— Не выдавайте меня… — рыдала Татьяна. — Хотите, я заплачу Вам, сколько скажете…
— Еще чего! И с каких это, интересно, денег! Ха-ха-ха! С тех, что мои люди вытрясут из Вашего должника? Молчите хоть. А то я расскажу следователю еще и о попытке дать мне взятку.
Жалости к Татьяне у Лютаева не было. Подлая, трусливая, истеричная, она вызывала отвращение.
— Кстати, где это произошло? — вдруг осенило его. — Это может быть полезно для Маши. Мы бы съездили на это место.
— Я не помню. От страха я и себя плохо помнила в тот страшный момент.
— Ничего, переживете. А то, что покупатель машины не рассчитался с Вами, будет для Вас минимальным наказанием за содеянное. Но я еще не решил, заявлять ли в полицию.
— Я Вас умоляю. Все что хотите, только не в полицию.
— Ладно, Машенька, поехали отсюда. Жаль, что ты ничего не вспомнила.
Не попрощавшись с Трофимовой, он увел Машу к машине, удивляясь, что впервые назвал ее ласкательным именем…
Глава 40
— Кирилл! Ты представляешь, кому мы собирались помогать?! Эта тварь, обливающаяся слезами в твоем кабинете… она…
— Да что с тобой, шеф? Успокойся и объясни все толком.
— Она на той самой машине сбила Машу!
— Ничего не понимаю. А по порядку можно?
— Трофимова продала машину, потому что совершила наезд! Она пыталась скрыть следы преступления. Теперь понимаешь? — Антон пересказал подробности разговора с Татьяной.
— Хорошо, а мы каким боком к этому?
— Я теперь не знаю, что делать. Надо ведь в полицию заявлять.
— Ну да. За чем же дело стало?
— Маша просила не делать этого. Эта добрая душа считает, что сама виновата. Но ведь она ничего не помнит. А Трофимова готова в ногах валяться, лишь бы я не заявил на нее. К тому же, не знаю, можно ли будет что-то доказать?
— Сложновато. Маша не помнит, Трофимова, скорее всего, не хочет сказать всю правду. Машины нет, должник на ее звонки отвечать перестал. Правда, достать его можно. Трофимова рассказывала, что переоформила машину на него. Но это такая волокита!
— Мало тебе своих заморочек? — продолжал Каверин. — Собрал вокруг себя целый цветник из очаровательных баб. Погряз в решении их проблем. И что ты за человек-то такой?! Нет бы завести нормальную женщину, родить с ней ребенка — семья! А у тебя не поймешь что. Тысячу раз говорил тебе: всем помочь невозможно.
Антон молчал. Возразить было нечего. Спорить бесполезно. Он по-другому не мог и не хотел поступать. «В чем-то Каверин прав, — думал Лютаев, — но не бросать же Машу. Да и Раиса без меня пропадет, при ее-то неуравновешенности… А тут еще Трофимова…»
— Ты будто мед источаешь, что все женщины к тебе липнут. Жалко только, что, пользуясь твоей добротой, ничего не дают тебе взамен, кроме проблем, — не унимался Кирилл. — Теперь вот еще Алису взялся перевоспитывать. На кой тебе все это?
— Каверин, помолчи. Я ведь с тобой поделился в надежде, что поможешь. А ты зудишь, как надоедливый комар!
— Да я уже устал помогать тебе. Добро бы дело касалось только тебя лично.
— Все, хватит. Лучше скажи, что там с отсрочкой у Трофимовой?
— Ты неисправим, Лютаев.
— Надо найти должника Татьяны, осмотреть машину. А там видно будет. Да, ты не забыл, сегодня надо в ЗАГС. Не хочу больше тянуть.
— А что Раиса, не противится?
— Нет. Только ужаснулась, что придется написать отказ от опекунства. Говорит, клеймо это на всю жизнь. Но я обещал, что никто и никогда не узнает об этом факте. Короче, на все согласилась.
— И чем же ты ее умилостивил?
— Я еще раньше обещал помочь ей открыть свое дело. Теперь слово дал.
— Ну вот, опять. Лютаев, завязывай ты с бабами! Они же тебя без штанов оставят.
— Да ладно тебе. Так я звоню Рае?
— Звони уж. Хоть от брачных уз избавишься. Все полегче будет.
