Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако даже пресыщение и последующее уклонение от блага входит, согласно Оригену, в провиденциальный план. Он пишет, что Бог попустил тварям некоторые движения, «чтобы они, сохраняя свое состояние всегда неподвижным, не забывали, что они достигли этого окончательного блаженства не своею силою, но благодатью Божи- ею»[3046].
Было бы полезным теперь суммировАmb оригенистический миф, основываясь на только что приведенных отрывках. Первоначальная Энада — это единство разумных тварей, чья принципиальная изменчивость основана на том, что они — твари, и проявляется через их свободную волю, состоящую изначально в выборе между добром и злом. Таким образом, сама природа свободной воли, хотя она и может развиться во все возрастающее желание блага, в действительности приходит к пресыщению благом и становится ответственной за изначальный распад Энады; последующие пресыщения и отпадения всегда возможны, хотя бы уже для того, чтобы тварь могла осознАmb свою зависимость от Бога.
В. ОпровержениеТеперь обратимся к опровержению этого момента в учении ориге- низма у Максима. Два отрывка из Amb 7, которые прямо касаются пресыщения, являются небольшими, поэтому я приведу их целиком в переводе. В первом само слово не встречается, но идея пресыщения предполагается. После начального описания Энады, Максим продолжает: «Ведь если Божество недвижно, как наполняющее все, а все, что из небытия, приемлет бытие и подвижно, как непременно относящееся к какой‑то причине, но ничто движущееся еще не остановилось, как не упокоившее еще можение [или потенцию] движения соответственно влечению у последнего желаемого (ведь не свойственно от природы ничему иному, чем оно, показываясь, останавливАmb носящееся соответственно природе), — значит ничто движущееся не остановилось, как не встретившее еще последнее желаемое, поскольку оно не остановило еще, явившись, движение вокруг него носящихся» [3047] (Amb 7,1069В2–13).
Таков основной аргумент, метафизические аспекты которого Максим суммировал в триаде genesis‑kinesis‑stasis, чему мы уделили внимание в первую очередь [3048]. Но прежде чем подойти к этим аспектам, Максим приводит первые два возражения оригенистов на приведенные аргументы, сам отвечая на их доводы: «Если же они вдобавок настаивают, что это некогда произошло и умы пришли в рассеяние, подвигнутые из своего основания и местопребывания в последнем и единственном предмете стремления, то чтобы не придирался я, говоря: «Где же доказательство [что это не случится снова]?», по всей вероятности, допустят, что в тех же [обстоятельствах] умы с необходимостью будут иметь те же перепады без конца. Ведь что смогли, испытав, презреть однажды, то никакая логика им не сможет воспрепятствовАmb презирАmb и всякий [другой] раз. Но что иное, чем [необходимость] так носиться умам, и ни иметь, ни надеяться [иметь] никакой неколебимой опоры для твердости в прекрасном могло бы оказаться [для них уделом] более жалким?»[3049] (Amb 7, 1069В13- С12).
Из этого отрывка мы сразу видим, что оригенисты, с которыми имеет дело Максим, не отрицают его учение о движении, т. е. что для упокоения необходимо достичь самого желанного, но они просто утверждают нечто противоположное меньшей посылке Максима. Ввиду разнообразных движений разумных тварей Максим предполагает, что цель движения еще не достигнута; они же утверждают, что изначально она уже была достигнута. Согласившись относительно учения о движении и того, что цель еще не обретена, Максим раскрывает последствия их положения: у них не получается никакого постоянного покоя во благе. Само по себе это утверждение является для него достаточным опровержением.
На это его противники возражают посредством такой увертки: они могут пребывАmb во благе, но не хотят. Таково второе возражение оригенистов, которое следует сразу за приведенным выше отрывком: «Если же скажут, что они могут, но не хотят из‑за бывшего [у них] опыта противоположного, то и в таком случае будет прекрасное ими любимо не ради себя самого, как прекрасного, но по необходимости и ради противоположного, как не по природе и в собственном смысле вожделенное. Ибо все, что не само по себе является благим, и вожделенным, и привлекающим к себе всякое движение, не в собственном смысле прекрасно, а поэтому неспособно и удерживАmb влечение наслаждающихся им. Но так и злу могли бы придерживающиеся такого образа мыслей выразить благодарность, как посредством него наученные должному и узнавшие, как иметь утверждение в добре [т. е. прекрасном], и если действительно опознали они созвучное себе, необходимо назовут зло приходом в бытие, потребным даже более, чем сама природа, так как он [этот приход в бытие] научает, согласно им, полезному, и производит самое ценное из всех стяжаний — разумею любовь, по которой всему приходящему от Бога в бытие свойственно, пребывая в Боге, необратимо собираться в Бога» [3050] (Amb 7,1069С12- 1072А10).
