Глупые, бессмысленные, бесконечные вопросы, на которые невозможно ответить, не смягчали боль в руках и мешали коротать и без того длинную ночь. Это был мой маленький мир признаний и боли, созданный для себя.
Сепп позже рассказывал, что в бреду я все время говорил и просил горячего чая. Гиальцен и Да Норбу были заняты всю ночь приготовлением чая.
Я принял, по словам Сеппа, 80 штук таблеток, усиливающих кровообращение, в то время, как дневная норма – 16 штук. Видимо, они мне не повредили: состояние моих рук было значительно лучше, чем я мог ожидать.
В середине следующего дня мы все собрались в лагере I и созвали «военный совет». Мои руки нуждались во врачебном уходе, а ближайшие врачи находились в Катманду, на расстоянии трехнедельного перехода. По всей вероятности, влажный тропический воздух долин более опасен для моих ран, чем холодный, лишенный бактерий воздух гор. Я вспомнил рассказ Мориса Эрцога, обморозившего себе руки и ноги на Аннапурне. Он рассказывал, что во время спуска врач экспедиции был вынужден постепенно ампутировать фаланги на его обмороженных конечностях. Мы решили, что лучше переждать здесь.
К этому времени руки опухли, увеличились по размеру почти вдвое и покрылись огромными волдырями. Хотя мы имели с собой все новейшие средства против обморожения и знали, как их применять, однако не знали, что делать с волдырями – разрезать их или дать им засохнуть. Собрались на консилиум. Сепп отказался от своего голоса, сославшись на то, что он не врач. Гельмут был за то, чтобы дать им засохнуть, но Пазанг убежденно заявил: «Все резать». Так как Пазанг видел безусловно больше обморожений, чем мы, было решено последовать его совету и разрезать все.
В Вене врачи сказали нам, что мы сделали все наоборот. Но в конце концов Пазанг – священник и альпинист, а не врач.
Лагерь I очень красиво расположен на морене – фактически на скальных глыбах, закрытых ледником.
В холодные ночи мы слышали, как под ногами потрескивает лед. Чо-Ойю была видна прямо перед нами; благодаря перспективе вершина выглядела странно пониженной и плоской.
Здесь мы могли хорошо отдохнуть и набраться сил. Отдохнув несколько часов и чувствуя себя в безопасности, мы вновь стали оптимистами – гора один раз отбросила нас, но Пазанг, Сепп и Гельмут здоровы. Они, как только отдохнут и восстановят силы, должны сделать вторую попытку.
Пазанг, раньше всех возвративший себе старую «форму», должен был возвратиться в Намче-Базар, чтобы принести оставленные там резервы бензина, муки, цзамбы и мяса. Теперь мы знали, что вершину «с ходу» не возьмешь: нужны терпение и старание.
Мы не взяли с собой всех продуктов из Намче-Базара не по оплошности: надо было экономить, чтобы избежать лишних расходов. Мы рассуждали так: возможно, нам удастся быстро покорить вершину. Тогда транспортировка всего груза из Намче-Базара и обратно была бы связана с лишними и ненужными расходами. Если мы быстро убедимся, что не сможем подняться на Чо-Ойю, то поищем другую вершину в районе Эвереста. Даже в этом случае разумнее и дешевле иметь склад в Намче-Базаре.
Конечно, мы были подготовлены и к третьей возможности – что нам потребуется более длительное время для покорения вершины. В этом случае понадобится пополнить наши запасы, и за ними, думали мы, всегда можно послать двух носильщиков.
Теперь настало время, когда эта необходимость назрела. Нам было еще неизвестно, как остро мы в них нуждаемся и с какой надеждой будем их ожидать.
Пазангу с несколькими шерпами нужно пойти в Намче-Базар, примерно через десять дней они смогут вернуться обратно. На этот период у нас хватит продовольствия. Кроме того, в высотных лагерях осталось немного консервов, и если нам не хватит продуктов, за ними можно послать.
Тогда мы, конечно, не знали, что оставленные нами во время бегства рыба, фасоль и сосиски позволят через десять дней выйти на второй штурм вершины. Они будут для нас уже не резервом, а жалкой основой успеха второго штурма.
Пазанг торопился с выходом в Намче-Базар. Когда Гельмут делал мне уколы в пальцы и я еще не совсем оправился от пережитого страха, Пазанг уже говорил о том, сколько он доставит бензина, цзамбы и прочего из Намче-Базара. Принести половину яка или пригнать целого? Преимущество целого яка в том, что он сможет прийти на своих ногах. Тогда, при виде своих рук, я очень сердился на Пазанга за его торопливость, ибо был очень капризным, как все больные. Позже я имел возможность убедиться в правоте Пазанга.
Кто знает, не упустили бы мы хорошую погоду, позволяющую нам покорить вершину, если бы Пазанг ушел на день позже.
Глава IX
СНЕЖНАЯ ПЕЩЕРА
Сейчас мы не думали о вершине. Наоборот, мы были даже рады, что несколько дней можем серьезно о ней не думать.
Когда погода была хорошая, я лежал в спальном мешке на солнце перед палаткой и наслаждался прекрасным видом. Оставшиеся с нами шесть шерпов коротали время за ремонтом палаток и приготовлением пищи. В один из погожих дней они во главе с Аджибой поднялись в лагерь IV, сняли палатки и имущество, оставленное нами во время бегства.
Обоим тирольцам, Сеппу и Гельмуту, не сиделось в лагере. С легким грузом они вдвоем отправились на разведку западной стороны Чо-Ойю.
К нам вернулось хорошее настроение. Мои обморожения не требовали спуска в нижерасположенные лагеря. Сепп и Гельмут «горели» от избытка энергии. Максимум через десять дней должен вернуться с продуктами Пазанг, и тогда мы сможем вторично попытаться подняться на Чо-Ойю. До его возвращения можно спокойно лечиться и ждать.
Так по крайней мере думали мы. Но на третий день Аджиба вдруг сказал, что видит внизу на морене людей. В бинокль мы увидели двух человек, поднимавшихся к нам в лагерь. Из-за большого расстояния мы не могли подробно рассмотреть идущих, но обе фигуры напоминали солдат, и временами нам казалось, что мы видим блеск оружия. Возможно, что это тибетские или китайские солдаты. Наши высотные лагеря и мы сами были хорошо видны со стороны Тибета, и поэтому они пришли, чтобы ближе рассмотреть непрошенных гостей. Хотя мы и были убеждены, что наш лагерь I находился на непальской территории, мы без особой радости ожидали встречи с ними. Мы имели при себе паспорта и надеялись, что нам удастся убедить хранителей границ в наших безобидных намерениях.
Когда фигуры приблизились к нам настолько, что мы могли их рассмотреть более детально, мы увидели, что они одеты как альпинисты, а металлический блеск исходит от ледорубов.
– Мем[11] сагиб, – сказал вдруг Аджиба, и мы подумали, что он прав, хотя, конечно, оба они были одеты в брюки, а гималайские анараки, в отличие от лыжных курток, не позволяют распознавать женскую фигуру. Мы пошли им навстречу.