Читать интересную книгу Творения - Максим Исповедник

Максим не говорит здесь, как это принято, о муках ада; он не повторяет давно известные слова, как на первый взгляд он это делает в отрывках, приведенных выше. Но все же необходимо посмотреть, как Максим будет рассматривАmb проблемы, вытекающие из Писания и святоотеческих творений, когда он в меньшей степени находится под влиянием своих размышлений над Евангелием.

Здесь главнейшей является проблема конкретного единства человеческого рода [3101], которое, если доводить ее до конца, кажется, подразумевает своего рода апокатастасис, что связано в той или иной степени со следующим рассуждением: если все пали в Адаме, все и воскреснут, и будут спасены в Новом Адаме. Но даже когда такое учение доводится до своего предела, апокатастасис, который вытекает из него, будучи таким же ложным, как оригеновский, тем не менее, существенно отличается от оригеновского. Последний соответствует учению об Энаде, предсуществовании душ, и определенному представлению о свободе, и даже по необходимости вытекает из него; первый же имеет под собой реальное и действительное основание, но является учением, которое страдает, так сказать, от рака, а именно от того представления, что ни один человек не может рассматриваться как стоящий в противлении к Христовой благости[3102].

Сейчас я приведу те отрывки, которые более всего, как кажется, говорят в пользу такого мнения. В поисках таких отрывков старательней всего был Мишо. Среди Вопросоответов к Фалассию я могу сослаться в первую очередь на Thal 2 и 15. В первом идет речь о согласовании частного с общим, во втором — о пути Божественного промысла. Можно заметить, что во многих примерах, приводимых Мишо, присутствует моральный момент, часто выражаемый словами: «даруемый достойным» и т. п. [3103] Это подчеркивается и в Толковании на Пс 59 [3104]. Однако в наибольшей степени Максим настаивает на этом в Amb 31, 1273D, где обсуждаются слова из Слова на Рождество Григория Богослова: «Законы естества нарушаются; наполниться подобает горнему миру. Христос повелевает: не будем противиться»[3105]. Вторая фраза этого отрывка естественно открывает путь учению о конкретной солидарности всего человечества. Не удивительно, что Максим упоминает здесь притчу о заблудшей овце, о потерянной драхме и о блудном сыне. Утраченный элемент — это то, что отпало от небесного хора, человечества, чье возвращение потребовало всего домостроительства Воплощения[3106]. Но тот факт, что Максим оставляет здесь для более подходящего случая объяснения чисел два, десять и сто[3107] не является достаточным основанием, чтобы причислить этот отрывок к тем, в которых он намеренно отказывается говорить о «более возвышенных» учениях. Уделим внимание теперь именно этим текстам.

Эзотерическое молчание?

Фон Бальтазар[3108] говорит, что тексты эзотерического характера часто встречаются у Максима. Это не совсем так. Только что указанный отрывок не должен причисляться к ним. Другой такой текст Бальтазар видит в Amb 45, 1356В. Но и здесь причина, по которой Максим не высказывается, состоит не в том, что «почесть учение молчанием», но в том, чтобы не вдаваться в него в настоящее время, поскольку он не равен высоте учения Григория Богослова. Других отрывков такого рода я не знаю.

Таким образом, у нас остаются вполне подходящие тексты: Thal prol 260А; Thal 43, 412А; Thal 21, 316D. Начнем с последнего, ибо два других более важны и связаны одно с другим. Вопрос 21 звучит так: «Что значит совлечься начал и властей и т. д. (Кол 2: 15)? Как Он вообще был в них облечен, если Он был без греха?» Заметим, что это место из Писания связано с учением Оригена об апокатастасисе. В седьмой гомилии на книгу Иисуса Навина[3109] Ориген пишет: «Крест нашего Господа был двояк,… потому что зримым образом Сын Божий был распят во плоти, а незримо на том же самом кресте диавол вместе с началами и властями был прибит ко кресту» (Кол 2:14–15). В конце последующего развития идеи об апокатастасисе Ориген возвращается к этому тексту и присоединяет его к другому [3110]: «Что доброго для меня, если я знаю, что царь Гая повешен на двойном древе (Иисус Нав 8:29)? Но если я знаю, что сила креста двояка, что на нем и Христос распят во плоти, и диавол с его воинством прибит — от понимания этого таинства моя душа научается. И более того, еще шире глядя на таинство, это древо можно понять как древо познания добра и зла, на котором и Христос, то есть добро, и диавол, то есть зло, повешены, чтобы зло было уничтожено, а добро жило силою…»

