— Хорошо, — ответил Паша и объявил:
— Уважаемые сотрудники банка, прошу всех пройти в зал для инструктажа.
Пётр аж прикусил губу от волнения, я молчаливо кивнул — ещё немного и начнётся жара.
Плохо, что отсюда мы не могли наблюдать за происходящим, но я примерно догадывался, что будут делать бандиты. Им даже с реквизитом заморачиваться не нужно: раз снимается ограбление банка, можно спокойно протащить внутрь оружие. Охрана воспримет его как само собой разумеющееся.
Осталось только собрать всех служащих в одном месте — и вуаля! Можно сказать, половина дела сделано. Под дулами винтовок и револьверов никто не дёрнется и не окажет сопротивления.
Я по достоинству оценил авантюризм и продуманность этого плана. Интересно, кто его придумал?
Слово взял оператор, чуть хриплый голос Корнея я узнал сразу:
— Так, граждане, это ограбление. Не кипишуем, дышим ровно и в полную грудь. Если кто вздумает дёрнуться — получит пулю, и я не шучу. Так что подумайте о ваших родных и близких, о детях, в конце концов…
— Да, но… — заговорил Паша, делая вид, что не понимает.
— Заткнись, если не хочешь, чтобы я вышиб тебе мозги! — прикрикнул на него Корней. — Все уяснили?
Недружный хор стал ответом на его вопрос.
— Мои ж вы, умнички! — похвалил Корней. — Продолжайте в том же духе и вернётесь домой целыми и невредимыми.
Чем больше я слышал уверенные интонации в его фразах, тем сильнее убеждался, что это и есть главарь банды. Дерзкий, спокойный, хладнокровный, уверенный в каждом действии.
— Где хранилище? — спросил Корней.
Я подал знак Петру — приготовиться.
— Там, — показал Паша.
— У кого ключи?
— У меня.
— Так чего стесняешься — давай сюда. Мы немного попользуемся и вернём, честное слово.
Звякнула связка ключей.
— Вот этот и этот. — пояснил Паша. — Надо будет провернуть до третьего щелчка…
— Как-то всё сложно. Короче, ты пойдёшь и сам откроешь хранилище. Или есть возражения?
— Возражений нет, — поспешно произнёс Паша.
— Молодца! Вот, граждане банкиры, берите пример с вашего начальника! — засмеялся Корней. — Майя, бери Саню и Лёху и шуруй в хранилище вместе с этим товарищем, а мы пока за почтенной публикой понаблюдаем. Не приведи господь, вдруг у кого нервишки дрогнут…
По коридору мимо нас протопали четверо: Паша шёл впереди.
Раздался характерный звук вставляемых в личинку замка ключей.
— Добрый день, — вышел я в коридор с автоматическим пистолетом в руке.
— Георгий?! — вскинулась Майя.
— Сюрприз, — подмигнул я. — Бросайте оружие.
Одного из её компаньонов я знал, он тоже принимал участие во вчерашней вечеринке. И сейчас, так же как и Гуревич, растерянно хлопал глазами.
— Оружие на пол, — повторил я приказ.
— Саша, Лёша, сделайте, что вам велят, — тихо произнесла Майя и первой бросила свой револьвер.
— Руки вверх! — скомандовал Паша и вытер выступивший пот.
Бандиты не догадались толком обыскать его и не нашли маленький пистолет в ножной кобуре.
У меня спина тоже была мокрой от пота, но в развязка подходила к концу. Всё зависело от поведения налётчиков.
— Товарищ Рыженко всё правильно говорит — сдавайтесь, граждане бандиты. Вы окружены.
Позади, в зале, послышался грохот и шум: это появились сидевшие в засаде агенты угро.
Стрельбы не было, значит, люди Корнея оказались достаточно благоразумны и сразу поняли, что у них нет шансов.
— Ну что, граждане-налётчики, пойдёмте на свет белый, — показал я в сторону выхода.
— Как ты догадался? — спросила Майя, когда проходило мимо меня.
— Долгая история. Я расскажу тебе на допросе.
— А ведь ты мне действительно понравился, Георгий, — сокрушённо произнесла она.
На это мне нечего было ответить, да и не больно-то верилось в симпатии этой гастролёрши. Дамочка просто прикидывала варианты как получить минимальный срок и пыталась надавить на мои чувства.
