– Неловко как-то. Ты же знаешь, у нас были какие-никакие отношения…
– Да-да! Он уважает тебя и сделает, что ты просишь! Спаси его!
Я немножко посидела и подумала.
– Ладно. Только у меня условие: ты будешь при этом разговоре присутствовать!
– Хорошо, – сказала Марьяша и пошла за Витькой.
Цой в тот вечер все время улыбался, был невозможно мил. Марья сидела в углу кухни, я – на деревянной скамейке.
– Надо поговорить, – сказала я серьезно.
– Давай, говори, – Витька пытался развалиться на узкой скамейке, вытянул ноги, его глаза смеялись и опять обнимали. Ну почему я должна лезть в это дело?! Ах, да: его надо спасать!..
– Вить, тебя сейчас могут в армию забрать.
– Ну.
– А тебе туда нельзя! Марьяша тебя сможет отмазать. Только для этого нужно, чтоб вы жили вместе, а не слонялись. У тебя есть комната, да? Ты сможешь там поселиться только после свадьбы. Женись на Марианне!
Цой молчал долго. Курил, рассматривал мое лицо, и глаза уже не улыбались – они удивлялись. Потом он неторопливо потушил сигарету и сказал с расстановкой:
– Я пока не собираюсь жениться. Ни на ком. И тебе это известно. Не о чем говорить.
– Но, Цой!..
– Да ни за что!
Не обернувшись, Витька зашагал по коридору. Мы с Марьяной переглянулись, вздохнули и тоже отправились к гостям.
Об этом случае я не рассказала никому. Ни Майк, ни Людочка не должны знать о том, что мужчине сделали предложение, а он: „Ни за что!“ Еще и при свидетелях (при мне то есть…).
* * *
И вот я еду к Цою на свадьбу!.. (Февраль 1984 г. – Примеч. авт.) Майк там уже давно, а мне еще пришлось дождаться подружку (с ребенком надо кого-то оставить!), приехала по указанному адресу, свадьба уже не пела и плясала, а ровно гудела. Трезвому человеку там было не очень уютно.
Мне сообщили, что молодые то ли еще, то ли уже спят, к гостям я не спешила, а сидела в другой комнате, где был Майк. Муж за мной поухаживал, принес чего-то выпить-закусить, а сам продолжал разговор с незнакомым мне человеком высокого роста, который, сильно покачиваясь, уставился на Люду Гребенщикову. Люда тоже была сильно пьяна; дразнилась, ругалась, а потом схватила пустую бутылку и швырнула ее в этого парня. Это был Володя Липницкий, и пить ему, как потом выяснилось, было категорически запрещено. Вдруг я заметила в руках у Вовы нож. И не одна я заметила: все примолкли, только Люда куражилась, выкрикивая что-то обидное. Майк спокойно подошел к Володе вплотную и стал тихо говорить что-то вроде:
– Старичок, успокойся, все хорошо. Дай мне нож. Что же ты так в него вцепился? Непременно надо кого-нибудь потыкать? Ну, порежь меня.
Майк расстегнул рубашку. Я хотела подбежать, но вспомнила, что нельзя делать резких движений. Рука с ножом двигалась уже не так размашисто, потом почти остановилась и нацелилась Майку в живот. Я руками зажала себе рот. Нож скользнул по коже, слегка порезав ее. Володя, словно протрезвев и опомнившись, убежал. Все подскочили к Майку хлопать его по плечу, обнимать и благодарить…
Да уж, хорошая свадьба, правильная…
* * *
У Марьяши и Цоя родился сын! (Июль 1985 г. – Примеч. авт.) Меня пригласили в гости.
Я застала Витьку в ванной: он с наслаждением купал маленького Сашеньку. Смотреть на них было одно удовольствие. Сделав все, как положено, молодой папа положил ребенка на полотенце, промокнул, запеленал умело и нежно и передал подошедшей жене на кормежку.
Должно быть, Витя счастлив: теперь у него есть и успех, и дом, и сын!..
____
P. S. История с уговорами жениться имела продолжение. У нас с Майком был сложный период, я сильно переживала, страдала и т. п. Людочка со мной возилась. Однажды мы с ней выпили, и я вдруг (размазывая по щекам слезы) рассказала про Марианну и как Цой отказался жениться.
– А я давно об этом знала, – сказала Люда. – И все знали.
– ???!
– Да. Цой тогда удивлялся: как Наталья, такая тактичная, вдруг решила вмешаться в чужую жизнь, да еще так настырно. Ну, что-то в этом духе… А Марианна всем объясняла, что у тебя комплексы беременной невесты и что ты любишь всех женить.
Господи, вот ужас! Это же надо так перевернуть с ног на голову! И попробуй теперь докажи, что Марья сама меня упрашивала, а я отказывалась! И главное, я никому ни слова, чтобы ее же не позорить!..
Так Цою и не довелось узнать правду. Хотя, возможно, сейчас он все знает. Опять недавно снился (в ночь на 13 августа): мы, как всегда, по разным причинам не могли быть вместе, и Цой придумал учить меня игре на бонгах, чтоб ездить с ним на концерты…
А Марьяшу я нежно полюбила. Она даже в Москве у нас была. Умная, очень одаренная, сильная и не совсем счастливая женщина…
15 и 27 августа я вспоминаю моих дорогих мальчиков; иногда реву. В голову приходят дурацкие мысли: а если бы я ушла тогда от Майка – вдруг бы все сложилось по-другому и никто бы не умер?.. Потом соображаю, что Цой сам выбрал: для него отношения с Майком были важней. У него было ДЕЛО, была цель, а я просто под руку подвернулась. Какое счастье, что у нас все сложилось чисто и красиво, что не перед кем стыдиться и нечего скрывать!»
На этом я позволю прервать эти воспоминания, потому что продолжение – уже о другом Вите – взрослом и знаменитом. И оно появится в нужном месте.
А здесь я позволю себе привести последнее письмо Натальи, полученное совсем недавно, после моего выступления в программе «Школа злословия».
Наталья Россовская – Александру Житинскому, 11 ноября 2008:
«Добрый день! Видела вчера „Школу злословия“ (всегда смотрю).
Порадовалась. Спасибо за Цоя. Хотя, честно говоря, сразу после слов Дуни Смирновой о том, что Витя бы мог податься в шоу-бизнес, у меня сердце екнуло: мог бы!.. Потом сразу опомнилась…
А главное, спасибо за доброту, которая у тебя не придуманная и идет поперек якобы принципиальности и жесткости (несомненно одобряемой в публичных высказываниях, где нужен перчик, скандал, пикантность).
Меня лет с пятнадцати волнует тема „ради красного словца“… Что можно преступить ради искусства? Или КОГО? Как правдиво писать биографию (к примеру), если нельзя обижать людей? А их нельзя обижать – они доверяли, они не виноваты в том, что дружили, любили, откровенничали, были слабыми, были разными, скажем, со „звездой“ (как позже выяснилось). Глупо биться за земную славу: только ты знаешь, какой ты.
И Бог… Еще раз спасибо за все!
Наталья».
Поверьте, я привел это письмо не ради того, чтобы похвастаться, а только потому, что меня тоже крайне волнует эта тема – как правдиво написать о человеке, которого знал. И я знаю точно, что правдиво написать о нем можно только любя. И тогда даже самые жесткие слова (если они необходимы) уместны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});