худющая, живот вздулся… У меня ж только два куска хлеба. Я ей половину отдала, так она аж расплакалась.
Бабушка ушла в дом, вынесла авоську с продуктами и пакет, откуда я переложил овощи в рюкзак, а перед выходом все равно отдал пятерку Каюку. Он всегда передавал деньги бабушке. Она ж не Рокфеллер, чтобы всем помогать. Держит скотину, просыпается в шесть часов. Хорошо хоть Каюк появился, лишние руки в хозяйстве всегда нужны. А мои воспитанники — не помощники, скорее обуза, потому что маленькие.
— Ба, — вспомнил я, — а у тебя есть место, чтобы хранить орехи? Можно сделать запас, чтобы передавать деду в течение года.
Задумавшись, она кивнула.
— Не для десяти тонн, и прежде их сушить надо, но это не проблема. Сушить — на брезенте в конце огорода, хранить часть в гараже в ящиках, часть — на чердаке.
— Отлично! Завтра готова к выезду по точкам?
Бабушка закатила глаза, но кивнула.
— Я за старшего! — обрадовался Каюк.
Вспомнилось, как мне в его возрасте нравилось, когда все уходили из дома и наступал благословенный покой: можно было слушать рок и ходить по дому в трусах. Правда, случалось такое очень и очень редко.
Забрав продукты и обговорив с бабушкой детали завтрашнего дня, я поехал к сиротам, по пути решив заскочить на рынок, чтобы узнать, почем продают фундук. Надо понять, стоит ли в следующее воскресенье бросать клич среди школьников, расклеить объявления, что куплю фундук, принимать его буду по такой-то цене там-то и там-то. Остался вопрос, как все успеть⁈
На рынке все было по-прежнему, по-летнему: толклись покупатели — из-за них пришлось спешиться и катить мопед, кричали торговки пирожками. А вот товар сменился: вместо черешен и абрикос — яблоки и груши. Между торговцами фруктами стояли охотники с ощипанными фазанами и утками, перепелами в перьях. И бесконечное количество винограда, который продавали прямо из ведер. Я приценился: триста рублей в среднем. На полтинник дороже, чем привозит бригадир, либо по столько же. Зато бригадир привозит домой, с доставкой не надо мучиться, как и терять время.
Начался массовый сбор винограда, им расплачиваются с людьми, и они пытаются заработать хоть что-то. Яблоки и вовсе по сотке, а кривенькие — по полтиннику, но в Москву их таскать смысла нет, там свои на подходе.
Моя армянка торговала с зеленого москвича огромным черным инжиром размером с грушу. Узнав меня, она замахала руками, подзывая к себе.
— Привет, бизнесмен! О-о-о, транспортом обзавелся! Молодец. Смотри какой инжир! Или не торгуешь больше? Что-то тебя давно видно не было.
Я улыбнулся.
— Так школа началась. Страшно спросить, почем ваш инжир.
— Тысяча. Тебе отдам по пятьсот, уезжать надо, у племянника свадьба. Все продала, а вот, остался.
— Сколько в наличии? — поинтересовался я.
— Двадцать килограммов всего. Плохо берут. Отдыхающие разъехались, а своим оно не надо.
— Давайте так. У меня дела часа на два. Потом приду и заберу остатки, но только тот, что поплотнее, надо, чтобы двое суток пережил.
— Хорошо. Я тут до шести. Ты ж точно придешь? Рассчитывать на тебя?
— Конечно. Сказал — сделал!
Я покатил мопед дальше, представил, как потом, вывалив язык, лечу с товаром к бабушке… И в голову пришло оптимально решение. Пришлось вернуться к армянке.
— Что, уже сделал все дела? — спросила она.
— Да придумал кое-что. У вас же, кроме инжира, нет ничего портящегося?
Она помотала головой, и я продолжи л:
— Вам незачем меня ждать. Сейчас напишу адрес, это в Васильевке, можете уезжать уже сейчас, сдадите товар Эльзе Марковне, она заплатит. Как вам такой вариант?
Армянка потерла переносицу, кивнула и просияла:
— Просто прекрасно! — Она потарабанила в стекло, крикнула мужу: — Дай ручку и бумажку, мы уезжаем.
— А товар как?
— Купили товар! — ответила она, протянула мне листок, я написал бабушкин адрес, объяснил, как доехать.
Потом побежал к телефону, предупредил бабушку, озвучил цену, попросил расплатиться.
Вышел из кабинки, шагнул к мопеду, припаркованному у стены, и на площадке увидел Бузю, моющего черную «Волгу», припаркованную возле администрации. Все у него по-серьезному: два ведра, специальная приспособа типа мини-швабры, несколько тряпок, средство, чтобы стекла и кузов блестели. И барсетка для прибыли.
Я остановился в тени платана, метрах в двадцати от Бузи, посмотреть, как работает парнишка. Работал он ладно. Быстро. Не халтуря. Возле меня встал невысокий рыжий мужик, пузатенький, коротконогий и с лысиной на темечке — красной, как задница макаки. Уперев руки в боки, он тоже наблюдал за Бузей, а когда тот почти закончил, зашагал к нему, это оказался водитель той самой «Волги».
Бузя повернулся к нему, рукавом рубахи вытирая пот.
— Что уставился, — буркнул рыжий, открывая дверцу и ногой подвигая ведро. — Пошел отсюда! Денег не дам. Я тебя ни о чем не просил. И вообще, у меня машина чистая была.
Бузя покорно отошел в сторону, тряпка в его руке повисла флагом капитуляции. Он к такому привык. Кто-то платит, кто-то морозится, кому-то просто нечем.
Это можно было проглотить, но хамить-то зачем? Парень старался, работал и мало того, что не получил плату за свой труд, да хоть десять рублей, еще и на грубость нарвался. Меня захлестнула ярость. Даже Чума так не бесил, потому что он просто невоспитанный дурачок. А вот этот — урод, который обидел сироту. Захотелось взять биту и разворотить его машину. Но за неимением оной я просто встал перед капотом «Волги», поднимая обломок кирпича.
Рыжий сделал вид, что не заметил меня, и завел мотор. Я поднял кирпич над головой.
— Не дури!
Подбежавший Бузя протянул руку, чтобы меня оттащить, но я просто посмотрел — и его как ветром сдуло.
— Не заплатил чувак, это нормально, — попытался меня урезонить он.
— Пошел с дороги! — рявкнул рыжий, опустив стекло. — Я никому