Как оказалось, демократические логотипы «Выбор России», «Вперед, Россия!» еще недостаточный энергетический ресурс для демократического движения целого государства. Практически ни одно демократическое течение, впоследствии названное движением и партией, кто бы его ни возглавлял (Егор Гайдар, Владимир Шумейко, Галина Старовойтова, Лев Пономарев, Борис Федоров, Григорий Явлинский, Гавриил Попов и даже Андрей Сахаров), не стало массовым. Много причин тому. Попробуем выделить главные.
Наибольшая удача на этом пути сопутствовала Николаю Травкину. Он был первым, кто испил горькую чашу создателя партии. Численным пиком его партии был стотысячный рубеж. Это, разумеется не 18 миллионов (численность КПСС в 1984–1985 годах), но несколько больше, чем было у большевиков, затеявших революцию. Партия Травкина, хотя и создавалась как антикоммунистическая, разумеется, реформаторская, но до демократической не дотянула в силу авторитарности самого Травкина, которого выводили из себя бесконечные многословные демократические тусовки, наряду с полной неумелостью организовать мало-мальски результативное дело. Для талантливого практика, организатора и высококлассного строителя по своей основной профессии эта неумелость была оскорбительна. Он и понимал не меньше, а умел много больше. Вот и весь конфликт с теми, кто как в первом, так и во втором был менее значим. Случайна ли эта всеобщая неспособность демократов? Скорее всего, нет. Во-первых, все демократические начинания по якобы партийному строительству стартовали с плацдарма реформ. Именно реформы — главное дитя демократического прорыва — должны были побудить граждан отвернуться от стремительно удаляющегося коммунистического «завтра». Очень скоро ожидания оказались несопоставимо большей величиной, нежели результаты реформ. Получилось так, что все будущие партии разместились под выменем одной и той же коровы и поочередно, и все разом понуждали ее дать молоко, а вымя коровы оказалось не созревшим. Пока это было лишь место, где ему положено быть, но само вымя еще не выросло. Всем этим движениям и партиям демократических веяний не хватает понимания социальной среды, на которую они могут рассчитывать, как и понимания своей востребованности этой средой: почему именно они, а не кто-то другой?
Идеология оказалась несостоятельной. Самый впечатляющий разговор о процветании рынка не мог заменить товар и его доступность с точки зрения цены для покупателя. Выбор, предложенный реформаторами обывателю: «что лучше: наличие денег и отсутствие товара (а значит, пустые прилавки и очереди) или избыток товара при нехватке денег, но деньги можно заработать» — не совершил прорыва в сознании масс в пользу второй позиции. Социалистическое бытие не прошло даром. Лучше, сказал обыватель, когда всего навалом и даром и никаких переживаний по поводу нехватки денег. «От каждого по способностям — каждому по труду». А ведь дело-то было за малым. Переверни формулу — и уже почти рынок: «каждому по способностям — от каждого по труду». Если демократия не была во времена прежние повседневным состоянием общества, ждать от настроенческих демократов навыков управления страной смешно. Как и навыка создания партии, ибо все партии, кроме КПСС, были запрещены и немыслимы. И уж тем более партии парламентского типа. Следовательно, отсутствие результатов реформ лишило все эти движения, партии точки опоры в силу невозможности ответить на вопрос: от имени чего какой субстанции, каких совершенных дел вы говорите? Не от имени «кого» здесь есть пофамильный ответ — от имени Гайдара, Ельцина, Попова, а вот именно «чего». С этим труднее. Если результата реформ нет, то мы имеем лишь старение обещаний и призывов: потерпеть, подождать, не отчаиваться. Все возможно, если бы не одно «но». Этот колодец уже вычерпал Горбачев. А до Горбачева…
Причина вторая — создание партий практически всегда начинается снизу, вне властных и государственных структур. Дрожжевым началом является та или иная часть общества, сословия, группы. И будущий лидер в этой среде проходит процедуру становления. Реформаторские процессы породили рецидив доступности власти, и очень многие этой «властью» стали стихийно. Как если бы после землетрясения образовалась гора Олимп и многие забрались на нее, спасаясь от наводнения по причине того же самого землетрясения. Такая вот нестандартная ситуация конца 80-х и начала 90-х годов. Оказавшись во властных коридорах, внезапно созревшие лидеры, и, объективно говоря, очень часто лидеры самозваные, не захотели спускаться вниз, а стали будущую партию приглашать к себе в кабинет. Отсюда упрек, и упрек справедливый, что большинство нынешних партий и движений — это партии внутри Садового кольца.
Не партии выдвинули лидеров и сформировали власть, а стихийная власть пытается расти вниз (что даже с точки зрения биологии спорно), чтобы хоть каким-то образом преодолеть пустоту, которая всегда окружает власть, достичь тверди, нащупать опору в социальных слоях. Закон о партиях и общественных движениях уподобился выстрелу стартового пистолета, хотя этот процесс начал набирать активность еще в 1991 году, когда 80 % депутатов съезда России поняли, что партия, членами которой они были достаточное количество лет еще задолго до предвыборной кампании, как бы перестала существовать. «Процесс пошел» — как любил говаривать экс-генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев. И депутатская масса, уже самообразовавшаяся во фракции, оказалась идеологически бесприютной, исключая все тех же «Коммунистов России». КПРФ номинально оставалась, поэтому в отличие от всех именно Г.Зюганов — единственный политический лидер сугубо партийного замеса, прошедший по всем ступеням партийной иерархии. Покинувшие партию рядовые члены, временем и судьбой выброшенные на поверхность бурного политического потока, стали судорожно перебирать ногами, пытаясь нащупать идеологическое дно и почувствовать хотя бы временную устойчивость. Все бросились создавать партии под себя. И понятно, что большая успешность сопутствовала тем, кто в масштабах власти был более весом и значим. И стоило лидеру утратить, убавить ранговый вес, как зримо начинают сокращаться легионы однопартийцев и однодвиженцев. Партии-пустоцветы, недолгожители. Вот в чем главная причина их многочисленности, мгновенного появления, скоротечного цветения и распада. Ни одна из них не может составить хотя бы относительную (о серьезной и говорить не приходится) конкуренцию КПРФ. Самодеятельность нынче не в почете. А без самодеятельности, в разумном смысле этого слова, никогда не состоится массовая организация. Всякая партия всегда вначале самодеятельность. И только потом к ней приходит профессионализм. Не существует такого явления — партия партийных профессионалов. Партийные профессионалы могут остаться только ядром партии, но не более. В этом есть некий заколдованный круг. Сначала начались реформы, а затем стали создаваться партии под эти реформы, а не наоборот. А как итог — реформы не есть завоевание той или иной партии, что могло бы стать побудителем перелома общественного мнения в пользу этой партии. А партии и движения демократического толка прилипли к реформам, забирая у них часть сил и средств, что ослабляло как и сами реформы, так и выявляло образ партии или движения как силы паразитирующей. Впрочем, по мере неудачливости реформ эта непричастность становилась едва ли не идеологией новых образований.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});