Первое возражение и ответ на него имеют в виду вопрос, является ли обязательно твердость во благе целью; второе возражение предполагает, что всегда будет возможность выбора между добром и злом, а желание опыта полагается как причина для выбора зла. Однако позиция Максима состоит в том, что конечная и полная поглощенность благом такова, что она исключает малейшее уклонение ко злу. Его метод — reduction ad absurdum положения оригенистов; положительное развитие его позиции мы увидим дальше.
Теперь я приведу второй отрывок о пресыщении: «Ибо говорят, что радость ни прошлой печали не помнит, ни ожидаемого пресыщения (τόν κόρον) не приемлет от страха, подобно наслаждению.
Поэтому‑то как богодухновенные Речения, так и научившиеся от них божественным тайнам отцы наши и утвердили» радость» как название, указывающее на будущую истину. Если же, говоря вкратце и по моему убогому рассуждению, природой, Писанием и отцами показано, что ничто еще из приведенного в бытие и движущегося не остановилось, и не прияло сообразного Божественному намерению завершения (σκοπός), а к тому же и то, что невозможно поколебАmb основание достойных в божественном постоянстве, то как возможно — дабы нам ко утверждению сказанного подАmb малую некую помощь от рассуждений, — чтобы те, кто единожды существенно [3051] стал в Боге, потерпели бы у себя оскорбительное для [предмета своего] желания пресыщение? Ведь всякое пресыщение по самому своему смыслу и определению является угашающим аппетит, что устанавливается двояким способом: либо аппетит, почитая [вызывающие его] предметы малыми, угасает, либо, пренебрегая ими как скверными и гадкими, гнушается. От этого обычно и возникает пресыщение. Богу же, как по естеству сущему бесконечным и почитаемым, свойственно скорее увеличивАmb до беспредельного аппетит вкушающих Его посредством причастия.
Если же это истинно (как оно, конечно, и есть), то не было так называемой Энады разумных существ, которая, пресытившись божественным постоянством, разделилась, и своим рассеянием привела к сотворению сего мира, дабы нам [вводя ее] не делАmb благо чем‑то описуемым и бесчестным [то есть малоценным], как ограниченное каким‑то пресыщением, и бывающее причиной мятежа для тех, желание коих не смогло оно удержАmb неподвижным»[3052] (Amb 7, 1089АЗ- С6).
Этот второй отрывок о пресыщении важнее, чем может на первый взгляд показаться. Он представляет собой вывод (начиная со слов: «Поэтому‑то…» — 1089А10) из первого, суммируя предшествующую аргументацию, и наносит решающий удар по гипотезе пресыщения. Эта гипотеза, которая на первый взгляд вводится как бы между прочим, несовместима с радостью — темой предыдущего отрывка. Однако это тот самый случай, когда ассоциативный ход мысли не является помехой силе ее логической структуры. В самом деле, связь с первым отрывком и со всем эксплицитным отрицанием Энады (1077 В13) слишком близкая, чтобы его не заметить.
Во — первых, сводка положений, доказанных прежде, берется отчасти почти дословно из первого отрывка. Отсюда тема продолжения движения до тех пор, пока оно не обретет цель, в которой оно успокаивается:
1089А12 1069Β7 ούδέν των γενητών πώπετε κινού- οΰπω δέ ούδέν κινούμενον £ στη μενον ϊ στη 1073Α12 ούδέ της έπ' αύτό κατά τόν θείον Οΰπω οΰν ούδαμώς ούδέν τών σκοπόν έπελάβετο λήξεως γενητών τήν φυσικήν δύναμιν πρός τό κατ' αύτήν τέλος κινου- μένην £στησεν, ούδέ της ένεργείας έπαύσατο Тема «постоянства» (μονιμότης) в Боге целиком соответствует теме твердости (или укорененности) (παγιότης) в первом возражении предыдущего отрывка: 1089AI 5 1069C9 της έν τω Θεώ μονιμότητος τών τά λογικά… μηδεμίαν δχειν ή άξιουμένωνπαρεγκλιθηναιτό βά- έλπίζειν βάσιν άμετάθετον της έν σιμον. τω καλώ παγιότητος. 1089Β15 1069C1 (ένάς) κόρον λαβοϋσα της έν τφ της έν έσχάτφ καΐ μόνφ όρεκτφ Θεώ μονιμότητος, έμερίσθη καΐ τφ Ιδρύσεώς τε καΐ μονής παρακι- οίκείφ σκεδασμφ τήν του κόσμου νηθέντα τά λογικά τόν σκεδασμόν τούτου γένεσιν συνεισήγαγεν. Ελαβεν.Другой момент заключительного вывода — бесконечное возрастание желания в Боге. Этой теме нет соответствия в начальном отрывке. Но в изложении темы движения в Боге (1073CD) мы находим более полное развитие этой мысли, подчеркивающее вольный характер этого движения. Это первый отрывок текста, посвященного экстазу.