Мы уже говорили о том, что с точки зрения биоэволюции необходимо различать страх перед внезапной смертью, обрывающей жизнь в расцвете лет, и естественной кончиной, неизбежно ожидающей нас по завершении жизненного пути. Первый из них является частью наследственной защитной системы организма, Божьим даром человеку. Он охраняет нас от опасностей, активизирует запасы энергии, обостряет реакции, чтобы одолеть угрозу для жизни или спастись бегством. Этот «рациональный» страх смерти в репродуктивный период жизни является важным фактором естественного отбора, направленным на продолжение и сохранение рода. А вот иррациональный ужас перед неизбежной естественной кончиной на закате жизни (особенно характерный для западной цивилизации) вряд ли можно считать дарованным свыше. Напротив! Нам на долю выпадает ограниченная во времени жизнь, лишь песчинка в вечном круговороте жизни, и даже эту короткую жизнь способны омрачить два чудовища, подстерегающие нас на старости лет: унизительное страдание перед концом и страх перед неотвратимой кончиной.
Что касается страха физических мучений в последние часы жизни, то лишь мазохисты не страшатся боли, которую каждому из нас в той или иной степени доводится испытать. А если подумать о наших предках… Камень в почке или воспаленный зуб могут причинять неимоверные страдания, которые не каждый из них способен был пережить. В наше время камень дробят или удаляют под наркозом, абсцесс надкостницы вскрывают под местной анестезией или же вырывают больной зуб. Несмотря на это многие испытывают страх перед визитом к хирургу или стоматологу, хотя и знают, что предстоящая процедура, пусть и неприятная, избавит от боли и позволит жить дальше как ни в чем не бывало.
Но муки последней, роковой болезни становятся невыносимыми именно в силу их бессмысленности: ведь сколько бы мы ни старались, сколько бы ни вынесли страданий, к полноценной жизни возврата нет. Смириться с пыткой агонии особенно тяжко тем из нас, кому не дана вера в то, что отпущенные судьбой страдания будут вознаграждены в мире ином.
Страх перед болезненным и унизительным концом, возрастающий по мере старения, может смягчить, ослабить лишь осознание того, что родные и близкие не допустят напрасных страданий и придут нам на помощь, когда, пользуясь правом распорядиться собственной судьбой, мы решим уйти из бытия, уже не совместимого с понятием разумной жизни.
Огромное облегчение — сознавать, что врачи не станут продлевать страдания больного до бесконечности лишь потому, что современная фармакология и биотехнологии делают это возможным. А сестры и сиделки, когда сами будут не в силах наблюдать боль и унижение умирающего, — украдкой, под покровом ночи, в обход закона, — не дадут ему ту самую, желанную дозу морфия. Эта словно в издевку именуемая пассивной эвтаназией доза, кладущая конец не только боли, но и жизни, не намного гуманней процедуры усыпления собаки. Скорее наоборот: животное держит на руках любящий хозяин, тогда как запрещенная законом эвтаназия применительно к человеку неизбежно осуществляется втайне, без свидетелей.
Поэтому необходимы институты эвтелии и утвержденное законом право на эвтаназию. Тогда, если придется выбирать не между жизнью и смертью, а только лишь между легкой и мучительной смертью, у нас будет надежда и даже уверенность, что с помощью милосердных ближних мы удостоимся хорошей смерти; в последний час окажется рядом человек, который с состраданием и должным профессионализмом поможет переступить роковой порог. А закон — обеспечив максимальную защиту от злоупотреблений — гарантирует каждому желающему это элементарное право.
Помощь… помощь в смерти! Звучит по-христиански благостно. Эвфемизм впечатляет. Однако попытаемся ответить на вопрос, который неизбежно задают противники легализации эвтаназии, ссылающиеся на церковное учение, в сущности ими не продуманное: не является ли эвтаназия убийством?
Вновь обратимся за ответом к Библии, к первым ее страницам, а именно истории первого человекоубийства. «Где Авель, брат твой?» — вопросил Господь Каина. А после того, как братоубийца попытался оправдаться, Господь сказал так: «…что ты сделал? Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли» (Быт. 4:9 — 10). Пролитая кровь взывала к Господу о справедливости, ибо Авель не собирался умирать. Напротив, он явно хотел жить: ведь именно перед гибелью своей принес он дар Богу, и дар его был принят. С какой стати стремиться к смерти Божию избраннику!
