1919 года Ленин разрабатывал и меры по расширению бесплатного детского питания, и меры по вооруженному подавлению контрреволюционного мятежа гарнизона Красной Горки…
Об органической связи целей борьбы и всей марксистской политики с идеалами гуманизма говорилось выше. Попробуем проследить некоторые отправные идеи, определяющие непосредственную «практику», а для начала – решение марксистами соотношения между целями и средствами, с помощью которых эти цели достигаются.
Проблема сложная и, если хотите, извечная… Заметим, кстати, что никакие «христианские заповеди» не решают ее, а когда Библия, многократно затрагивающая проблему насилия, попыталась перейти от общих слов к конкретной ситуации, то даже господь бог оказывался не на высоте… Вспомните библейскую полемику между Авраамом и богом…
Узнав, что господь решил покарать за нечестивость города Содом и Гоморру, и решив, что это не очень вяжется с понятием о справедливости, Авраам спросил у бога: а если в Содоме найдется хотя бы пятьдесят невинных, справедливо ли будет, чтобы они погибли вместе с грешниками? Бог, не подозревая подвоха, ответил, что если найдется пятьдесят праведников, то он, безусловно, пощадит город.
Однако Авраам не остановился на этом. Смиренно, подчеркивая, что он есть лишь прах и пепел перед господом, Авраам спросил, а истребит ли бог город, если там окажется всего-навсего сорок пять праведников. «Не истреблю», – успокоил его господь. Но Авраам и тут не угомонился, он стал последовательно снижать «ставку» сначала с сорока до тридцати, потом до двенадцати… и наконец дошел до десяти. И каждый раз господь давал ему успокоительный ответ…
Но, очевидно, где-то внутри вся эта «арифметика» порядком надоела богу, тем более что затянувшийся спор грозил дойти до рокового числа – один – или, того хуже, как у Достоевского, – вообще до одного «невинного младенца». Во всяком случае, господь, прервав беседу, встал и ушел… Но разговор не остался без последствий: судя по всему, что-то внутри у бога поколебалось. Так или иначе, но сам он в Содом не пошел, а послал туда двух своих ангелов… И вот тут-то и выяснилась разница между благодушными размышлениями и практикой, хорошими намерениями и реальной жизнью.
При первом же столкновении с толпой содомитов ангелы, спасая себя, немедленно применили свое «божественное оружие», ослепив нападающих. А когда в городе уже все успокоилось, они, прихватив семейство лишь одного праведника Лота, давшего им ночлег, бежали из города. Разбираться в том, есть в нем еще невинные и сколько их, никто не стал. На Содом и Гоморру обрушился поток серы и огня, и от обоих городов остались лишь груды дымящихся развалин…
Несостоятельной в столкновении с реальной жизнью оказалась и евангельская заповедь «не убий». На протяжении тысячелетий, оставаясь благим пожеланием, она нисколько не мешала «власть имущим» убивать, морить голодом до смерти и истреблять в бесчисленных войнах своих неимущих «младших братьев во Христе». И в этом смысле прав был Достоевский, когда устами одного из братьев Карамазовых горько пошутил: если бы Христос опять сошел на нашу землю со своей проповедью, то он вновь бы был распят – и на сей раз уже христианами.
Пожелание «не убий» само по себе хорошо, даже прекрасно. Но оно обречено оставаться прекраснодушной фразой,
«и мы перестали бы быть марксистами, – писал Ленин, – перестали бы быть вообще социалистами, если бы ограничились христианским, так сказать, созерцанием доброты добреньких общих фраз, не вскрывая их действительного политического значения» [Л: 30, 246 – 247].
Вот почему, когда Л. Толстой выступил со своей знаменитой статьей «Не убий никого!», Плеханов ответил ему:
«Эта мысль, – представляющая собою, по выражению гр. Л.Н. Толстого, подтверждение, а по-моему, самое простое повторение весьма древнего „закона“, – сама по себе совершенно правильна. Но эта сама по себе совершенно правильная и очень, очень древняя мысль до сих пор еще везде далека от своего осуществления, – и особенно далека она от него в России… Стало быть, вопрос не в том, правильна ли сама по себе эта очень, очень древняя мысль, а в том, где лежат препятствия, мешающие ее осуществлению, и какими средствами могут быть устранены эти препятствия?» [П: XV, 349].
Вопрос о методах и средствах достижения цели, об отношении к различным формам революционного насилия действительно сложен, и именно при решении его, как указывал Ленин, происходят «расхождения между теорией, принципами, программой и делом», именно на нем чаще всего приходят в противоречие идеалы и «непосредственные действия» [Л: 38, 74].
Для марксистов никогда не было тайной, что иезуитская мораль – «цель оправдывает средства» – неверна и неприемлема, между прочим, и потому, что она нецелесообразна, «непрактична», ибо отнюдь не любые средства могут привести к намеченной цели. Известные слова Маркса:
«…цель, для которой требуются неправые средства, не есть правая цель…» [МЭ: 1, 65]
– как раз и выражали эту совершенно очевидную для марксиста истину.
И дело тут заключалось не только в моральном аспекте этой проблемы. Маркс и Энгельс всегда подчеркивали тесную взаимозависимость и взаимосвязь методов борьбы и ее конечных результатов. Соотношение между средствами и целью в политической борьбе, указывали они, аналогично соотношению между результатом и методом его получения в научном исследовании.
Всякий результат, писал, в частности, Маркс, всегда зависит от способа его получения. И если верен метод, то по необходимости будут верны и те результаты, к которым он приводит.
«Не только результат исследования, но и ведущий к нему путь должен быть истинным» [МЭ: 1, 7].
Что же касается попыток рассматривать средства достижения цели и саму цель как нечто независимое друг от друга, то Энгельс иронически сравнивал эти попытки со знаменитыми в то время «мориссоновыми пилюлями», лечившими якобы от всех болезней [МЭ: 1, 585].
Казалось бы, стоит лишь составить список средств «правых» и «неправых» и действовать сообразно этому списку, как вся проблема будет решена. Но в том-то и дело, что использование того или иного средства, рассматриваемое абстрактно, не может быть категорически оценено на все случаи жизни как добро или зло. Оно становится таковым только тогда, когда человек соответствующим образом его употребляет, и зависит прежде всего от целей и мотивов людей, которые этим средством пользуются, и оттого, как оно употребляется.
Зло или благо нож хирурга, кромсающий тело человека?..
Насилие, взятое само по себе, есть средство «неправое», есть зло.
«…В нашем идеале, – указывал Ленин, – нет места насилию над людьми» [Л: 30, 122].
Но когда против зла нет иного лекарства, кроме самого