Вы не знаете, о чем эти стихи?
– Так, примерно догадываюсь.
Подробностями я не делюсь. В частности, о том, что тематика поэзии приводит к гибели людей.
К счастью, Хэйзел оставляет эту тему, вновь сосредотачиваясь на Дэйве.
– Этот совсем свежий, – констатирует она. – Окоченение еще не наступило, но вы и без меня это знаете. Вероятно, это первое, что вы заметили.
Вовсе нет. О времени смерти я даже не задумывалась.
– Как раз это я и упустила, – признаюсь я. – Видимо, меня отвлекло то, что я его знала.
– Надо же, – Хэйзел бросает на меня пытливо-вопросительный взгляд. – Вы с ним знакомы?
– Так, мимоходом. Он работал в кофейне по соседству, и мы с ним как раз сегодня утром пересекались. Он – студент-медик. Точнее, был им.
– Жесть. При всем крутом нутре детектива, это выбивает из колеи. Помню, однажды меня вызывали из-за бывшего парня. Тяжелая выдалась ночка. При нашей последней встрече я сгоряча обозвала его «звиздюком». – Хэйзел бдительно поднимает руку. – Прошу не осуждать. Пальма первенства в этом деле у моей матери. Причем раньше я этим словом никогда никого не обзывала, за что мне потом оставалось себя корить. Ведь это, как я уже сказала, были последние мои слова, сказанные в его адрес.
– И что с ним произошло?
– Его убила новая подружка.
Хэйзел нагибается ровно настолько, чтобы рассмотреть лицо Дэйва как часть картины убийства. Наша светская беседа – своего рода смягчение борьбы со смертью; каждый ведет ее на свой манер. Обыденный разговор с элементом нормальности нередко помогает сохранять рассудок.
– Кожа обесцвечена. Налицо признаки кислородного голодания.
Хэйзел достает из кармана рулончик полиэтилена и, разостлав по полу, ставит на него свой чемоданчик и приседает рядом на корточки.
– Опять держу пари, что это был цианид, – говорит она. – Он выводит кислород из организма.
Я фокусируюсь на том, что она сейчас рассказала о предыдущем расследовании.
– Кстати, Тревор должен был прислать мне отчет о вскрытии Саммера, но я его что-то не видела.
– Он завалил меня бумагами. Получите его утром.
– Как он подтвердил наличие цианида, не дожидаясь отчета токсикологии?
– В зубе жертвы застрял кусочек гелевой оболочки с остатками вещества. – Расстегнув на чемоданчике молнию, Хэйзел встает на ноги. – По всей видимости, жертва пыталась удержать таблетку во рту и не дать ей упасть внутрь, но гель растворился. На самом деле оболочка должна была рассосаться, но такие казусы случаются. Ее защитили два коренных зуба. Отчет будет завтра. Я эти дела беру под свой контроль. Или вам вместо меня нужен Тревор? – спрашивает она, подмигивая.
Я презрительно фыркаю.
– Тревор мне нужен, как дырка в голове.
Шутка из разряда неудачных. Во всяком случае, для нынешнего вечера. Глотку мне обдает изжога.
– Удачно поработать, – перехваченным горлом выдавливаю я, отступая от Хэйзел, занятой сейчас тестами.
Мысли мои при этом неотступно заняты убийством.
Что между этими двумя общего? Пожалуй, поэзия.
Один ее обожал. Другой ненавидел.
Он судит о них критериями поэзии. В таком случае, если Дэйв стал мишенью из-за своей неприязни, то как насчет Саммера?
– Где он берет цианид – вот в чем вопрос, – бормочет Хэйзел, укладывая в пакетик мазок изо рта жертвы. – Может, он бывший военный? Завез оптом откуда-то из-за границы? У меня отец тоже служил. Он рассказывал мне истории, как легко запрещенные вещества, все на выбор, приобретались в определенных странах.
Бывший военный… А что, в чем-то подходит. Чувствуется, что он опрятен. Дисциплинирован. В этом плане вполне соответствует – и все же как-то не вяжется…
– Я в это вникну, – обещаю я.
Оставив ее за работой, приступаю к обходу комнаты, при этом заранее зная, что ничего стоящего не найду. Ни я, ни криминалисты. Поэт обводит нас вокруг пальца, и этому нужно положить конец. Я подхожу к единственному в комнате окну – с большой рамой, через которое мог бы влезть и крупный мужчина, – но как точку входа сразу же ее исключаю. Поэт вошел так, словно был здесь хозяином, и явно не через окно.
В тот момент, когда я начинаю отходить от окна, снаружи за стеклом проходит зыбкая тень. Я замираю, уставившись туда в ожидании еще одного движения.
На ум возвращаются слова Хэйзел: «Этот совсем свежий». Непонятно, видела ли я сейчас что-то в сумраке или нет, но он все еще здесь. Поэт все так же здесь.
Глава 39
Я отворачиваюсь от окна и, не говоря ни слова, направляюсь мимо Хэйзел, выхожу из спальни и обнаруживаю, что офицера Джексона нет на месте. По иронии судьбы, после упрека Хэйзел за отход от инструкций он проигнорировал мои. За коридором открывается гостиная, где работой заняты пять криминалистов. Одному из них я передаю бумажку со стихом.
– Важная улика, хранить тщательным образом.
Заручившись в ответ кивком, жестом обвожу комнату:
– Этот тип убивал и раньше, – довожу я до всех. – Он считает себя умнее вас. Докажите ему обратное.
Провожаемая глухим бормотанием, я выхожу на крыльцо, где дверь охраняет еще один офицер, но не Джексон. О напарнике я его не спрашиваю: на глупости Джексона у меня сейчас нет времени. Я снимаю перчатки с бахилами и, запаковав их, передаю ему:
– Приобщите к уликам.
Это я позаимствовала у своего отца, который однажды нашел следы ключевой улики на перчатке, что и раскрыло дело.
Как только он их забирает, я спускаюсь по лестнице, чувствуя, как после резкого выхода из ледяного дома под жаркую ночь кожу словно припекает. По периметру участка бликуют сполохи полицейских огней; сирены молчат, но в отдалении слышен приглушенный рокот голосов. Я срезаю путь прямиком к стене дома. Адреналин во мне бурлит, но это ощущение в себе я привыкла контролировать. Выверенным за годы движением достаю оружие и фонарик; само ощущение их веса в руках действует успокоительно. Медленно и расчетливо, под стать самому Поэту, пускаюсь вдоль дома, где усердствуют криминалисты.
– Детектив Джаз, – подаю я голос, – старшая по расследованию. Сзади дома кто-нибудь сейчас работает?
– Пока нет, – отзывается один из них. – Мы тут вместе, проходим от одной стороны к другой. Вы хотите изменить регламент?
– Нет. Я просто хотела знать план.
А также то, кто находился за домом, поскольку это вряд ли был один из нас. В принципе, это мог быть Джексон, если он вдруг рехнулся и решил пойти в обход служебных инструкций, но о его передвижениях сообщили бы криминалисты. Я продолжаю идти, не реагируя на просьбу о