Пока я с тошнотой справлялся: отвлекал себя от запахов размышлениями. Вспоминал сегодняшний разговор с Королевой. А ведь она не прогоняла меня. Мог бы побыть в её обществе ещё… (даже не представлял, сколько). Секс мне сегодня, пожалуй, не светил. Но уже тот факт, что Нежина не торопилась выставить меня за дверь, выглядел немалым достижением… для меня нынешнего. Понимал, что могу добиться от малолетки чего захочу, когда подключу к делу свой опыт и проявлю упорство. Вот только пока сомневался: нужно ли это делать. Я улыбнулся, вспомнив, как Королева встряхивала длинными волосами. Признавался сам себе, что с удовольствием смотрел на Альбину. Причём, не только в эротических снах.
«Хочу сделать этот мир лучше», — вспомнил я сказанные Королеве слова. Подобные бессмысленные, хвастливые и пафосные фразы непременно произвели бы впечатление на Свету Пимочкину. Та вряд ли бы сообразила, что лишённые конкретики слова ничего не стоят. Нежина же их пропустила мимо ушей. Хотя семнадцати… восемнадцатилетней девице они не могли не понравиться. Если только не прозвучали в моём исполнении фальшиво (что я вполне допускал). Она и их посчитала «иронией»? Приняла за «идиотизм»? Или спасение мира и Александр Усик казались ей несовместимыми вещами? Меня снова накрыла тень Сан Саныча? Я поправил под пальто обрез, рукавом смахнул с кончика носа влагу.
Щуплый и невысокий «детдомовец» с лицом подростка и повадками ворчливого старика не выглядел спасителем мира. В этом я был с Королевой согласен. «Стране нужны другие герои, — подумал я. — И чтобы непременно с комсомольским значком на груди». Я прикоснулся к значку на пальто — носил его повсюду, по примеру Комсомольца. Потом всё же достал из кармана платок, повязал его на шею, натянул на лицо до самых глаз (запахи сразу притупились; капли теперь падали не на лицо, а на ткань). Зажал подмышкой обрез. Чиркнул спичкой, посмотрел на циферблат наручных часов. Если жертва маньяка работала в больнице, то появится она на дороге в ближайшие полчаса.
* * *
Стук капель, шорохи в кустах (раскачивались ветви), шёпот ветра. Изредка к этим звукам добавлялось постукивание каблуков и человеческие голоса. Ближе к восьми часам вечера с интервалом в три-четыре минуты мимо меня одна за другой прошли две компании женщин — в сторону больницы. Я слушал обрывки фраз, смех. Рассматривал из своего укрытия укутанные в плащи и куртки фигуры, раскрытые купола зонтов. Женщины не показались мне встревоженными. Они не заметили меня (никто из прохожих не указал в мою сторону, не вскрикивал в испуге, разглядев притаившегося за кустами человека). Я преспокойно наблюдал за спешившими на ночную (или вечернюю?) смену медработниками. Не замечал странностей в их поведении. И уже не очень-то верил, что покой этого вечера нарушит казавшийся мне сейчас едва ли не мифическим персонажем «маньяк с молотком».
* * *
Прошло около четверти часа с момента, когда смолкли вдали голоса очередной компании женщин. А может, пролетело и больше времени. Я всё не решался в очередной раз чиркнуть спичкой — подсветить циферблат часов. Смотрел на островок света, что находился в стороне проспекта Гагарина (где осенью впервые увидел Горьковского душителя). Но временами уже поглядывал и в другом направлении. Мусолил мысль о том, стоит ли перенести место засады. Поворот к пустырю я сейчас видел неплохо, а вот участок дороги в сторону больницы — просматривался скверно. На деревянном обрубке винтовочного приклада (он выглядывал из-под пальто) вновь скопилась влага. Смахнул с деревяшки капли воды рукавом. Уже привычно бросил взгляд на дорогу — в тот самый миг, когда на освещённый фонарём участок вынырнул из темноты купол зонта.
