— Серьёзно?
Нежина приподняла брови.
— Какова же твоя цель в жизни? — спросила она. — Поделись со мной, если это не великая тайна.
Альбина смотрела на меня свысока, будто умная и многое повидавшая в жизни женщина на наивного юношу. Меня этот факт позабавил, настроил на шутливый лад. Я вновь отметил, что думаю об Альбине не как о друге или о ребёнке — как о женщине. И даже поддаюсь временами её женским чарам. Что Нежина прекрасно замечала. Вот только сегодня Альбина не развлекалась — не дразнила меня жестами, взглядами… намеренно. Но мне хватало и того, что видел Королеву рядом с собой. Уже от этой малости ощущал волнительное бурение крови в своём молодом теле. И генерировал фантазии.
— Цель… помимо того, чтобы занять высокий пост, купить автомобиль и ездить с красивой любовницей на курорты? — уточнил я.
— Про любовницу я не говорила.
— Какой же важный начальник поедет на курорт в одиночестве?
— Не уходи от темы.
Нежина запрокинула голову, встряхнула волосами — продемонстрировала мне шею. И тут же спрятала её за тканью халата, будто чего-то испугалась (меня, кого же ещё). Смотрела мне в лицо настороженно. От чего я невольно почувствовал себя маньяком, проникшим в дом к одинокой девице — вовсе не героем-любовником. Желание придвинуться к Королеве ближе, приобнять её за плечи… исчезло. Недоверие и настороженность (увидел их в Альбининых глазах) мне не понравились. Подобные женские эмоции меня не привлекли и не возбуждали. А вот обида в моей душе шевельнулась.
— Цель простая: хочу сделать этот мир лучше, — сказал я. — Ну… или хотя бы эту страну.
Не заметил, чтобы мои пафосные слова впечатлили Королеву.
— Чем тебе наша страна не нравится? — спросила Альбина.
— Всем нравится. Но нет предела совершенству.
— Поясни.
Я покачал головой.
— Это не та тема, которую я хотел бы обсудить с тобой, Нежина.
— Почему?
— Ты пока недостаточно зрелая личность. Подрасти.
Нежина скрестила на груди руки — словно отгородилась от меня. Глубоко вдохнула, будто решила на меня прикрикнуть. Возмущение вытеснило из её глаз настороженность.
— Да ты обнаглел, Усик! — заявила Королева. — Мне уже восемнадцать лет, между прочим. Я старше тебя!
— По твоему поведению этого не скажешь.
— Это ещё что значит?
Я посмотрел за окно. Небо не показалось мне ярким — я будто смотрел на него сквозь запылённое стекло. Отметил, что появился ветерок; он раскачивал ветви деревьев. Птичьи голоса изменились: стали громче, в них добавились тревожные нотки (или это сменилось моё настроение?). Изредка постукивали в окно и капли дождя, оставляя теперь на стекле не мокрые полосы, а кляксы из воды. Идти к седьмой подстанции я уже не хотел. Если ещё утром чувствовал азарт, прикидывал: вдруг то был вовсе не сон, а я на самом деле на короткий промежуток времени действительно возвращался в будущее (ведь теперь уже не сомневался, что сумел очутиться в прошлом). Сейчас же, сидя рядом с Королевой (наедине с Королевой!), о засаде на маньяка не хотел и думать.
Тряхнул головой, прогоняя искушение (неудачно — желание идти к пустырю у подстанции не появилось).
— Ладно, — сказал я. — Пойду, пожалуй. Темнеет уже.
Выбрался из-за стола. Не сдержал вздох.
Почудилось, что во взгляде Нежиной заметил недоумение.
— Боишься повстречаться в темноте с эсэсовцем? — спросила Королева.
— Дела у меня, Нежина, — сказал я. — Некогда мне тут с тобой языком чесать.
— Идёшь делать мир лучше?
— Сделаю его немного чище. Ты, кстати, вечером не собираешься на работу?
— Сегодня не мамина смена, — сказала Альбина.
— Вот и замечательно, — сказал я.
Мысленно отметил: «Не Пимочкина, не Нежина. Если этот гадёныш появится — пристрелю его… нафиг. В том числе и за то, что мне придётся сейчас уйти от Королевы».
