Один‑два прохожих, пару велосипедистов и десяток машин — вот все, что я увидел в Артыке за три часа. Один страшный и пьяный мужик позвал меня к себе домой. Я отказался. Тогда он вошел в дом и вышел с пистолетом. Не знаю, какие у него были намерения, но я взял свой рюкзак и убежал в кусты.
Пунцовое солнце, кажется, предвещает ночь крови, вампиров и зомби, а я здесь один в 15 000 км от дома, сижу у дороги и жду, чтобы кто‑нибудь увез меня из этого кошмарного места.
Около 22:30 одна старуха дала мне знак приблизиться. Я подхожу к ней. Она приглашает меня к себе на работу. На самом деле она уже на пенсии, но поскольку ей нечего делать, она проводит время там. Это каморка, откуда она управляет тем самым телефоном‑автоматом. Там есть телевизор и диван. Предлагает позвонить двум братьям, но никто не отвечает. Не особо беспокоясь, она дает мне понять, что я могу остаться. Пора снять рюкзак и вымыть руки. Она ушла в сад нарвать для меня огурцов и помидоров — полностью натуральные, но учитывая «чистейший» воздух, которым дышится в этих местах, нужно иметь мужество, чтобы есть их. Она принесла мне хлеб и китайский суп, в который нужно только добавить горячей воды и оп‑ля!!! Сажусь ужинать обслуженный и всячески облагодетельствованный бабулей шестидесяти лет, которая выглядит по меньшей мере на девяносто. Изрезанное глубокими морщинами лицо, грубые руки, глаза цвета серого льда, зубов — с десяток, не больше. Завязался тридцатиминутный разговор, который перешел в настоящее интервью, пожалуй, самое искреннее и настоящее в моей жизни.
* * *
Артык стал для меня поворотным моментом. В Артыке я чуть было не сдался и не повернул назад. Я был исчерпан, больше психологически, чем физически. Меня все начало раздражать — еда, которую мне предлагали, поездки на попутках. Мне с трудом удавалось ослабить напряжение, скручивая папиросу за папиросой. «Это — не жизнь!» — говорил я себе.
В Артыке случилось что‑то, что я не могу объяснить, здесь произошло мое психологическое падение на самое дно, здесь я дошел самой низшей точки моего путешествия, ниже которой — ад, но затем, понемногу, моя паранойя начала испаряться. И все благодаря этой старушке! Пока я с ней общался и слушал ее речь, пока она рассказывала мне о Советском Союзе, мой дух поднимался все выше по лестнице. Я ощутил полное отсутствие страха и предрассудков, что сделало меня невозмутимым и в то же время ошеломило меня.
Жизнь, проведенная в поселке в исторический период, когда никто не знал ничего, что происходит вне собственного жизненного пространства, — тот факт, что я представлял для этой старушки первого иностранца, с которым она говорила, — все это было завораживающим. В тот момент не было ни личностной, ни социальной, ни культурной разницы. Мы представляли собой двух людей, и не имело никакого значения, что я был иностранцем из будущего.
Когда я спросил, есть ли у нее интернет, она посмотрела на меня, прищурившись, как бы пытаясь понять, потом очертила в воздухе прямоугольник, как бы изображая экран, и спрашивая — это ли? Нет, этого нет…
По многим причинам время в Артыке остановилось тридцать лет назад, а эта шестидесятилетняя женщина, не зная другого языка, кроме русского, не испытывая никакого страха, позаботилась о том, чтоб привести меня к себе в дом, накормить и дать мне все удобства. Я спал в ее кровати, а она на матрасе из джута, грязного, как земля этого призрачного места, которому она принадлежала…
В восемь утра она меня будит и говорит, что нашла мне машину в Усть‑Неру, а также предлагает 1000 рублей, которые я, естественно, отверг. Тогда она пишет свой адрес и просит отправить ей открытку из Италии. Ее звали Валентина, и для меня она оказалась еще одним примером «человека‑музея», хранящего в себе частицу ушедшей эпохи. Валентина оказалась для меня самым ярким образцом того, какой была «школа жизни» СССР, и я буду по гроб жизни благодарен ей, что увидел эту сторону мира, неизвестную для многих людей.
* * *
Я приехал в Усть‑Неру примерно через два часа, оставив позади первый участок Колымы длиной 1012 км. Усть‑Нера — довольно мрачное место, расположенное в узкой долине, окруженной бесконечными горными грядами и красивой нетронутой природой. Дома построены на сваях, а трубопроводы идут по воздуху вместо того, чтобы быть под землей, — так они защищены от вечной мерзлоты.