Именно поэтому поступок Каина и может быть назван убийством: Каин лишил жизни человека, который хотел жить. Но можно ли квалифицировать как убийство помощь человеку, который желает умереть и просит нашей помощи в этом, да и сами мы видим, насколько он в ней нуждается?
Никоим образом нет.
Точно так же нельзя счесть похищением человека, если подбираешь «голосующего» на дороге, довозишь до нужного ему места, а в случае необходимости еще и предоставляешь ночлег в своем доме. И безусловно преступным деянием будет насильно затолкать человека в машину и держать его против воли у себя в доме.
Разумеется, смерть куда более серьезное дело, поэтому к просьбе жаждущего уйти из жизни следует отнестись с должным профессиональным пониманием, учитывая искренность, продуманность и обоснованность этой просьбы. Потому и необходимы институты эвтелии и специалисты-вспоможители.
Выходит, оказать такого рода помощь — наш долг, и мы обязаны его выполнить по отношению к нуждающемуся в помощи ближнему?
Чтобы ответить на этот вопрос, вернемся к истории Каина.
«Где Авель, брат твой?» — вопросил Господь Каина. «Не знаю; разве я сторож брату моему?» — вопросом на вопрос ответил братоубийца. Господь, однако, не принял такую отговорку и проклял Каина. Но потом все же не покарал его со всей строгостью, хотя в первом порыве гнева пригрозил Каину: «…ты будешь изгнанником и скитальцем на земле» (Быт. 4:9, 12). Более того, когда Каин воззвал о милосердии, Господь взял его под защиту, очевидно поняв, что Каин, вместе с родителями своими очутившийся за вратами рая, не мог знать истины: на самом деле люди для того и созданы Богом, чтобы быть «сторожами», попечителями друг друга. Осознание и принятие этой своей попечительской роли можно считать эпохой нашего духовного развития, становления человеком, эпохой, начавшейся с библейских времен и длящейся по сей день.
Не ведет ли эвтаназия к обесцениванию человеческой жизни?
В наши дни даже сиделки — из тех, кого называют «серийными убийцами» и «черными ангелами», чьи деяния, как правило, неизвестны и недоказуемы, посылающие на смерть неизлечимо больных по своей воле и разумению, — внушают себе, будто поступают так из сострадания, то есть осуществляют эвтаназию. Ведь если не они, то кто же поможет уйти из жизни страждущему человеку, которого в оставшиеся ему дни жизни ждут лишь нестерпимые мучения. Помощь подобного рода, равно как и все более распространяющаяся «пассивная эвтаназия», безусловно и неизбежно могут привести к обесцениванию человеческой жизни.
Поэтому мы нуждаемся не в эвтаназии, помогающей переступить роковой порог, а в эвтелии, примиряющей нас с неудержимо надвигающейся старостью и ее логическим последствием — смертью. Эвтелия не только дает возможность каждому свободно выбрать срок и способ собственной кончины (по праву определения своей участи, узаконенному конституционно), но и закрепляет определенные ритуалы, проведение которых будет доверено не сиделкам, а специалистам-«вспоможителям», которые гарантируют выполнение нашего волевого решения должным образом, с сочувствием и без каких бы то ни было злоупотреблений. Собственно, это и есть основное условие достойной смерти: лишенный достоинства человек гибнет, умирает, как животное, — в таком случае их мало что отличает.
Чудовищные массовые бойни двадцатого века были бы невозможны, если бы прежде того методично, шаг за шагом жертв не лишали остатков человеческого достоинства. А уж когда это свершалось, то и убийцы не принимали их за людей, да и сами жертвы больше не чувствовали себя таковыми.
Я ратую за эвтелию именно потому, что суть ее не в устранении боли любой ценой и не в ускорении кончины, когда у умирающего нет возможности перед смертью проститься с близкими. Основной принцип и цель эвтелии заключаются в том, чтобы человек до последнего вздоха сохранял накопленное за долгую жизнь достоинство. Чтобы свойственная нашей природе любовь к себе подобным не угасла, не перешла в эгоизм и ненависть, но достигла своего завершения с концом жизни.
Как увидим в дальнейшем, о высшем проявлении этой любви свидетельствует и учение Иисуса Христа, из которого вытекает, что человек волен сам распоряжаться своей жизнью.