А я… А мне было на неё плевать: да, красивая, умная, но никакого сравнения с моей Настей, которую я любил всем сердцем и душой.
Так что с моей стороны злодейку ждал облом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вы, гражданочка, вчера чужое пальтишко в магазине тиснули. Нехорошо… Надо бы вернуть законной владелице, — напомнил я.
— Я выбросила на помойку эту рухлядь, — фыркнула она.
Мы вошли в зал, где ребята из ростовского угро вовсю «паковали» бандитов. Корней узнал меня, его лицо скривилось от злобы.
— Принимайте ещё партию, — усмехнулся я.
Паша хлопнул меня по плечу.
— Всё-таки, Жора, про тебя надо тиснуть заметочку в газете — скромную такую, полосы две-три, не больше.
— На хрена козе баян?
— Насчёт козы не в курсе, но если б не ты, мы бы сейчас с грустным видом стояли перед строгим, но справедливым взором начальства, и не знали бы, где спрятаться от позора на нищи седые головы…
— Забей. Пойдём лучше в столовку сходим — перекусим. Время обеденное уже, а я с самого утра не жрамши.
— Да тебе за твои подвиги давно пора усиленный продпаёк выписать…
— Ну как выпишут, так посмотрим, а пока в столовую, товарищи сыщики.
Глава 25
После столовой поехали в угро, день намечался длинный и многообещающий. И я, и Паша, и Пётр — все мы чувствовали себя триумфаторами и были на подъёме.
Мне выпало допрашивать предводителя шайки — Корнея. Он оказался обладателем замечательной русской фамилии Иванов.
— Почему вы свою фамилию опозорили? Что же подвигло вас на преступление, гражданин Иванов? — спросил я, разглядывая оператора.
Сложно поверить, что этот интеллигентного, я бы даже сказал — профессорского, вида мужчина, сколотит шайку и пойдёт грабить банк. А если учесть его сугубо гуманитарную профессию…
— Любовь к искусству, — безрадостно протянул он.
— А при чём здесь искусство?
— Вы не поймёте!
— Так вы снизойдите к нашему уровню развития. Глядишь, и допетрим тогда, — усмехнулся я. — Римского от Корсакова отличаем, и вас, даст бог, поймём.
— Издеваетесь?
— Да уж куда нам с нашими мужицкими рожами да в вашем калашном ряду…
— Можно водички, — попросил он.
Я налил ему полный стакан из графина.
— Пожалуйста.
— Благодарю вас, — руки его тряслись, зубы стучались об край стакана, вода стекала по лицу и капала на одежду.
— Напились?
— Да.
— Тогда продолжим.
— Отстаньте от меня! — с надрывом выпалил он.
— С какой стати? Иванов, вы на допросе, а не в кабаке. Извольте отвечать, когда вас спрашивают, — нарочито добавил суровости в голосе я.
Не хватало ещё, чтобы он впал в истерику.
Приём подействовал.
— Узнаю Россию-матушку, — шмыгнул носом Иванов. — Может ещё и кулаком в лицо мне заедете, как при старой власти?
— А что — доставалось? — на всякий пожарный я убрал руки со стола, а ну как этому малахольному и впрямь подумается, будто я решил выбить из него показания.
— Спрашиваете, — с горечью произнёс арестованный. — Я ведь в прошлом большевикам сочувствовал, помогал чем мог: прокламации в университете распространял, укрывал сбежавших с каторги.
— И как же вы после столь героического начала докатились до откровенного грабежа?
— Я же сказал — из любви искусству.
— Звучит туманно.
— Боже мой — это просто невозможно объяснить словами!
— А вы всё равно попробуйте.
Иванов собрался и заговорил.
— Я столько лет бредил волшебным миром кино, мечтал, что сам когда-нибудь сниму фильму. Мечта сбылась, я стал оператором, а потом…. — Он вздохнул. — Потом мне стало тесно в вашем большевистском мирке. Постепенно всё стало скатываться к каким-то агиткам, примитиву, я потерял свободу творчества, понял, что задыхаюсь тут и больше не могу… А ведь я хотел делать кино с большой буквы! И тут мой взор упал на Америку, на Голливуд.
— Вы сейчас серьёзно?
— Да. Будущее мирового синематографа за океаном.