Глава 46
Спускался по ступеням, выискивал на стенах свежие надписи и напоминал себе, что шёл к Королеве, преследуя две цели. Во-первых, хотел сообщить Нежиным о побеге Сан Саныча (предчувствовал, что милиционеры этого не сделали). И во вторых — желал убедиться, что буду сегодня спасать не Альбину. Ведь если Нежина не собиралась заступить на смену в больнице, то рядом с седьмой подстанцией вечером не окажется. Это значило, что версия с местью Белезова отпадала (разве что Горьковский душитель переиграет неудачное нападение, но уже с другой женщиной в роли жертвы — не с Королевой). «Не Нежина, не Пимочкина», — вновь мысленно повторил я. Снова отогнал мыслишку о том, что засаду сегодня можно и не устраивать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вышел на улицу — вдохнул запахи прелой травы и сырой земли. Выхлопными газами во дворах пока не пахло. Припаркованных на газонах машин я не увидел: времена, когда на одну семью приходилось в среднем по два автомобиля пока не наступили. Тут же отметил, что лавка около подъезда по-прежнему пустовала. Доски сидения влажно блестели. А вот детишки всё ещё бегали по двору — непогода малышню не страшила (странно, что она не испугала и их родителей). Захлопнулась дверь за моей спиной. По темени ударила капля дождя (почудилось, что я даже услышал щелчок удара). Капли тут же врезались мне в шею, в кончик носа. А вот звука от соприкосновения капель с пальто я не различал — ткань смягчала их, охотно впитывая в себя влагу, точно губка.
«Нужно было давно расщедриться на плащ или на демисезонную куртку, — подумал я. — Накинул бы сегодня капюшон — никакая будёновка бы не понадобилась». Я приподнял воротник пальто, чтобы вода не попадала на шею (с удовольствием бы прикрыл сейчас и голову — хоть бандану делай из спрятанного в кармане платка). Зашагал по тротуару — наблюдал за тем, как на асфальте появлялись всё новые мокрые пятна. Хмурился: представлял, во что к утру превратится моя одежда, даже если дождь не усилится, а будет всю ночь вот так же накрапывать. Пришла идея набросить на плечи плед (когда достану из него обрез, будёновку и свитер) — вряд ли кого-то смутит мой внешний вид (надеялся, что за кустами шиповника останусь незамеченным до рассвета).
* * *
Я усомнился в том, что меня не увидят за кустами, когда подошёл к предполагаемому месту засады. Стоял около фонаря, почти в центре островка света. Смотрел на заросли шиповника — расставался с остатками хорошего настроения. Ещё не стемнело (а с мокрых волос на лоб уже то и дело скатывались капли). Но хорошо видный за голыми ветвями кустов грязно-белый забор намекал: фигура человека (моя фигура — в пальто, в будёновке и с обрезом в руках) на его фоне будет заметна даже ночью. Я стряхнул с нахмуренных бровей воду. В прошлый раз мне помогала укрыться от чужих взглядов густая листва. Вот только в этом году к четырнадцатому марта она не появилась (хотя почки на многих деревьях уже набухли).
— Замечательно, — пробормотал я.
И вдруг задумался: почему я решил, что маньяк нападёт на женщину, идущую от проспекта Гагарина? Что убийце мешало шагать за жертвой от больницы? Это в случае с Гастролёром я не сомневался, в каком направлении Горьковский душитель проследует. Но в этот раз… я не был уверен, что «маньяк с молотком» вообще появится: нормальному человеку и в голову бы не пришло выходить на работу (или развлекаться) в такой пасмурный вечер. Себя я нормальным человеком сейчас не считал. Впрочем… разве убийца и насильник может быть «нормальным»? Я почти не сомневался, что маньяк обычным человеком только выглядел: психически здоровые советские граждане не бьют женщин молотком по голове.
Я вышел на дорогу, посмотрел в обе её стороны. Не увидел прохожих. Отметил, что в углублениях на асфальте уже скопилась вода — маленькие лужицы отражали свет фонаря. Вспомнил, как на том самом месте, где стоял сейчас, видел в ноябре спешившую на работу Королеву. И убийцу, что следовал за ней попятам. Белезов напал на свою жертву, пока я добежал тогда до поворота к пустырю — он душил её. Маньяк, которого я надеялся встретить сегодня, душить женщину не станет — ударит молотком. На такое нападение ему понадобится пара мгновений. Потом бесчувственное тело он подхватит на руки и (я взглянул в направлении пятой городской больницы) понесёт на пустырь. Ведь женщину, по словам Людмилы Сергеевны, нашли (найдут?) именно там.