Итак, Максим после того, как дал свое толкование «совлечению начал и властей» выказывает свое нежелание продолжАmb излагАmb все толкования, которые он знает, и заканчивает следующим образом: «Можно было бы и по — другому рассмотреть смысл этого отрывка, более таинственно, более возвышенно, но поскольку, как ты знаешь, не следует придавАmb писаниям более возвышенное божественное учение, будем довольствоваться тем, что было сказано об этом достаточным, чтобы сдержАmb любознательность по этому поводу. А если Богу будет угодно, и мы окажемся вместе, то мы внимательно исследуем вдвоем эту апостольскую мысль» (Thal 21, 316D).

Нельзя сказать, что здесь совершенно эзотерическое молчание; Максим желает обсудить значение слов Павла, но это более рискованное толкование сейчас неразумно обнародовать. Вполне возможно, что этот «более таинственный» смысл может быть близок тому, на который намекает в приведенных цитатах Ориген. Можно сделАmb такое предположение. С другой стороны, очевидно, что Максим предлагает не объяснить этот смысл, когда он и Фалассий будут вместе, но исследовАmb смысл самого текста, в процессе чего, конечно, этот смысл тоже будет обсужден.

Два наших других отрывка — близнецы; в обоих из них обсуждается древо добра и зла, и оба они обходят молчанием «более возвышенное» учение, не оставляя возможности для последующего обсуждения.

В прологе к Вопросоответам (Thalprol 253А) Максим дает определение зла и объясняет, что эта ошибка в достижении цели привела к неведению Причины. От этого он переходит к себялюбию и к длинному перечню пороков. Затем он начинает второе рассмотрение, исходя из определения зла как «неведения благой Причины сущих», и отсюда уже он переходит к теме идолослужения, предпочтения твари Творцу и к себялюбию, упоминая о древе преслушания, познания добра и зла (257АВ). Затем он объясняет это древо. Есть духовное видение видимых творений — оно хорошо, а плотское (в смысле чувственного) знание этих творений — зло (257CD). Потом Максим говорит о том, почему он здесь упоминает о древе преслушания: «Так нужно понимАmb древо, в соответствии с доступным для всех духовным толкованием, представляя более таинственный и лучший смысл людям с тайнозрительной мыслью, от себя же почитая его молчанием. Ныне я упомянул о древе преслушания мимоходом, желая показать, как неведение Бога привело к обоготворению твари, явным служением которой является телесное себялюбие рода человеческого»[3111](Thal prol 260А6–15).

Однако в другом вопросе Фаласснй склонил Максима к ответу относительно райских деревьев. В Thal 43,409Df читаем: «Если в Писании говорится, что мудрость есть» древо жизни»(Прит 3:18), а дело мудрости — различАmb и» ведАmb дерево познания добра и зла»(Быт 2: 9), то чем же тогда отличается последнее от древа жизни?» [3112] Отвечая, Максим сначала говорит, что учителя Церкви могли много что сказАmb в ответ на этот вопрос, но предпочли почесть его молчанием, полагая за лучшее не усугублять трудностей, ибо большинство людей не могут проникнуть в глубины Писания. И если кто‑то и сказал нечто, сначала испытав способность слушателей воспринять, большая часть вопроса осталась неисследованной. Таким образом, говорит Максим, «и я скорее бы рассудил обойти молчанием это место, если бы не догадывался, что такое умолчание удручит боголюбезную душу вашу. Поэтому только ради вас я буду говорить то, что доступно всем, и что полезно для разумения как малых, так и великих» [3113] (Thal 43, 412А13–В2). Далее Максим дает свое объяснение. Постольку есть древо жизни, его противоположностью является древо смерти — древо познания добра и зла. Из них одно — творец жизни, другое — смерти. Древо жизни — мудрость, т. е. оно связано с умом и разумом; другое же связанно с неразумностью и чувством. Или, по — другому, поскольку человек создан из разумной души и чувственного тела, древо жизни — это ум души, а древо познания добра и зла — телесное чувство. Функция же этих частей различать: ума — между мыслями и чувствами, между вечным и временным, и предпочитАmb первое второму. Чувства же должны различАmb наслаждение и боль. Итак, если человек различает только телесные удовольствия и боль, то он вкушает от древа познания добра и зла; если же он различает временное исключительно духовным образом, то он вкушает от древа жизни.