Читать интересную книгу Несчастливой любви не бывает (сборник) - Галина Артемьева

Вот еще что было странно: почему-то совершенно выпал из памяти обеих сам момент маминого ухода или хотя бы какая-то деталь, зацепка, ниточка, с помощью которой можно было бы выбраться к свету. Зато очень хорошо помнилось, что скучать по-настоящему, до горьких ночных слез в подушки, начали, когда приехала бабка, мать этого.

Помочь сыну справляться с волчатами. Так злая квадратная старуха прошипела о своих собственных внучках, которые удивились и испугались, догадавшись, что это про них.

– Этим волчатам никто не нужен, твоя их всему научила. Я утром на кухню – они уже мясо варят, одна капусту режет, другая свеклу. Одетые, причесанные. И воют себе под нос, мне аж страшно стало, перекрестилась.

Они не выли тогда, пели. Только вслух, с душой, как вместе с мамой, стеснялись при бабке, а та – «воют». А они-то ее ждали, хотели приласкаться к доброй бабуле.

Эта «добрая» только и делала, что жаловалась на них сыночку-защитнику:

– Хотела им книжку перед сном почитать, так они: «нам это не нужно». Ишь, принцессы какие! А я в такую даль книжки везла, твои еще, думала – порадуются, узнают, что папочка маленький читал. «Не нужно», – и глядят исподлобья.

Да они бы и слушали бабкину книжку, чего там. Только называлась она «Ленин и дети». Им однажды воспитательница в садике дала такую же, чтобы стихи из нее учить для утренника.

Мама посмотрела текст и сказала: «Вам это не нужно». И сама книжку в сад отнесла. Другое бы пусть бабка читала, они бы слушали.

Отец на них так разъярился, хотя и трезвый был (перед матерью своей старался), тогда-то они у него и стали «проститутками», «суками», «мерзавками». Тогда-то он и сделал то, самое страшное, что невозможно ни простить, ни забыть. Он в наказание выбросил все их с мамой детские книжечки. Собрал в охапку и унес на помойку. А бабка стояла у двери и одобрительно кивала.

Гуся с Мышей при них не плакали. Просто молча смотрели. Боялись только, что т е услышат, как громко тукают два сердца, и обрадуются, что сумели добиться своего от волчат.

Это ночами стали приходить слезы. И Гуся горевала даже сильнее, яростнее, хотя раньше, «по старшинству», утешала свою Мышеньку, защищала от всех огорчений и показывала пример стойкости. Благодаря этому Мыша, полагаясь на силу сестрички, не так остро чувствовала сквозняк одиночества после маминого ухода. А бедной Гусиной душе не к кому было прислониться, неоткуда взять силы, и она стала отчаиваться горше.

– Ничего, ничего, Гусенька, маленькая моя, – убеждала теперь Мыша, – ты же и так все эти книжечки помнишь. Мы их заново напишем: ты слова, я рисунки. Раскрасим все. Спрячем, никому не покажем. А потом… потом мама нам новые такие же купит, увидишь. Как мы ей эти покажем, она знаешь как обрадуется, похвалит, что без дела не сидели.

Так и сделали. Все до одной, всю тяжеленную охапку, которую здоровенный отец еле до помойки донес, заново создали. В одном рисовальном альбоме все ухитрились разместить, а как иначе: кто бы купил столько бумаги, куда бы потом прятали от недобрых глаз.

После того, что этот сотворил тогда с их сокровищами, они папой его больше никогда не называли – ни вслух, ни про себя.

Готовили ему то, что он привык жрать: густые жирные мясные супы, запах которых им самим казался тошнотворным. Оставляли сваренное на плите. На кухонный стол ставили тарелку с ложкой. Всё! Себе варили отдельно. Однажды увидели, как он поедает мясо из кастрюли. Достает своими жестокими, закопченными куревом ручищами, запихивает пальцами куски в пасть, с них и с подбородка капает опять в суп. Как можно потом еще кому-то это есть! Даже вид мясной был им отвратителен. Для себя девочки варили овощи, изобретали всякую всячину из картошечки, капустки. Гренки жарили на ужин: «Дешево и сердито». Так мама говорила.

Этот с ними почти и не разговаривал. Видно, ночами, во время побоев, накрикивался досыта. Раз в неделю оставлял на полке у плиты деньги на жизнь. Совсем немного. Но иногда в заветный день полка пустовала. Забывал, что ли? Или нечего было оставлять, пропивал много? У кого тогда попросишь? Можно, конечно, к соседке постучаться, попросить пару картофелин, луковичку, мол, супчик заправить, купим – отдадим, но не каждый же день к соседке!

Научились экономить, откладывали по рублику на черную неделю без денег, на рынке у станции в Голицыне покупали только в конце дня, самое дешевое, некрасивое, слезно, упорно торгуясь.

