от этих шлепков моя боль не утихала. А Рыцарь принимал ее, глядя, словно лазером, как я колочусь о его плоть.
– Иди на хер! – снова заорала я, поднимая руку, чтобы ударить его по лицу.
Рыцарь поймал мою руку в воздухе и, сжав костлявое запястье, не моргая, подвел его к моему лицу.
– Ты не ответила на мой вопрос, – сказал он. Его голос был на удивление спокоен.
– Ответила! Я понимаю, чего это стоит!
– На другой вопрос, – сказал Рыцарь, наклонив голову набок.
Я запыхтела, безнадежно пытаясь вырвать у него свою руку.
– Нет, ты не вымажешь свой член, если ты об этом. Козел чертов.
– Нет? – переспросил Рыцарь, приподняв бровь и изучающе глядя на меня.
– Нет, черт возьми! – заорала я, выдирая руку.
Это не было ложью. Это не было и правдой, но, если Рыцарю нужна была вся правда, ему надо было задавать другой вопрос. Он услышал то, что хотел услышать, и прежде, чем я успела сделать следующий вдох, мы слились воедино.
По моим венам пронесся электрический разряд, как будто Рыцарь был вилкой, а я – розеткой. Он осветил меня изнутри, возвращая все чувства, про которые я думала, что они остались во тьме навсегда. Оживляя те ощущения наслаждения-боли, которые я надеялась больше никогда не испытывать.
Я скакала на его теле, знакомом мне, как свое, а он кусал и сосал мою шею. Когда я видела его в последний раз, мы трахались на прощание в его грузовике на этой же самой парковке. Теперь мы снова трахались на прощание, «Прости», «Я скучаю», «Я люблю тебя», «Не оставляй меня». Рыцарь использовал секс как способ донести до меня все слова и чувства, которые не умел выразить другим путем. Это не было радостно. Это было и больно, и целительно одновременно.
Мои руки – на его пушистой башке, его – стискивают мою шею и костлявое бедро, мы дышим одним воздухом, бьемся в одном ритме и молимся одной вселенной, чтобы это никогда не кончалось. Но боги не слушают нас, а может, нас предают наши же тела. В любом случае конец этому настал. В электрическом взрыве зубов, ногтей, кровоточащей кожи и порванных сосудов.
Мы долго молчали, прижавшись друг к другу. Так долго, что наше дыхание выровнялось, а сердцебиение, как всегда, успело синхронизироваться. Так долго, что мой мозг снова включился. Так долго, что я смогла сообразить, что всего сутки назад я трахалась с другим мужиком на переднем сиденье.
Мой пустой желудок заурчал.
Рыцарь все еще сжимал сзади мою шею, но теперь он слегка массировал ее, рисуя медленные круги своими твердыми пальцами.
В конце концов он заговорил. Целуя меня в макушку, он спросил:
– Когда тебе надо быть дома?
От этого простого вопроса у меня защипало в глазах и сдавило грудь. Рыцарь, может, и был психопатом с припадками ярости, но он, без сомнения, заботился обо мне. Он думал обо мне прежде, чем о себе. Даже причиняя мне боль, он действительно пытался любить меня.
– В одиннадцать, – прошептала я, выталкивая слова сквозь комок в горле.
Отпустив мое бедро, Рыцарь взглянул на свое запястье. У него были простые часы на темно-зеленом ремешке из парашютной стропы. Раньше он никогда не носил часов.
– Десять пятнадцать, – сказал он, прижимая меня к себе и кладя голову мне на макушку. – У нас еще полчаса.
– Рыцарь? – спросила я, едва слыша собственные слова из-за биения его сердца возле своей щеки. – А как ты сюда попал? Ты же должен быть в тренировочном лагере еще два месяца? – Приподнявшись, я поглядела на него, ощущая тяжесть в животе. – Ты же, ну, не сбежал в самоволку, чтобы увидеть меня… Нет?
Лицо Рыцаря не выдавало ничего. Его одежда тоже. На нем были камуфляжные штаны, но такие могли быть у него и просто так. Я толком не разглядела его майку до того, как он швырнул ее на пол, но она тоже была обычной – какого-то неяркого цвета, то ли черного, то ли темно-зеленого. На нем точно не было майки со скинхедской группой, тесных «levis», закатанных снизу, и тонких подтяжек, к которым я привыкла. Это точно. Он что, приехал прямо из лагеря или стал по-другому одеваться?
– Есть способы получить отпуск, – сказал Рыцарь, и от его тона у меня по спине пробежал холодок. – Семейные неприятности, например… Всякое бывает.
Я не хотела знать, о каких семейных неприятностях он говорит, потому что, что бы это ни было, я уверена, он был в этом замешан. Когда я была в последний раз в одном доме с ним и его «семьей», Рыцарь перебил каминной кочергой все стекла во встроенных витринах в гостиной и уделал лицо своего отчима в мясо, а его родная мать целилась в него из пистолета. Так что Рыцарь, без вопросов, мог устроить «семейные неприятности».
– Рыцарь… Что ты устроил? – спросила я еле слышным шепотом.
Рыцарь провел руками по моим обнаженным бедрам и посмотрел мне прямо в глаза.
– Я сделал то, что должен был сделать, Панк. И понадобится гораздо больше, чем несколько километров и несколько десантников, чтобы не пустить меня к тебе, Панк.
От его уклончивых ответов мне стало страшно, но я, сглотнув, все же задала вопрос, который так и так меня беспокоил.
– Ты кого-нибудь побил?
– Нет, – рявкнул Рыцарь. Потом его тон смягчился. – Один из моих клиентов работает в бухгалтерии Больницы Эмори. Ты не поверишь, насколько просто подделать документы, если дело касается твоих тату.
– Но у тебя же на базе нет машины. Как же ты…
– Сел на автобус.
– Господи, Рыцарь. Ты сделал все это только из-за моего письма? Ты же мог просто написать мне ответ.
Рыцарь улыбнулся. По-настоящему. Улыбнулся той улыбкой, ради которой я была готова вывернуться из кожи с первого дня, когда увидала ее. Улыбкой, из-за которой я верила, что он нормальный. А я в безопасности.
– Может, в другой раз я и попробую, – сказал он, сверкая белыми зубами и белыми глазами.
Я провела по этой