Такое мы тоже видали и слыхали, мельком подумал Ляхов, сообразила, теперь под одержимую косить будет.
— Короткевич, дай ей еще пару раз по роже… Максим сидел на полу в углу комнаты, куда не могли достать пули ни с улицы, ни через дверь, пристегнутый у трубе отопления сразу двумя наручниками, за каждую руку отдельно. Рот заклеен широким куском пластыря. Лицо красное, будто у него приступ гипертонии.
Но главное, живой!
Вадим сдернул пластырь, не рассчитав усилия, Максим вскрикнул. Побриться он утром не успел, и пробивающаяся щетина крепко прихватилась клеем.
— Уф-ф, — Бубнов выдохнул воздух, задышал глубоко и жадно. — Насморк у меня, нос заложило, так чуть не задохнулся, противнейшая, скажу я тебе, смерть…
— Как же это ты так опять поймался? — спросил Ляхов, ковыряясь в замке браслета шилом от складного ножичка. Умелые люди, говорят, дамской шпилькой враз отпирают.
— А ты меня как нашел?
— Путем размышлений…
Наконец и у него получилось, наручники остались висеть на трубе, Максим встал, потирая запястья. А тут и стрельба окончательно стихла. Ляхов посмотрел на часы. На все про все ушло только девятнадцать минут. А казалось — час минимум. Так что если Тарханов сразу же выслал подкрепление, минут через пятнадцать будут. Да когда ж у нас было, чтоб совсем сразу? Наверняка то одно, то другое. В общем, кладем еще полчаса.
Спустились на первый этаж. Осмотрелись.
Нормально повоевали. Не так, конечно, как Уваров в Бельведере, но тоже впечатляет.
Колосов был жив, не ранен даже, но мрачен.
— Трое убитых, трое раненых, господин полковник. Один — тяжело.
— Сейчас посмотрим…
На трех раненых имеется целых два врача. Роскошно, можно сказать. Когда на одного врача сто раненых, это хуже.
А с военной точки зрения — в строю остались поручик, Короткевич и еще двое. Ну и они с Максимом.
— Что неприятель?
— Убито шестнадцать, пленных два. С этой, значит, три…
— А у них что, раненых нет? — удивился Бубнов.
— Откуда? — изобразил намек на улыбку Колосов.
— Ты свои секретные патроны не применял?
— Да ну, господин полковник! В закрытом помещении…
— Максим, посмотри раненых, а у нас еще дела есть, — он поманил поручика рукой. Отошли к окну с выбитыми стеклами, закурили.
— Помощь к нам идет, да когда придет… Свое дело мы сделали, что и настораживает…
— Не совсем понял, — осторожно переспросил Колосов.
— Опасаюсь я, что к «этим» тоже подкрепление подтянуться может, не двадцать же их на всю Москву было, и для кого они Бубнова похищали? Он тут явно на пересидке был.
— То есть прикажете занять оборону?
— Именно. По всем азимутам, — Ляхов снова выглянул в окно и заметил, что внутри транспортера, не выпустив ручек пулемета, отчего ствол круто задрался в небо, замер в неловкой, неподходящей живому позе водитель.
— Этот — третий или четвертый?
— Четвертый, — вздохнул поручик. — Я только своих посчитал.
— Хреново, — сказал в пространство Вадим. — Их сколько было, нас втрое меньше. Мы их за двадцать минут сделали. Сами сколько продержимся, если что?
— Сколько надо, господин полковник. Так я пошел?
— Шагай и заряжай свои патроны. Пулемет с броника прикажи снять, ящики в дом занесите, спасибо бойцу, вытащил. Я и как звали его не знаю… Ладно, вспомним. Я опять на связь выйду.
Но гудок рации Феста прозвучал на секунду раньше.
— У тебя как? — достаточно беспечным голосом спросил двойник.
— Задание выполнил, потери — половина, то есть со мной осталось четверо боеспособных. Отойти тоже не могу, раненых не унести… Может, ты подъедешь?
— Черт, не знаю даже. Я думал — ты ко мне. У меня ж бойцы не местные, как я их одних отправлю… Ладно, иду!
Секонд не сразу понял, что значит — «не местные». Потом дошло. Дни спецподготовки в Новой Зеландии и в Крыму вспомнились.
Только-только успели оказать помощь раненым, навели относительный порядок на боевых постах, распределили позиции, даже покурили как люди впервые с начала атаки. И тут из соседней комнаты первой, заполошной очередью застучал «ручник». Пока — наш, а через секунду и с улицы ответили.
Зеркальная ситуация.
Вадим вызвал Шульгина.
