Выйдя из школы, учительница дала мне понять, что она уже организовала нашу дальнейшую программу: музей известных людей Томтора, краеведческий музей и, наконец, музей льда.
Кое‑что из того, что я увидел, мне показалось немного смешным, например, обломки сбитых самолетов, которые были выставлены как реликвии, но я знаю, что для этих людей все это представляет их сущность, их землю и историю. Мне показали тех, кто воевал на войне и был награжден за храбрость, и тех, кто принимал участие в зимних Олимпийских играх и даже выиграл медали.
* * *
Интересная вещь, которая меня поразила в Томторе, — что средняя продолжительность жизни здесь исключительно высока, достигает 92‑х лет, с 18 долгожителями (более 100 лет), притом что средняя продолжительность жизни в России менее 70 лет. Мне объясняют, что несмотря на плохие гигиенические условия (нет канализации), холодный климат, вирусы и загрязняющие вещества, сельская жизнь, связанная с энергией земли, делает жителей Томтора абсолютными рекордсменами по продолжительности жизни среди всего населения России.
Я действительно ценю усилия двух бабушек, которые в своем почтенном возрасте восьмидесяти лет заведуют краеведческим музеем и пытаются показать мне, сколько всего там интересного. Но когда мне демонстрируют чучела различной дичи и объясняют, что это — «медведь», это — «лиса», а это — «олень», будто я приехал из пустыни Тимбукту, я в очередной раз «разыгрываю дипломатический козырь», надеясь, что по крайней мере в музее льда будет интереснее.
Так оно и оказалось. Жители вырыли туннель в горе и используют его в качестве холодильника в летнее время. Уже через пару метров вглубь горы температура опускается с 35 до ‑10 градусов.
Стены туннеля полностью покрыты льдом и сталактитами. Меня поразила восхитительная геометрия форм, которые способна создать мать‑природа в соответствии с фрактальной теорией Мандельброта.
Через 10 минут энтузиазм остывает. Несмотря на то, что мне дали леопардовую курточку, я начинаю стучать зубами. Бегом к спасительной жаре тропических степей Томтора!
После экскурсии благодарю учительницу и говорю, что должен ехать в Оймякон. Она, посмотрев на меня немного заговорщическим взглядом, говорит: «Смотри, автомобиль до Оймякона уже тебя ждет». Я в недоумении — «Что?!» Каким‑то образом она смогла найти для меня машину, которая идет в Оймякон, хотя я об этом даже ничего не знал. Снова благодарю.
Взбираюсь на повозку, поскольку это все‑таки не совсем автомобиль, и оказываюсь в обществе двух милых дам лет девяноста, они улыбаются и спрашивают, откуда я. Потребовалось некоторое время, чтобы объяснить, где это — Италия, затем вдруг всплывает — «Челентано!». Черт бы побрал этого Челентано! Кто‑нибудь мне может объяснить, почему он настолько знаменит, что его знают даже в Томторе!? Если бы я был Челентано, я бы организовал тур — «Челентано на Колыме!»…
Примерно через 90 минут приезжаю в Оймякон, проехав по дороге, состояние которой я больше не хочу комментировать.
* * *
С самого детства Оймякон представлял для меня изолированную точку в большом папином Атласе мира, который я часто листал, еще сидя на горшке. Мое воображение рисовало затерянное место, где зимой температура воздуха настолько низкая, что даже водка замерзает через 12 минут, а выдыхаемый воздух обретает плоть, превращаясь в ледяное облако синего цвета.
Вообще‑то, вначале я мечтал поехать в Верхоянск, но когда узнал, что туда не ведут никакие дороги, а только ледяные реки зимой и бурные потоки воды летом, моя мечта достичь автостопом самое холодное населенное место на планете трансформировалась в более скромный проект — посещение Оймякона. Ровно через 10 лет после того, как в возрасте 19 лет я добрался до вершины горы Кала Паттар в Гималаях (Непал), пришел черед реализоваться следующей мечте моей жизни — попасть в ту самую точку на помятой странице папиного атласа.
Рассказать про Оймякон особо нечего. Деревушка из 20 домов, 500 человек населения. Местные жители проводят летнее время, работая по 18 часов в лесу, заготавливая дрова на зиму, еще запасают сено для коров и сушат тонны навоза, который используется в качестве топлива и для теплоизоляции стен домов, вместо обычного асбеста.
Стоит сказать пару слов о Тамаре и ее муже, у которых здесь гостевой дом, где останавливаются с десяток туристов в год. В силу обстоятельств я должен был там переночевать, не найдя ни одной машины, едущей в Томтор.
Однако я провел там незабываемые моменты — мы ели огромные куски хлеба с маслом и сахаром. Сливочное масло их собственного производства. У них огромные блоки масла, большие, как кирпичи, — масло используется везде понемногу. Это можно понять, если подумать, при каких средних температурах они живут.