Ждал появления новых зонтов… секунду, две… те не появились. «Одна?» — подумал я. Переключил внимание на женщину. Разглядывал её в просветах между ветвей. Отметил, что дамочка невысокая, в сером плаще до колен и в той самой обуви с мягкой подошвой, в наличие которой у советских женщин мне недавно не верилось. Шла она суетливо, но не быстро; слегка неуклюже: прихрамывала. Возраст женщины я не определил (навскидку сказал бы, что та уже не ребёнок, но и не древняя старуха). Лицо не рассмотрел. Но увидел причёску (короткие тёмные волосы — не Королева). Капля воды щёлкнула по козырьку будёновки, брызгами разлетелась по сторонам. Я тихо фыркнул. И тут же затаил дыхание: прислушался. Женщина шагала беззвучно. Но звуки шагов я всё же слышал. Они доносились из темноты: раздавались за спиной женщины.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Человек шагнул на островок света уверенно, не таясь. Мужчина — в этом я не усомнился (на этот факт указывал и чёрный болоньевый плащ, и ботинки, и брюки, и натянутая на лоб тёмно-серая кепка). Он не спешил, но и не отставал от женщины — напротив, расстояние между ними сокращалось. Как и тогда, осенью, когда за Королевой шёл Горьковский душитель. «Точно не Белезов», — промелькнула в голове мысль. Следовавший за женщиной мужичок не показался мне массивным и высоким (если фигура Гастролёра напоминала мою прошлую, то фигура этого мужика — мою нынешнюю). Ссутуленный, щуплый. Модный по нынешним временам плащ неплохо сидел на его плечах (словно надет поверх пиджака) — воротник приподнят, закрывал от дождя шею и щёки. Мужчина смотрел себе под ноги, не на спину женщины. Прятал в рукавах руки.
«Интеллигентный человек, возможно врач, — такие ассоциации промелькнули у меня в голове при виде укутанного в блестящий от влаги плащ человека. — Не из категории подозрительных личностей. Не источает угрозу». Мужчина не таился (не старался ступать тише). Казался задумчивым или уставшим. Тень от кепки скрывала его глаза. В свете фонаря лишь влажно блестел заострённый кончик носа — пока мужчина вновь не шагнул в темноту. Женщина не оборачивалась и не ускорялась, словно не чувствовала опасности (на улицах советских городов нечего опасаться) или уже убедилась, что следовал за ней не бандит — приличный мужчина. Парочка приближалась ко мне — к шороху шагов добавилось шуршание плаща. И всё же в фигуре мужчины-преследователя меня что-то насторожило.
Не сразу, но сообразил: не понравились его руки — я не видел под рукавами даже кончики пальцев.
Я вспомнил, как когда-то вот так же шёл зимой: прятал кисти рук в рукавах куртки (мёрзли пальцы, а я не имел привычки оттягивать руками карманы). Тогда шагавший мне навстречу ребёнок вдруг спросил: «Дяденька, у вас нет рук?» Слова того мальчика врезались мне в память, научили меня носить зимой перчатки: очень уж не хотел вызывать своим видом жалость и любопытство у детишек. А вот человек в плаще сейчас выглядел безруким калекой (что никак не укладывалось в единый образ с наглаженными штанинами и модным плащом). Он будто бы продрог. Хотя не втягивал голову в плечи, как часто поступали озябшие люди. И не ускорял шаг, стремясь быстрее оказаться в тепле, сбросить холодную мокрую одежду. Он шагал лишь немногим быстрее женщины… Напомнил мне о январской встрече с Надей Бобровой в Пушкинском парке.
Сердце не ускорило ритм сокращений, будто я всего лишь готовился к сдаче очередного скучного экзамена. Дышал ровно, спокойно. Зажал между колен обрез, снял пальто — положил его на кусты поверх мокрого пледа (холодные капли тут же прикоснулись к оголённой шее, запустили по спине волну холода). Поправил свитер (болью напомнила о себе рана в плече), до локтей засучил рукава. Больше не таился и не скрывал своего присутствия. Словно имел полное право суетиться в кустах (как дорожный рабочий или дворник). Не совершал резких, пугающих движений и не шумел. Наклонил обрез дулом к земле, поправил на лице давно намокший платок. Под подошвами ботинок захрустели ветки. Женщина покачнула зонтом, взглянула в мою сторону. Вот только я на неё не смотрел — пропустил пугливо шарахнувшуюся в сторону даму, шагнул навстречу мужчине.
Вскинул вверх короткий ствол обреза (направил дуло поверх кепки человека в плаще), нажал на хвост спускового крючка. Звук выстрела прозвучал не такой оглушительный, каким он мне запомнился по опыту стрельбы из мосинки в прошлой жизни (его заглушил дождь?). Но достаточно громким для того, чтобы голова в кепке дёрнулась (от неожиданности), а позади меня пискнула женщина. Я смотрел на выглядывавший из-под тени козырька кончик носа. Следил при этом и за руками мужчины. Отработанным ещё в прошлой жизни движением повернул рукоять затвора влево и отвёл затвор назад до отказа (звякнула об асфальт гильза). Дослал затвор вперед (верхний патрон стал в патронник), повернул рукоятку вправо (к стрельбе готов). Указал стволом обреза на грудь мужчины. Положил палец на спусковой крючок.