье Лавуан. Сказать по правде, совсем не хочу. Но понимаю, что сейчас именно я тот самый покровитель, от которого все зависит. Мне будет непросто, но чувствую, что это мой долг перед самой судьбой.
Историей о дуэли писатель совершенно не проникся. Выводы, к которым пришел Виктор, не нравились Филиппу. По словам полковника, он теперь станет эдаким мессией, помогающим бедному заблудшему человеку, который еще не ведает, что творит. В то время, как единственным ребенком в помещении продолжал быть Моро, со своим раздутым эго и страстью создавать из ничего драму. Лавуану стоило бы, исходя из его крайне противного характера, начать спорить, а то и откровенно высмеивать поведение солдата, но тогда просьба, с которой писатель пришел в этот дом, и ради которой терпел все это время его хозяина, будет совершенно точно не исполнена. Не стану расстраивать этого высокомерного дурака. Какая разница ради чего он исполнит мою просьбу? Пускай придумывает какой угодно удобный повод, лишь бы Мелани в итоге попала на турнир.
– Ты уверен? – с беспокойством спросила Мелиса. – Помогать людям, конечно, хорошо, но как бы эта ситуация не сказалась на тебе.
– Все будет нормально, – Виктор поднялся со своего большого кресла, поправил халат так, чтобы он наконец сидел по-человечески, и двинулся в сторону писателя. По мере продвижения этой ходячей горы, Филипп потихоньку начинал по-настоящему понимать причину своего страха перед этим человеком. – Это дела мужские, Мелиса. Женщинам этого никогда не понять, да и не нужно. Это дело чести, дело мужской солидарности.
– Благодарю Вас от всего сердца, – пожал протянутую ему руку писатель. – Надеюсь, у Вас все получится без лишних проблем.
Филипп был счастлив удалиться из квартиры полковника. Мелиса, постоянно о чем-то говорившая, провожала француза до выхода. Тот не слушал спутницу. Он еще в комнате понял, что ей не по душе тот факт, что Моро согласился помочь. Речь Филиппа если и тронула ее, то не поколебала настроя не впутывать возлюбленного в дела бывшей девушки. Впрочем, до мнения Дюбуа Лавуану не было никакого дела. Пускай оба думают, как им удобно. Главное, чтобы все свершилось.
Всю дорогу домой, и потом еще дня три, Филипп думал о том, как бы сообщить Мелани о хорошей новости. И если само известие должно было бы вызвать единственную реакцию в виде бесконечной радости, то средство достижения могло вызвать непредсказуемый эффект. Обращение Филиппа могло оскорбить девушку, столь долго пытавшуюся избавиться от назойливого ухажера. Еще одна просьба, по которой Виктор мог бы вполне просить чего бы то ни было от Мелани. Это поставило бы девушку в неудобное, мягко говоря, положение. Но будь еще хуже, если бы мадемуазель Марсо обрадовалась решению Филиппа. Это бы вновь сблизило их с полковником, и отдалило от Лавуана. Таким образом, писатель стал бы своеобразной свахой, сам того не желая.
– Хочешь, обрадую тебя? – Филипп лежал на коленях у Мелани, сидевшей на скамье посреди центрального парка. Вокруг копошились люди, но это ни коим образом не мешало ни девушке читать, ни молодому человеку наблюдать за сим процессом.
– Ты меня и так всегда радуешь, – француженка оторвалась от книги, чтобы поцеловать возлюбленного в лоб.
– Но сегодня особенно, – поднялся Лавуан, чтобы быть на одном уровне с девушкой. – Думаю, я нашел способ записать тебя на турнир.
– Правда? – улыбнулась Мелани. – И какой же?
– Это секрет, – замялся писатель.
– А Вы мастерски интригуете, мсье Лавуан, – откровенно рассмеялась девушка. – Расскажите поподробнее, прошу!
– Никак нельзя, – наотрез отказался француз.
– Такой большой секрет? – продолжала смеяться Марсо.
– Если я расскажу тебе, родная моя, – начал Филипп, – то могу поставить под угрозу благополучие предприятия. А оно, как ты знаешь, и так весьма шаткое. Лишняя шумиха лишь навредит.
– Ах ты считаешь, что мой длинный язык сорвет Ваши грандиозные планы? – шутила Мелани, особенно выделяя обращение.
– Ваш язычок мне весьма нравится, – Филипп поцеловал спутницу настолько страстно, насколько мог. – Однако…
– Ох всегда есть это Ваше «однако»…
– Однако, пусть это дело будет в тишине, – улыбнулся наконец Лавуан. – Надеюсь, Вы простите мне мою скрытность, мадемуазель Марсо, – полное обращение пара, с недавних пор, использовало исключительно в издевательской манере и всегда ради шутки.
– О, мсье Лавуан, боюсь Вам придется замаливать сей грех еще очень долго. Может быть Вы и сумеете отработать его, но кто знает, насколько сложно это будет…
– Я постараюсь все исправить так быстро, как только смогу.
– Вот уж скорость здесь совершенно ни к чему, – придвинулась Мелани так близко, как только было возможно.
– Поверьте, мадемуазель Марсо, там, где надо, я могу и потерпеть, и подождать.
Влюбленные соединились в поцелуе, не обращая внимания ни на что вокруг. Им как обычно было весело и прекрасно вдвоем. Филипп отдал бы все на свете, лишь бы момент не заканчивался, лишь бы остаться здесь, наедине с Мелани, наедине с душевным покоем, наедине со своим счастьем. Но мир, как уже знают все зрелые люди, не стоит на месте. Все меняется. Не только общество движется вперед, но и люди сами по себе склонны к постоянному движению, личностному росту и прочей ерунде, которую Лавуан считал жутко переоцененной. Какая разница сколько денег