— Ты?… — вымолвила Люся, сделала шаг назад, пропуская подругу в квартиру, помогла ей раздеться, — что-то случилось?
— Ничего, — пробормотала Таня, тряхнула волосами, а потом отбросила их назад, чтобы вода не капала на глаза, — ни-че-го… — она не знала, зачем повторила это по слогам, — а у тебя?
— Наташа снова ушла… — совсем тихо сказала Людмила и вдруг не смогла больше держать себя в руках, бросилась к ней, обняла и, уткнувшись в ее промокшую куртку лицом зарыдала. Таня немного растерялась, потом стала осторожно гладить ее по голове.
— Тише… тише… — проговорила она, хотя ей и самой сейчас хотелось плакать, — все будет хорошо, она вернется… она одумается, она поймет, как была неправа…
— А если нет… Он ведь не любит ее, не любит… Он убьет ее этим… боже… — Люся слегка отстранилась, посмотрела на нее мутными из-за слез глазами, но, продолжала обнимать. В этом взгляде, которым они обменялись с Таней читалась робкая просьба остаться.
Она дала Тане Наташин свитер и джинсы, чтобы та сняла с себя все мокрое, и долгое время они просто сидели в тишине обнявшись и не говоря не слова. Таня в эти мгновения вдруг, совершенно неожиданно почувствовала себя самым счастливым человеком на свете, ее переполняла светлая тихая нежность к этой хрупкой девочке, а вместе с ней еще какое-то чувство. В конце концов она вдруг не сдержалась и нарушила священную тишину.
— Люсь… а Люсь… а о чем ты думаешь? — спросила она осторожно.
— Честно? — вопросом на вопрос ответила девочка, — о том, что мне очень хочется умереть под шум дождя… — голос дрогнул, и все иллюзорное спокойствие рухнуло в один момент. Таня чуть-чуть отстранилась и заметила, что по лицу ее подруги медленно стекают слезы, и она продолжает плакать, только очень тихо. Хорошо здесь было только ей, потому что рядом был один из самых любимых в мире людей. Потому что времени до рассвета было еще много, а до утра она никуда не пойдет, не будет думать о том, что делать теперь, точнее, о возвращении домой. Иного выхода у нее не было.
— Люсенька… — вырвалось у Тани, эти слова ударили ее как мокрая холодная плеть по только начавшей согреваться в чужом свитере спине. Свитер хранил запах Наташи, все в этой квартире напоминало о ее присутствии… Точнее теперь — о ее отсутствии. Но она же вернется, она же не может бросить сестру ради… Или может? Таня не знала.
— Не говори так, — попросила Таня, — все еще будет хорошо…
— Не будет! Не будет уже ничего хорошо! — вдруг сорвалась Люся, — все уже не будет как прежде, назад дороги нет, нет… я не хочу так жить, я отказываюсь так жить, я лучше умру… я… — Таня осторожно погладила ее по щеке, удивляясь тому, какая у нее нежная кожа, аккуратно убрала спутанные волосы в этом освящении казавшиеся черными.
— Все будет хорошо… — зачем-то повторила она, не зная кому, пытается это внушить — себе или все-таки Люсе, ибо девочка отчаянно отказывалась ее слушать, снова помотала головой.
— Плевать она на меня хотела… плевать все на меня хотели! — продолжала Люся, — никто меня не любит и она не любила никогда… если бы любила, не бросила бы…
— Я тебя люблю, — совсем тихо и хрипло сказала Таня, и они обе замолчали, Люся удивленно уставилась на нее, — я всегда буду с тобой… — и, поддавшись минутному порыву она подтянула ошарашенную девочку к себе и аккуратно коснулась губами ее губ. Это прикосновение не длилось больше нескольких секунд, потому что Люся резко оттолкнула ее и вскочила с дивана. Ее щеки пылали, а глаза бешено сияли.
— Что ты… — пробормотала она, — убирайся, слышишь!? Убирайся!
Тане стало очень больно, так больно ей не было никогда, даже когда отчим издевался над ней, пользуясь ее беспомощностью и гордостью, не позволявшей рассказать кому бы то ни было об этом. Она встала на подкашивающихся ногах, сделала шаг к ней, но Люся попятилась от нее.
— Почему… — упавшим голосом спросила она, — почему?…
— Потому что ты не нужна мне, — холодно ответила Люся и указала на дверь, — мне нужна моя сестра. Уходи! Уходи сейчас же… а впрочем… — она вдруг смягчилась, опустила взгляд в пол, — можешь оставаться здесь до утра…
— Нет, я уж лучше уйду, — как могла спокойно возразила Таня, — и вещи могу тебе отдать…
— Нет… — прошептала Люся, — не надо… прости…
Таня кое-как добрела до прихожей, стала натягивать обувь и мокрую куртку, Люся все-таки открыла ей дверь, отводя взгляд и кусая губы.
Она слушала тяжелые шаги Тани, пока та спускалась вниз по лестнице, потом следила за ней из окна, за тем, как она растворяется в холодной промозглой темноте и пелене непрекращающегося дождя.
Она думала о том, что, поступает сейчас также, как тот самый проклятый любовник ее сестры, прогоняя нелюбимого человека. Но она оправдала себя и постепенно пришла к выводу, что поступает правильно. Нельзя держать его при себе и использовать любовь в личных целях, лучше оттолкнуть. Однажды и навсегда.
Пусть любовь сменится ненавистью, ведь стена между этими двумя понятиями слишком хрупка и может легко рассыпаться в множество сверкающих осколков.
А потом она быстро оделась и тоже убежала на улицу, постояла немного под дождем, не зная кого, собирается искать — Таню, Наташу или что-то другое, навсегда потерянное и исчезнувшее, и побрела куда-то в темноту, куда глаза глядят.
— Наташа, подожди! Умоляю тебя… — у подъезда ему удалось все-таки догнать девушку и схватить за руку, чтобы она не побежала дальше.
— Это совсем не то, о чем ты подумала! — каждый человек однажды в своей жизни, или может быть не однажды, но все-таки говорит кому-то эту фразу, и теперь настал его черед. Впервые в жизни он действительно был не виноват. Но как доказать это Наташе? Он понимал одно: если она сейчас убежит, случится что-то страшное, впрочем может быть даже не с ней. Этой дождливой, леденяще-холодной ночью обязательно случится что-то страшное.
— Да ладно!? — нервно рассмеялась девушка, тряхнула головой, отбрасывая назад длинные растрепанные волосы, — это, конечно же, твоя сестра, угу?! Я не хочу слушать этот бред! — закричала она, — избавь меня от этого, избавь! Не любишь — не мучай меня, отпусти меня, отстань… Я тебя ненавижу! Да чтобы ты сдох! — ей удалось вырвать руку, и она бросилась бежать, а Кир снова за ней.
— Да подожди же ты, черт побери! — крикнул он ей, но она не послушалась. Ему казалось, что дождь с каждой минутой становится сильнее и сильнее. Еще немного и они все потонут в этом сияющем море слез, пролившемся с немилосердных небес.
— Мне нужна только ты, эй…… — слова повисли в воздухе. В них было что-то отвратительное и противоестественное, но у Кира не было сил об этом думать.