кажется, она все еще какая-то желтоватая.
Леони издает небольшой полусмешок и машет в сторону Кайлы.
– Конечно, она желтая. Она же наша малышка.
И Леони смеется, хоть это и не похоже на смех. В нем нет счастья – только сухой воздух и жесткая красная глина, на которой трава не растет. Она поворачивается и смотрит в переднее стекло, покрытое останками насекомых, так что даже не видит, как Кайла вздрагивает, как ее глаза расширяются и ее рвет коричневым и желтым, с кусочками. Рвота летит у нее изо рта, разбрызгиваясь по задней части переднего сиденья, по маленьким ножкам Кайлы, по ее красно-белой футболке со смурфиками и по мне, пока я вытаскиваю ее из детского сиденья и сажаю к себе на колени.
– Все будет в порядке, Кайла, все будет хорошо, – говорю я.
– Я думала, вы ей что-то дали от этого, – говорит Мисти.
– Детка, я же говорю, ей плохо, – говорит Майкл.
– Твоюжгребануюмать, – бормочет Леони, и худощавый темнокожий мальчик с неровным афро и длинной шеей стоит с моей стороны машины, смотрит на Кайлу, а потом переводит взгляд на меня. Кайла плачет и скулит.
– Птичка, птичка, – говорит она.
Мальчик наклоняется к окну и расплывается по краям. Он говорит: Я иду домой.
Глава 6
Ричи
Это мальчик Ривера. Я это знаю. Я почувствовал его запах сразу же, как только он ступил на поля, как только этот маленький красный помятый автомобиль свернул на стоянку. Трава прощебетала и завыла вокруг, когда я пошел по этому запаху к нему, к темноволосому кудрявому мальчику на заднем сиденье. Даже если бы на нем не было запаха разлагающихся листьев, превращающихся в грязь на дне реки, аромата глубокой долины, переполненной водой, отложениями и скелетами мертвых существ – крабов, рыб, змей и креветок, я бы все равно узнал в нем ребенка Ривера по его внешности. Острый нос. Глаза темные, как дно болота. Длинные и прямые кости, как у Ривера – неукротимые, как можжевельник. Это точно ребенок Ривера.
Когда он возвращается в машину и я заявляю о себе, я вновь убеждаюсь в этом. Вижу это в том, как он держит маленькую больную золотистую девочку: словно думает, что сможет свернуться вокруг нее, превратить свои кости и плоть в здание, в котором сможет защитить ее от взрослых, от огромной необъятности неба, от просторов травянистой земли, усеянной могилами. Он защищает так, как защищает Ривер. Я хочу сказать ему: Парень, у тебя не выйдет. Но молчу.
Вместо этого я прижимаюсь и сажусь на пол машины.
Вначале я проснулся среди молодых сосен пасмурным днем. Я не мог вспомнить, как оказался там, на сосновых иголках, мягких и острых, как волосы кабана. Там не было ни тепла, ни холода. Ходить было что плавать в чуть теплой мутной воде. Я ходил кругами. Не знаю, почему я оставался в этом месте, почему каждый раз, когда я доходил до края поросли, до места, где сосны становились выше, округлялись и темнели, увитые зелеными колючими ветками, я поворачивал обратно. В тот нескончаемый день я смотрел на качавшиеся верхушки деревьев и пытался вспомнить, как я здесь оказался. Кем я был до этого места, до этой тихой и странной обители. Но у меня не выходило. Поэтому, увидев белую змею, толстую и длинную, как моя рука, выползавшую из теней под деревьями, я опустился на колени перед Ней.
Ты здесь, сказала Она.
Иглы впивались мне в колени.
Ты хочешь уйти? спросила Она.
Я пожал плечами.
Я могу забрать тебя, сказала Она. Но ты должен этого захотеть.
Куда? спросил я. Звук собственного голоса удивил меня.
Вверх и прочь, сказала Она. И вокруг.
Зачем?
Тебе кое-что нужно увидеть, сказала Она.
Она подняла свою белую голову и закачалась, и медленно, как масло, растворяющееся в воде, ее чешуя становилась черной, ряд за рядом, пока не стала цвета пространства между звездами.
Маленькие пальцы выросли из ее боков и превратились в крылья, два идеальных черных чешуйчатых крыла. Две когтистые лапы прорезались снизу и вонзились в землю, а хвост сократился до веера. Теперь это была птица, но не птица. Без перьев. Вся в черной чешуе. Чешуйчатая птица. Рогатый гриф.
Она вспорхнула и приземлилась на вершине самой молодой сосны, где взъерошилась и прокаркала, звук отозвался сыростью в этом тихом месте.
Приди, сказала Она. Встань.
Я встал. Одна из ее чешуек отсоединилась и легко, как перо, опустилась на землю.
Подними ее. Держи, сказала Она. И сможешь летать.
Я сжал чешуйку в пальцах. Она была размером с центовую монетку. Она жгла мне ладонь. Я встал на носки, и вдруг я больше не стоял на земле. Я парил в воздухе. Я последовал за крылатой рептилией. Вверх, вверх и наружу. В бурный поток неба.
Летать было что плыть по бурной реке. Птица была то у самого моего плеча, то лишь крохотным пятном на горизонте, а иногда короной усаживалась мне на голову. Я развел руки и ноги в стороны и почувствовал, как смех поднимается во мне, но он угас в горле. Потому что я вспомнил прошлое. Я вспомнил себя валяющимся на земле, окруженным сутулыми мужчинами, а рядом стоял подросток, вытянувшись во весь рост, как тень. Ривер. Ривер, который стоял там, пока мужчины терзали мою спину, пока я рыдал и блевал, и земля подо мной превращалась в грязь. Я чувствовал его рядом, знал, что он подхватит меня, когда меня отпустят. Мои кости казались тонкими, как иглы, а легкие – бесполезными. Он понес меня в свою койку, и его забота запульсировала в моей груди чем-то мягким и трепетным, как медуза. Это было мое сердце. Он – мой старший брат. Он – мой отец.
Я прервал свой полет, и воспоминание опустило меня на землю. Птица закричала от возмущения. Я приземлился в поле с бесконечными рядами хлопка, увидел согбенных и копошащихся мужчин, похожих на маленьких раков-отшельников, они наклонялись и собирали хлопок. Увидел других мужчин, ходящих вокруг них с ружьями. Увидел здания, скучившиеся на краях поля, другие поля, вплоть до самого горизонта. Птица пролетела низко над головами мужчин. Они исчезли. Это было то место, где я работал. Вот здесь меня били. Здесь Ривер защищал меня. Птица упала на землю, опустила клюв в черную землю, и я вспомнил свое имя: Ричи. Я вспомнил название места: тюрьма Парчман. И я вспомнил имя человека: Ривер Ред. А затем я упал, нырнул в землю, и земля расступилась, как морская волна. Я зарылся в нее с головой. Желая, чтобы темная рука земли обняла меня. Желая не видеть больше людей наверху.
Не видеть воспоминаний. Но они все равно вернулись. Меня не стало,