тёща в прошлом была наложницей. Чжан Жун пишет, что коммунистки, чаще всего происходившие из необразованных крестьянских семей, смотрели на многое по-обывательски. Хотя, по заявлениям коммунистов, наложница имела тот же статус, что и жена, и так же могла расторгнуть «брак» в одностороннем порядке, крестьянки были убеждены, что
хорошая девушка не стала бы наложницей. Чиновницам с такими косными взглядами и было поручено осуществлять политику партии в деле раскрепощения женщин. К хорошеньким, образованным городским девушкам, к студенткам – «буржуазным белоручкам» более старшие и консервативные начальницы, призванные инициировать и развивать
женское движение, относились со здоровым классовым недоверием[381].
Не обходилось и без осложнений в семейной жизни новобрачных: существовало неписаное правило, по которому революционер не мог покидать рабочее помещение (где он обязан был и жить) даже ночью, а увольнительную получали только в субботу. Новобрачная иногда тайком перелезала через забор, чтобы побыть с мужем, за что они оба были подвергнуты критике на собрании, молодой муж выступал с устной критикой самого себя, а жене пришлось заниматься письменной самокритикой. Обвиняли их в том, что они поставили на первое место любовь, а приоритет следовало отдавать революции[382]. (Хотя молодая жена всё более убеждалась, что у её мужа таки революция была на первом месте).
Обращение к китайской литературе первой трети прошлого века, в том числе и к романам Мао Дуня, а также к той литературе, что сродни мемуаристике, позволяет глубже понять суть и динамику кардинальных изменений в обществе. «Историю творит человек, а посему исторические факты есть “факты психологические”»[383].Инновационный процесс в области социальной психологии происходит наиболее сложно, непоследовательно и дискретно, явления и процессы, традиционно называемые «женским вопросом»，являются непременными деталями того механизма, который служит воспроизводству и изменению социального универсума и нуждается в таковом качестве в более тщательном и пристальном внимании, чем ему уделялось поныне.
* * *
Со времени начала военных действий (антияпонская война, гражданская война) в гоминьдановском сообществе прозвучал призыв к женщинам «вернуться на кухню», а КПК призывала все силы обратить на революцию, классовую борьбу. Когда гремят пушки, молчат музы (вероятно, Каллиопа отвечает и за формирование идеологии?). Естественно, женщины принимали активное участие в борьбе и на той, и на другой стороне. Они терпели трудности, проявляли героизм.ru.ли, часто при ужасных обстоятельствах. Этот период сложен для развития личности, ибо процесс самоидентификации, самораскрытия требует определённого осмысления, а в подобных обстоятельствах вряд ли есть время на раздумья. Скорее военная ситуация порождает героическую личность, если можно так сказать – кратковременную вспышку личности. Но нельзя отрицать, что легенда, миф об этих героинях тоже может войти составляющей в формирование феминистической идеологии, даже выйдя далеко за пределы страны. Так, жена аргентинского президента Хуана Перрона, известная Эвита (женщина, сделавшая себя сама в полном смысле), в середине 50-х годов прошлого столетия чуть было не стала первой женщиной вицепрезидентом в Латинской Америке, вдохновлённая примером мужественного поведения жены Чан Кайши, прочтя о ней книгу «Женщина на баррикадах»[384].
Вообще феминизм во всех регионах мира развивается квантово. Вторая мировая война, вовлекая женщин и в военные действия, и в производство и в Европе, и в Америке, на время также приостанавливает осознание, структурирование, идеологизацию изменяющегося статуса женщин.
После 1949 года каждая из частей разделённого Китая начинает жить по своим законам. Но тем не менее в том, что касается развития феминизма, нечто общее можно обнаружить в обеих частях. Наличествовало законодательное закрепление равенства женщин и мужчин перед законом (соответствующие статьи были в Конституции КНР, а на Тайване должен был продолжать действовать Кодекс прав женщин). Существовали государственные (и только государственные) союзы женщин. Но сама деятельность этих союзов (что в КНР, что на Тайване) показывает, что их взгляды на женщину ограничивались видением её лишь как матери (производительницы новых рабочих и новых солдат) и как производительной силы, энтузиазм которой надо было стимулировать в целях роста производства и укрепления государства. На Тайване, правда, продолжали функционировать женские организации христианской церкви (и других религиозных сообществ), но и для них в этот период, создаётся впечатление, на первом месте женщина представала в своей традиционной роли – как дочь, жена и мать. Таким образом, о взращивании чувства самоидентификации, самореализации женщины как личности – такой задачи не стояло.
Глава IV
Несколько слов об особенностях публикаций по «женскому вопросу» в современном китаеведении
Российская историография по «женскому вопросу» в Китае на современном этапе весьма скудна.
По случаю 50-летия образования ООН среди главных мероприятий намечался созыв IV Всемирной конференции по положению женщин[385].
Местом проведения этой конференции на 36-м заседании комиссии ООН по положению женщин (данная комиссия исполняла функции подготовительного комитета) в ходе серьёзных дискуссий в марте 1992 года был определён Пекин. Китайское правительство приложило для этого немало усилий.
Эта дата – 1992 год – весьма существенна для китаеведческих публикаций по «женской» тематике в российской науке.
В 1994 году в материалах XXV научной конференции «Общество и государство в Китае» Я.М. Бергер на китайских материалах 1992 года публикует статью «Положение женщин в современном Китае». Автор, традиционно для подобных публикации (по «женской проблематике»), важным аспектом существенного продвижения Китая по пути достижения равенства полов отмечает ситуацию в сфере занятости женщин. При этом указывается, что занятость (составлявшая в 1966–1976 годах 91,7 %) «не достигает 100 % главным образом потому, что неработающие [женщины] не обладают достаточным образованием»[386].
Но более важно, что автор не ограничивается, если можно так сказать, сугубо материальными показателями занятости: Бергер переходит от рассмотрения вопроса женской занятости с точки зрения государственной статистики к самовосприятию самими женщинами собственного положения на рынке труда. Очень симптоматичны и интересны приведённые в статье данные о неудовлетворённости китайских женщин «наличием нерациональных различий в мужской и женской занятости на их рабочем месте», которые высказывали 50,5 % респонденток в Китае (против 15,7 % в Японии), «хотя характер женской занятости и размеры их заработка в большей мере, чем во многих других странах, приближены к мужским». Неудовлетворённость китаянок объясняется преимущественно «недостаточной возможностью повышать квалификацию и низкими шансами на продвижение по службе»[387].
Бергер пишет об изменении статуса женщины в семье, «изменений в самой модели семьи», указывая, что демографическая политика государства меняет «ролевые функции полов». «Сокращение масштабов семьи, ограничения рождаемости… покончили с традиционной ролью женщины-матери, беспрестанно вынашивавшей, рожавшей и воспитывающей многочисленное потомство, посвящавшей детям всю свою жизнь»[388]. Замечая, что «уходит в прошлое традиционная семья, где господствовали муж и свекровь», Яков Михайлович приводит данные из