Раиса оказалась большой умницей. В ЗАГСе она вела себя сговорчиво. В основном только кивала головой в подтверждение слов «мужа». Имущественных претензий у нее не было. Общих детей не нажили. А при предъявлении документа об отказе от опеки только стыдливо опустила глаза и не произнесла ни одного слова в свое оправдание.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ей пришлось выслушать в свой адрес нравоучительную лекцию. Но, помятуя об обещанном Антоном вознаграждении, Раечка терпеливо все вынесла. Она и без обещаний рада была закончить эту историю.
Каверин был в восторге от ее поведения. Удивляясь умению Антона уладить все миром, он после ЗАГСа заявил:
— Надеюсь, хоть сегодня ты не откажешься отметить такое событие.
— Сегодня — нет. Вот только, если Раечка не против. — он посмотрел на Раю, ожидая, что она не поддержит его. Но та неожиданно заявила:
— А почему бы и не отметить? Признаюсь, вся эта канитель мне давно надоела. Хорошо, что все закончилось. Я теперь свободная женщина, не обремененная ни мужем, ни детьми. Могу гулять и дышать свободно. — В ее голосе не было грусти, но печальная нотка все-таки проскользнула. — Прости меня за все, — обратилась она к Лютаеву.
— Ну что ты, Раечка! Мне не за что тебя прощать. Ты так много для меня сделала. Я тебе очень благодарен за счастье стать отцом Аннушки.
Раиса вздохнула с облегчением. Странный этап жизни закончился. Впереди — надежда на осуществление заветной мечты.
Компания направилась в ближайший ресторан. За легкой непринужденной беседой Антон обратил внимание, что Кирилл как-то по-новому посматривает на Раису. Правда, она никак не реагировала на его взгляды. Погруженная в свои мечты, она уже видела себя хозяйкой пусть даже небольшой кафешки. Или, на худой конец, хотя бы простенькой булочной. Только чтобы своей…
— Ало, Люсь, привет! Что-то давненько ты мне не звонила. Но, как говорят, если гора не идет…, то я сама до тебя доберусь!
— Привет, Райка. А с чего это ты такая развеселая! Какое такое счастье свалилось на твою голову?
— А вот и свалилось. Сегодня мы развелись с Антоном.
— И в чем же повод для радости. Что-то я не догоняю.
— В том, что закончилась фальшивая жизнь. Начинается новая. И, надеюсь, счастливая.
— Так ты теперь домой вернешься? — вопрос прозвучал не то с сочувствием, не то с радостью. А может быть, была в нем и капелька злорадства. Сложно разобраться в тонкостях женской дружбы…
— Думаю, вряд ли. Надеюсь остаться здесь. Работать буду.
— Значит, у Лютаева прислугой?
— Не совсем так. Во-первых, не прислугой, а помощницей по дому. А во-вторых, это временно. Дальше видно будет. — Рая решила пока не рассказывать о том, на какие перспективы надеется. А так хотелось похвастаться.
— Послушай, а как же дочка? Теперь ты по статусу разведенка с довеском.
— Прекрати! Зачем ты так? Анечка — не довесок. Она как родная дочка для Антона. Он ее просто обожает. И вообще, он классный. А от опеки я отказалась. Если честно, то очень стыдно было. Но по-другому нельзя.
— Ого! Ты его классным считаешь. Наверное, жалеешь, что ничего не получилось из твоих грандиозных планов?
— Люсь, ну о чем ты говоришь? Ни о чем я не жалею. Все получилось, как должно было получиться. Я просто восхищаюсь им как добрым и чутким человеком. Он ведь не только Анечку удочерил. Еще о какой-то больной женщине заботится. У нее амнезия. Ну это, когда ничего о себе не помнишь.
— Небось, любовница его?
— Тьфу ты! Придумаешь тоже, любовница. Просто человек, которому некуда пойти. Вот он и решил, что надо помочь ей.
— Рая, слишком уж ты его защищаешь. Не верю, что это на пустом месте. Признавайся, влюбилась? И безответно?
— Люсь, если не прекратишь, мы поссоримся. У меня даже в мыслях ничего подобного к нему нет. Говорю же тебе, это просто удивительной души человек.
— Ой, скрываешь ты что-то. Ну да, как знаешь. Другая ты стала.
— Люся, почему сразу другая. Просто одумалась. Мне сейчас хорошо. Живу на всем готовом. Правда, готовлю и все работы по дому выполняю сама. Зато по-честному и без всяких фантазий.
— Домой-то не хочется?