— Лексан Иванч, — торопился он, — веду последний бой. Заберите хоть Бубнова, из-за него же весь сыр-бор…
Отчего-то он не стал просить, чтобы Шульгин вывел своим непространственным каналом всех. Вряд ли опасался умножения парадоксов, просто показалось неправильным (стратегически) — подмога от Тарханова прорвется с боем, а здесь — никого. Глупо как-то выйдет, а потом опять объяснения выдумывай… Им бы сразу ранцевым генератором оснаститься, так, наверное, под руками их нет. Все в Польше.
Да ведь и Шульгин не предложил ему такого выхода. Сказал только, что наблюдает, до отряда, посланного Тархановым, буквально километр-полтора. Три-четыре минуты — и он будет на месте.
— Где твой Бубнов?
Ляхов оглянулся. Максима, конечно, рядом не оказалось. Где-то уже занимает позицию.
— Черт, сейчас найду!
— Некогда, Вадим, некогда. У меня, может, всего пять минут, чтобы взятую Фестом технику выхватить. Держитесь, скоро свяжемся…
Не мог же Шульгин сказать открытым текстом, что обстановка меняется быстро и почти катастрофически, что он опасается, не находится ли и его СПВ-канал под контролем и в любой момент может быть заблокирован или перехвачен. Что он и так страшно рискует, удерживая открытым проход в машинный зал, забитый чужой техникой, которая сейчас, может быть, стоила дороже солдатских голов. Слишком все вокруг был зыбко, непонятно, подозрительно и странно. Сейчас лишний раз приоткрыться, что под прицелом вражеских снайперов на бруствер вылезти.
Одного бойца с пулеметом Колосов послал в подвал, к тому окну, через которое проник в дом Ляхов, и он сейчас экономными очередями прижимал к земле многочисленные фигуры в черном, возникающие из проездов между соседними домами. Короткевич стрелял из ДШК, который удалось захватить неповрежденным и с двумя полными лентами к нему. Колосов торопливо набивал диск «секретными» патронами.
Остальные четверо целых (включая самого Ляхова с Бубновым) и двое раненых, но способных держать оружие, рассыпались по периметру второго этажа. По двое к фасадным окнам, по одному — к боковым.
Патроны беречь не приходилось, с теми шестью ящиками, что притащили с улицы, на час самой бешеной стрельбы хватит, стволы бы не сгорели, а дальше, кто выживет — «Гранаты к бою!».
«Любое дело требует в 3, 4 раза больше времени, чем предполагалось…» — крутилась в голове у Ляхова формула, когда он, стараясь особенно не высовываться, щелкал одиночными тех, кто дальше других продвигался по покрытому жухлой травой скверику. Но их было так много, отчаянных, что его одиночный огонь звучал почти как автоматический.
Первый и последний приказ по гарнизону звучал просто: «Сдерживать неприятеля на подходах, если ворвутся, продолжая бой в здании, по способности отходить на площадку перед мезонином». Там нет окон и единственная крутая лестница, с литыми чугунными ступенями и балясинами перил. Какое-никакое, а от пуль и гранатных осколков прикрытие. Ни с тыла, ни с флангов не обойдут. А в лоб — пусть еще попробуют! Постреляем в упор. Трупов наваляем. А в итоге — не мы первые, не мы последние…
Одновременно Ляхов понимал, что по правде так быть не может. В самом-то деле, посередине столичного города идет жуткий бой — и никакой реакции извне. Ни полиция не подъехала на шум настоящей стрельбы, ни иные службы. Даже жители окрестных домов отчего-то не высовываются в окна, форточки, подъезды, чтобы полюбопытствовать. А это ведь извечная привычка русского народа.
Как положено командиру, Вадим перемещался по занятой гарнизоном территории. Не вольный снайпер он сейчас, а единственный старший офицер. Кому подсказать, кого подбодрить, заметив изменение обстановки — принять волевое решение. Осуществлять маневр силами и средствами, одним словом.
Довелось ему, по ходу дела, увидеть, как работают те самые патроны.
Колосов, вдавившись щекой в приклад пулемета, отчего лицо его повело в сторону, и стал он похож на пресловутого Квазимодо, что-то бормоча под нос, водил мушкой влево-вправо, выбирая достойную цель. Непременно — групповую, что смысла одиночек щелкать? Настреляешь, может, и больше, но не тот моральный эффект.
И дождался своего.
Человек шесть-восемь, подгоняемых свойствами местности и выстрелами защитников дома, словно бы непроизвольно сгруппировались позади и вокруг выступа канализационного коллектора. С уровня земли, ежели ползешь, полуметровый бетонный массив кажется надежной защитой. Но это только при равно-уровневой позиции. Тактика же требует — «всегда занимай господствующие высоты».