– Там еще с нами лекарь-француз, мой муж, – кивнула Эжени в сторону кареты. – А также кучер.
– Всем будем рады, – заверил юноша.
Эжени умоляюще посмотрела на Домну Гавриловну, и пожилая дама, которой тоже не терпелось найти приличный ночлег, вздохнув, вынесла решение:
– Что ж, если обстоятельства так сложились… Воспользуемся любезным предложением Захара Артемьевича.
Софья промолчала, внутренне колеблясь между нежеланием принимать гостеприимство в доме Призванова и любопытством, склонявшим ее побывать в этом доме и познакомиться с его обитателями.
Тем временем молодой человек, считая, видимо, ночлег нежданных гостей делом решенным, велел бородачу взять еще людей и помочь кучеру завезти карету во двор имения. Тетушка и Эжени поблагодарили Захара, а Софья была даже рада, что выбор уже сделан без нее.
Когда они шли вслед за молодым человеком по аллее, покрытой вечерним сумраком, девушка, не сдержавшись, шепнула Домне Гавриловне:
– Кажется, этот симпатичный и учтивый юноша совсем не похож на своего брата-проходимца.
– Лучше помолчи, молодой хозяин может обидеться за брата, – так же шепотом отвечала тетушка.
В этот момент Захар быстро оглянулся на Софью, и в его взгляде она заметила благожелательный интерес.
В доме, отличавшемся добротной обстановкой и опрятностью, гостям отвели две комнаты – одну для Домны Гавриловны и Софьи, другую – для Эжени и Франсуа. В помощь приезжим была предоставлена горничная по имени Глаша – женщина еще молодая, но какая-то блеклая и с несколько угрюмым выражением лица.
Скоро в столовую подали ужин, весьма приличный, и Захар составил гостям компанию. Он сообщил, что отец его сейчас не может выйти из своей комнаты, поскольку врач прописал ему ложиться в постель сразу после приема вечерних лекарств, но утром непременно захочет познакомиться с гостями. Разговор за столом вначале шел о дорожных тяготах, о погоде, о здоровье, а потом Захар словно между делом спросил, обращаясь к Софье:
– А давно ли вы виделись с моим братом?
Домна Гавриловна слегка толкнула девушку ногой, сделав знак не говорить лишнего, и Софья, кашлянув, ответила:
– Недавно. Он приезжал в наш губернский город, привозил некоторые письма из Вильно.
– И как он себя держал? – небрежным тоном осведомился молодой человек. – Не пил, не играл в карты, не ходил по злачным местам, не дрался на дуэли?
Встретив предостерегающий взгляд Домны Гавриловны, девушка пожала плечами:
– Я, право, не знаю… мы с ним едва знакомы. Он просто передал тетушке письмо от ее родственницы – вот и все.
– Дай Бог, чтобы он остепенился, – вздохнул Захар. – Батюшку всегда так огорчают кутежи и мотовство Данилы… А у брата слишком уж гусарские замашки.
– Ну а вы лучше ни о чем не рассказывайте старому графу, если он болен, – посоветовала Домна Гавриловна.
– Я пробовал скрывать, но вышло еще хуже. Батюшка сердится и печалится, когда узнает что-то от чужих людей и с опозданием. А потом от брата вдруг приходят счета, которые батюшка вынужден оплачивать. Прямо спасу нет, уж не знаю, как и оградить бедного родителя от таких вот огорчений.
Захар со вздохом развел руками, а Софья вдруг подумала, что этот, в сущности, совсем молодой парень, ее ровесник, рассуждает как зрелый и осмотрительный человек, в отличие от своего старшего брата, который не привык считаться ни с кем и ни с чем, кроме собственных прихотей. Она почувствовала невольную симпатию к Захару, хотя пока и опасалась говорить с ним откровенно.
Еще Софья обратила внимание, что молодой человек строго, даже сурово, разговаривает со слугами, а они его явно побаиваются. «Хозяин», – уважительно заметила Домна Гавриловна.
Когда после ужина гости пошли в отведенные для них комнаты, Захар на несколько мгновений придержал Софью за локоть и вполголоса сказал:
– Если вы рано встаете, я покажу вам наш сад. На рассвете он чудо как хорош. Пожилым дамам прогулка может показаться утомительной, но вам, как молодой барышне, будет интересно.
Она взглянула на него с некоторым удивлением и слегка улыбнулась:
– Я с удовольствием осмотрю ваш сад. Если, конечно, тетушка не будет возражать.
От Домны Гавриловны не укрылся короткий диалог девушки и молодого человека, и, войдя в отведенную им с племянницей спальню, она шутливо заметила:
– Похоже, что этот юноша положил на тебя глаз. То-то будет забавно, если он примется за тобой ухаживать и сделает предложение!
– Тетушка, у вас, право, слишком далеко идущие планы, – усмехнулась Софья, которой, однако, польстила мысль вскружить голову младшему из Призвановых.
В этот момент Домну Гавриловну позвала в другую комнату Евгения, желавшая обсудить с барыней какой-то важный или деликатный вопрос, а в спальню вошла Глаша, которая показалась девушке еще угрюмее, чем давеча. Горничная принялась готовить постели, а Софья, из любопытства желая ее разговорить, словно между прочим заметила:
– Какой милый и добропорядочный человек этот Захар Призванов! Повезло вам, здешним слугам, иметь такого хозяина. Небось, его старший брат похуже будет.
Глаша словно только и ждала приветливого слова, чтобы облегчить душу откровенным разговором, к которому толкала ее не то обида, не то раздражение, копившееся изо дня в день. На минуту прекратив взбивать подушки, она приглушенным голосом сказала:
– Вы, барышня, сегодня приехали, а завтра уедете, вот вам и показалось, что нам здесь, при Захарке, хорошо живется. А сказать по правде, как на самом деле?
– Скажи, – кивнула невольно заинтригованная Софья. – Интересно будет послушать.
– А вы не донесете хозяину, что, дескать, жаловалась Глашка?
– Никому не донесу, я сроду доносчицей не была.
– Да я вижу, что вы барышня честная и не спесивая. Так вот я вам скажу, что Захарка наш – никакой не добрый, а очень даже злой. Он только гостям кажется добрым, да перед батюшкой своим лебезит, а дворовых людей и крестьян в три погибели гнет. Мы Артемия Степановича никогда так не боялись, как Захарку. Из молодых, да ранний.
– Неужто старого графа боитесь меньше, чем молодого?
– А никакой Захарка и не граф! Он хочет быть графом, да пока им не стал, потому как он незаконный сын Артемия Степановича. Барин его от одной вдовы-торговки прижил. Смазливая была баба, но хитрющая и злая, как черт. Говорят, владела зельями приворотными. Когда барыня наша, жена Артемия Степановича, преставилась, барин полюбовницу с сыном в имение забрал. А сынок-то весь в мать пошел. Перед отцом своим ангелочком летает, а на деле сущий коршун. Небось, только и ждет, как бы занять место старшего, законного сына. Пока Данила Артемьевич где-то в сражениях воюет, Захарка старика обхаживает да имение к рукам прибирает. Боюсь, что, ежели умрет Артемий Степанович, то старшему его сыну только смоленская деревенька и достанется, а наше имение Захарке перейдет, и будет он нас тут вечно гнобить. Хорошо, хоть мать Захаркина померла, а то бы вдвоем они нас тут до смерти бы замучили.