Мне предложили завтрак, обед и ужин. Им по семьдесят пять лет, и они уже прадеды пяти правнуков, что подтверждает легенду о том, что якуты плодятся, как кролики, несмотря на все усилия Москвы сдержать этот процесс…
Вечером температура падает на двадцать четыре градуса — от тридцати до шести, менее чем за шесть часов.
* * *
Сегодня 17 июля. Меня навещают две их внучки, сами уже матери, хотя им не больше 20 лет. Болтаем немного о том, о сем. На самом деле они живут в Якутске, но поскольку их мужья служат в армии и приедут только через год, они предпочитают проводить время со своими бабушками и дедушками, помогая присматривать за семейством (надо сказать, довольно многочисленным). Рассказывают, что хотя они и из этих мест — не смогли бы жить так, как их бабушки и дедушки, им скучно в селе, и они больше чем уверены, что через несколько поколений таким селам суждено исчезнуть.
Внезапно часа в два ночи слышится грохот и крики откуда‑то со стороны соседей. Одна из девушек сразу же встает и выключает свет на кухне. Мы остаемся в полной темноте, без каких‑либо объяснений. Наконец, не выдерживаю и спрашиваю, что происходит? Она мне отвечает, что если «ОН» придет сюда, нам всем не поздоровится. Спрашиваю, кто же это страшное чудовище? Она говорит мне, что пьяные вопли, доносящиеся с улицы, исходят от местного алкоголика — ему всего 25 лет, но он уже полностью спился, не работает и частенько кулаками выбивает из людей деньги на бухло. Сначала думаю, что неправильно понял, но она подтверждает, что все это не кино. Тогда я ей говорю: «Но тут же все друг друга знают, вы что, не можете с ним справиться!? Встретить его как‑то утром на пороге дома и разобраться!». Она отвечает, что они это делали уже много раз — бесполезно. Добавляет, что в таких людях не осталось ничего человеческого.
Я определенно хочу заснять монстра, она умоляет меня не выходить. Я прошу ее не волноваться — в случае, если он будет приближаться, я достану свой «кинжал», хотя «монстр» настолько пьян, что еле стоит на ногах.
Мы подходим к деревянному забору, окружающему дом. Наблюдаем. Пьяный находится метрах в двадцати. Кричит и ругается, стуча кулаками в дверь соседнего дома. Она говорит, что там живет его собутыльник, и он требует открыть ему и налить что‑нибудь выпить. Смотрим на это представление минут десять, — мне все это кажется некой комедией, в которой смешного на самом деле мало.
«Здесь, — говорит мне девушка, — такое происходит каждый день, и никто ничего не делает. Полиции здесь не существует. Люди привыкли вершить правосудие самостоятельно, и так будет до тех пор, пока такие села существуют».
* * *
На следующий день покидаю деревню в 9:30 утра со слабой надеждой найти что‑нибудь, движущееся в направлении Томтора. Растягиваюсь на придорожной траве, чтобы немного подремать на солнышке. Совсем скоро, как мне кажется, просыпаюсь, окруженный стадом любопытных коров, которые совсем меня не боятся. Топаю ногами: может, уйдут? Ничего подобного, наоборот, начинают вести себя угрожающе. Тогда я встаю, беру свисток и свищу. Коровы отходят, но это привлекает внимание местных — к счастью, никаких алкоголиков…
Мне повезло, через три часа я уже в Томторе, и еще через два часа уже сажусь в фургончик, идущий в Kюбюме.
Потребовалось около трех часов для преодоления последующих 150 км. В общей сложности, выехав из Оймякона в 9:30, прибываю в Кюбюме в 19:00, проехав почти 180 км. Все мои тревоги позади.
Кюбюме — свалка под открытым небом, вокруг заправки с кафе‑баром. Когда‑то это была маленькая деревушка. Все еще можно видеть заброшенные здания и школу с символом серпа и молота. Я уже настолько привык к таким «урбанистическим феноменам», что почти не обращаю на них внимания. Не успел я выйти из машины и осмотреться, меня уже кто‑то зовет с расстояния метров 20. Не выглядят угрожающе, престарелая парочка. Подхожу, приглашают присесть, угощают чаем.
Они — пара из Украины, обоим за шестьдесят, две недели живут на этой бензоколонке, ночуя в машине. Они приехали на своей машине из Украины провести месяц отпуска, из которых половину провели на этой заправке. Странных людей полно в этом мире — может быть, и я сам отношусь к этой категории, — но, ребята, провести две недели в Кюбюме!!! Это все равно, что купить абонемент в клуб мазохистов. Тут нужна смелость льва!