ты вообще оказалась в стенах поместья?
Улыбка исчезла с лица беловолосой девушки. Казалось, этот вопрос поставил ее в тупик, надев на ее прелестное личико маску скупого несчастья.
– Один очень одинокий мальчик создал меня, – голос девушки опустился, явно указывая о неимоверной грусти, которую она сейчас испытывала. – И я пообещала, что всегда буду ему верна.
Точно не веря прозвучавшим словам, Рене спросила едва колеблющимся голосом:
– Но разве ты не должна была исчезнуть, как исчез тот мальчик?
Сердце в груди Рене как-то неестественно застучало, и все перед ее глазами затянуло плотным туманом, в котором она не видела даже собственных рук.
Пытаясь найти из него выход, она бросалась в разные стороны, каждый раз все сильнее утопая в туманной ловушке.
Уходя все дальше от сада с проклятыми черными розами, она не заметила, как, потеряв свои любимые красные туфли, уже шла босиком по ледяной сырой земле.
Кругом была пронизывающая насквозь тишина, которая вряд ли когда-то расскажет о том, какие кошмары ей пришлось увидеть.
Рене уходила все дальше, не решаясь позвать на помощь, впервые в жизни решив показаться хоть капельку сильной, способной постоять за себя и свою жизнь. Ее тело уже не могло двигаться от застигшего ее врасплох холода, но она не останавливалась, едва передвигая посиневшие ноги.
Горьковатый привкус медленно осел на ее пухлых губах, но она не чувствовала его, сконцентрировав все свое внимание на несносном жжении, пронзившим все ее тело.
Когда что-то очень сильное схватило ее, сковав в прочных тисках, она начала терять сознание, слыша, как знакомый голос снова раздался где-то поблизости:
– Он всегда был здесь, в темноте.
Глаза Рене медленно закрылись. Но она слышала, как чьи-то быстрые шаги стремительно приближались к ней.
Глава 19
Смотря в свое собственное отражение в зеркале, я уже не понимаю, кого в нем вижу. Кажется, мне было знакомо все в этих чертах лица, в этой высокой фигуре, но эти глаза… Я никогда не мог смириться с ними, но вовсе не потому, что сам себя не понимал, отрицая этот пустой и одновременно надменный серый цвет. Дело было далеко не в этом, как бы ни хотелось мне упростить всю сложность сложившихся обстоятельств. Я был точно уверен в том, что эти глаза никогда не смотрели на мир, как все остальные. И я лишь сейчас понимаю, насколько они меня подводили, выдавая мрак за свет, а свет, собственно, за самый настоящий мрак.
На душе становится тоскливо от собственных мыслей, но я уже не могу их отрицать, ведь все, что происходит со мной сейчас, требует от меня абсолютной откровенности со всем, к чему я когда-либо был причастен.
Мои детские глаза безучастно рассматривали беззащитную фигурку черного короля, которого мои тонкие пальцы никак не желали выпускать.
Снова находясь один в своей огромной душной комнате, я, забравшись на подоконник, ждал чего-то, быть может, даже кого-то, кто бы мог легко развеять мою смертельную скуку, от которой я никуда не мог деться.
За окном кипела самая настоящая жизнь, разносился легкий смех и ничем не встревоженные голоса, просто наслаждающиеся чудесными моментами жизни. Но я был не весел, в очередной раз не разделив интересов своей счастливой семьи.
В тот момент, собственно, как и в любой момент своей жизни, я был непричастен к тому, что происходило вокруг, буквально у меня перед носом, оставаясь вечным обитателем своей укромной комнаты.
Я пытался делать вид, что счастлив, как и все остальные, и почему-то мне усердно верил каждый, не подозревая о том, что внутри меня давно поселилась страшная тоска. Но я не страдал от этого, даже не думал, что я какой-то не такой, как все остальные, ведь у меня было все, что делало меня таким, каким я был: моя большая комната, хрустальные шахматные фигурки, которые мне подарили Чарлз и Тереза, и мой собственный мир, из которого мне уже не хотелось выходить.
Тогда мне казалось, будто всего этого достаточно, но каждый считал меня из-за этого немного странным, а я нисколько не обижался на кроткие замечания.