Складывается ощущение, что ходишь по космическому кораблю, прогуливаясь в центре города, хотя центра‑то толком и нет. Есть 400‑метровая улица, вокруг которой и идет вся жизнь. Есть китайский ресторанчик с не очень китайскими ценами — 14 евро тарелка спагетти, 22 евро за тарелочку блинчиков с начинкой.
Все улицы пересечены гигантскими трубами в основном черного цвета. Тут все черное, наверное, потому, что название города происходит от названия реки Неры (nera по‑итальянски — «черная». — Прим. пер.). Усть‑Нера — тихий городок в 15000 жителей, где пиво в пабе может стоить 12 евро потому, что здесь, как и в Сусумане, коэффициент надбавки по зарплате равен 8. Это означает, что если вы зарабатываете 200 евро в месяц, то получаете 1600.
Семья, предоставившая мне кров, состояла из бабушки и дедушки, двух детей и мамы с папой. Ей 32, а ему 24. Она работает преподавателем английского языка (единственным в городе), а он — водителем цистерны, которая поливает улицы водой, очищая их от черной токсичной пыли. Я должен был остаться только на одну ночь, а закончилось тем, что прожил у них четыре дня, потому что они не хотели, чтобы я уезжал. Мне пришлось подчиниться священным законам водки. Трое мужчин на два литра водки. Сказать «нет» — невозможно. Из строя выходил первым, пьяным в стельку. Мы приготовили пиццу — довольно неплохую, учитывая тот факт, что не удалось найти моцареллы и базилика.
На следующий день мы поехали на машине в горы. Несмотря на присутствие двух маленьких детей, водку мы дома не оставили. В течении всех четырех дней я должен был подчиняться следующему правилу: три стопарика водки перед едой, по одному в минуту, а потом можно было есть. Это был суп, пицца, или какое‑то другое блюдо, неважно — главное, чтобы рюмки постоянно опрокидывались. Никакие возражения не принимаются!
В последний день меня взяли с собой в русскую баню. Действительно здорово! Сорокаминутная порка задницы и спины при температуре 90 градусов, а затем — прыжок в восьмиградусную реку! Естественно, не без изрядного количества алкоголя, как будто мы мало выпили за последние три дня. К счастью, я смог убедить их сделать выбор в пользу скромного пива.
* * *
В Усть‑Нере можно быть случайно остановленными полицией, но не для проверки документов, а для того чтобы они могли сделать пару снимков с тобой. Или же зайти в продуктовую лавку и, только сказав слово «Italiano», быть приглашенным продавщицей выпить кофе на заднем дворике. Также быть остановленным на улице пацаном, который приглашает тебя к себе, а потом оказывается, что это сиротский приют, и ты проводишь весь день за питьем кофе и разговорами с социальными работниками детдома. В Усть‑Нере также может случится, что к тебе пойдут и предложат покурить марихуану или найти ее для вас, и ты с улыбкой и сожалением должен объяснять, что куришь мелко нарезанные листья тимьяна и что у тебя нет намерения курить дурь, после чего видеть в их глазах скорбь, но не потому, что не куришь дурь, а потому что просто отказался покурить с ними.
Может случиться зайти в автобус и не заплатить за проезд только потому, что ты итальянец, и все знают итальянскую сборную, и никто не болел за Испанию.
Как‑то, во время прогулок по улице с хозяйкой квартиры, в которой я остановился, нам случилось повстречать 28‑летнюю подругу хозяйки. При первой встрече она ограничилась приветствием в виде легкого взмаха руки в мою сторону, так как еще не знала, кто я. Зато во второй раз, когда она уже была в курсе, — это был горячий двойной поцелуй в щеки с подпрыгиванием на 10 см!
Я думаю, что если итальянец, попавший в эти края, скажет, что ему нужен белый конь, — ему его найдут! Ну, или, по крайней мере, что‑то похожее. Когда я покидал Усть‑Неру, мне организовали машину до Томтора (390 км), — естественно, я не заплатил ни копейки.
* * *
Вторая часть трассы «Колыма» от Усть‑Неры до Якутска — столицы Якутии, ставшей знаменитой благодаря настольной игре «Риск», — тянется на 1000 км. К ним следует добавить еще четыре сотни, если хотите совершить небольшой крюк, как сделал я, чтобы посетить поселок Оймякон, где был зарегистрирован абсолютный рекорд для населенного пункта — самая низкая температура в мире (‑71,2 °C). Поэтому каждую зиму в Оймякон съезжаются десятки отчаянных путешественников, зато летом сюда никто, по крайней мере, автостопом, не приезжает. Я — точно первый, как мне сказала старушка в Томторе. От Томтора до Оймякона 37 км «чистого сафари», и всего две‑три машины в день, которые едут туда или обратно.