Умели быть хитрыми. Когда ничего не оставлял, суп получал жидкий, без мяса, из одних костей. Пусть видит – есть нечего. А то понравится – вообще деньги давать перестанет.

Это он хорошо понимал. И в безденежную неделю даже лез меньше, почти и не бушевал. Неужели виноватым себя чувствовал? Правда, чавкал на кухне, как всегда, жадно, по-звериному.

Они всё мечтали, как бы самим начать зарабатывать, тогда бы было не так страшно думать о жизни, тем более что появились у них свои планы на будущее, которые без денег ни за что не осуществятся.

В свой двенадцатый день рождения они, слава богу, были одни дома: его дежурства давали спасительный отдых. Испекли яблочный пирог, на котором полосочки из теста красиво обозначили: «Гусе и Мыше 12 лет». Так им когда-то давно, когда они чувствовали себя любимыми и нужными всему свету, делала мамочка, так праздновали без нее они. Уселись рядышком и пригорюнились. Шесть лет прожили одни, без ласки, любви, песенок, тепла. Столько, сколько с ней. А вдруг именно сегодня приедет? Ведь в дни рождения случаются всякие чудеса. В прошлом году они выиграли конкурс на лучшее платье для Барби, и их как раз в этот день снимали на телевидении.

Как сказали про то, что это для них двойной праздник, сразу столько подарков! А главный приз – швейная машинка, которая умеет делать всё почти сама, и огромная, в полкомнаты, трехэтажная коробка конфет! Вот счастье было! Почему бы и сегодня не случиться самому главному, самому желанному в их жизни волшебству?

И внезапно обе сразу догадались, и это было лучше всякого чуда: как же она может приехать! Она же их нового адреса и не знает! Этот ведь нарочно их в другое место увез и, ясное дело, никому не сказал куда, адреса не оставил. А она все эти годы их искала, да только как найдешь, если они в закрытом военном городке, кто ей поможет в поисках?

Это был счастливый день рождения. Наконец-то они нашли ответ на самый главный вопрос: почему столько лет мама не возвращается за ними? Наконец-то до них дошло, что они сами должны найти и найдут ее, бедную. Но вернуть ее обязаны сильные, умные, красивые – настоящая мамина поддержка и опора. Они вознаградят ее за годы страданий, одиночества, бесплодных поисков своих девочек.

Ничего-ничего! Они еще втроем посмеются над мрачными временами.

Через день после их радостного праздника класс повезли на экскурсию в Москву. Автобус остановился у Нового Арбата – самого любимого места Гуси и Мыши на земле. Они уже ездили сюда не раз и давно решили: «Вырастем, будем здесь жить».

Все разбрелись кто куда. Девочки побежали в «Дом книги». С того времени, как отец выбросил самое дорогое для них, хоть и воссоздав своими усилиями утрату, сестры все же у любого книжного ларечка высматривали детские книжечки: а вдруг попадутся те, мамины? Иногда и правда находились. Это было такое счастье! Как внезапная встреча с ней. Открывали наугад на любой страничке и слышали ее веселенький голос, от которого всегда замирали сердечки: «Вот, вот, сейчас такое будет, такое интересное!»

В «Доме книги» был целый букинистический отдел, там они всегда что-нибудь находили родное. И в этот раз откопали самое любимое – Чуковского.

«Это от мамы знак нам на день рождения», – решили они.

Еще купили парочку старых журналов мод. Новые стоили дорого, не осилить, а интересные фасоны и объяснения по шитью не устаревали: юбки – всегда юбки, брюки – всегда брюки, к тому же полезные советы – откуда еще узнаешь.

Потом Гуся вцепилась в «Психологию личности». Напоследок обнаружили «Целебное питание».

Денег ушло много: чуть меньше половины их недельной нормы, но эти они скопили специально на подарки самим себе и наслаждались своими бесценными покупками.

И опять же, как кто подсказал, отправились в церковь на пригорочке – за маму свечки поставить, чтоб нашлась скорее.

Обе хорошо помнили, как их крестили, уже больших, лет в пять. Они стояли тогда рядом с мамой, все трое в белых ситцевых косыночках. Священник в красивой, царской одежде говорил непонятное, но ясно было, происходит в их жизни что-то очень важное и торжественное. Впечатлительной Мыше тогда показалось, что печальная женщина с ребеночком, глядевшая на них с иконы, грустно, сострадательно кивнула ей, как бы делясь своей вечной любовью и болью. Гуся ничего такого не видела, хотя пристально смотрела на Богоматерь, удивляясь ее горестной красоте. Мама, узнав про Мышино видение, засияла: «Очень хорошо, доченька, что тебе такое открылось. Божья Матерь вас не оставит, поможет, раз знак подала».