Черная фигурка короля внезапно вырвалась из моих рук, но я вовремя подхватил ее, переведя дух. Я не мог допустить, чтобы одна из моих любимых достояний вот так легко разлетелась вдребезги. Не решив больше ею рисковать, я бережно поставил ее на черно-белое поле.
В дверь неожиданно постучали, и, немного вздрогнув от нежданного удара в дверь, я неспешно подошел к ней, опустив дверную ручку вниз. Передо мной стояла девочка с голубыми глазами, за которой я часто наблюдал, но не решался приблизиться даже на шаг. Она внимательно смотрела на меня, а потом, легко улыбнувшись, вошла в мою комнату. Протянув ко мне свои руки, некогда спрятанные за спиной, она спросила, видел ли я такое когда-либо, заставив мертвое тело ворона пошевелиться.
Мощные черные крылья расправились, и птица, воспарив над нашими головами, стремительно вылетела в открытое окно. Я не знал, что ответить, продолжая молча смотреть на девочку, терпеливо ожидающую от меня хоть какого-то ответа. Тогда, не в силах сдержать свое восхищение, я сказал, что это было невероятно, а девочка, получив то, что она хотела от меня, тихо засмеялась. Ее голубые глаза быстро осмотрели мою комнату, остановившись на шахматной доске.
Забыв обо всем, она подошла к ней, подняв в воздух мою любимую фигурку черного короля.
В тот момент я позволил забрать ей ее то, что было для меня действительно важно, сам не поняв, как я решился на это.
Ввалившись в кабинет, Лео, держа на руках ослабевшее тело Рене, бросил на меня колючий взгляд.
– Помоги, – запыхавшимся голосом сказал он, положив Рене на старый пыльный диванчик, стоящий у книжных стеллажей. Едва держась на ногах, он, упав на близстоящее кресло, закрыл глаза, приводя неровное дыхание в норму.
– Где ты ее нашел? – Склонившись над телом Рене, я поспешил нащупать ее едва пробивающийся пульс.
– В лесу, – как-то безучастно бросил он. – Она была без сознания. К счастью, я оказался рядом. А вот ты… – Прищурившись, он едва не оскалился, всячески пытаясь подавить свою неприязнь. – Ты бы никогда не оставил ее одну после того, что случилось. Я знаю, что говорю.
Оставив Рене, я посмотрел на Лео, пытаясь понять, что он пытается до меня донести, не решаясь говорить обо всех своих подозрениях отрыто, точно до конца не удостоверившись в них.
– Ей нужно было побыть одной. Рене открыто дала мне об этом знать.
– И ты оставил ее. – Он нахмурился, явно говоря о своем недовольстве. – Мали ли что она тебе дала знать?!.. Ты нужен был Рене. Неужели не понимаешь?
Он был готов сорваться с места, наброситься на меня, чтобы заставить увидеть все то, что я всячески, как ему казалось, пытался отрицать, но какая-то сила сдерживала его на месте, не позволяя наделать глупостей.
– Ты бы никогда ее не оставил, – снова повторил он, но уже подавленным голосом, от которого мне стало невероятно тоскливо.
– Я и не оставляю, – твердо бросил я, не понимая, к чему он пытался прийти своим разговором.
– Тогда позаботься о ней, если ты позволил себе это сказать. – Он быстро исчез за дверью, но меня до сих пор настораживал его взгляд, полный злобы и сомнения.
Оставив все мысли, которые касались несносного МакРоуззи, что вечно был себе на уме, я, присев на край диванчика, на котором тихо посапывала Рене, аккуратно прислонился к ее трепещущей груди.
Сомкнув глаза, я отказался от того, что меня окружало на тот момент, слушая, как во вздымающейся от теплого дыхания грудной клетке бьется нежное сердце, тихо напевая давно знакомую мне мелодию. Она успокаивала меня, навевая приятные воспоминания, о которых я, как мне казалось, давно позабыл.
– Ее сердечко можно вырезать и, к примеру, заключить в янтарь, раз оно тебе так нравится, – в кабинете раздался тихий голос, заставивший меня снова вернуться к былой реальности. – Так ты сможешь постоянно наслаждаться им, не касаясь ее. Хочешь, это сделаю я?
Поднявшись на ноги, я подошел к захламленному столу, за которым сидела Вейн, безгрешно поглядывая на сладко спящее тело Рене.
– Ты не тронешь ее ни