Ботинки двинулись дальше, и Макс позволил себе дышать. Не издав ни звука, он протянул руку и раздвинул кусты достаточно, чтобы видеть. Двое мужчин стояли у воды. Один держал Крошку за ошейник, и пес изгибался в воздухе. Мужчины хохотали; Макс оглянулся на Лолу, отпечаток его руки все еще виднелся на ее лице. Ее глаза прищурились, обещая убийство. Черт, если бы у нее было боевое оружие, он бы соблазнился и поставил на нее.
Макс снова перевел взгляд на трех мужчин и наблюдал, как они обыскивают кустарник и высокую траву. Они отошли от голубой дыры и направились вниз по склону холма. Макс вернул нож в ботинок и натянул свою черную футболку на голову. Он приказал, чтобы Лола оставалась лежать, и удивился, когда она так и сделала. Держась в тени, он последовал за тремя мужчинами, когда они двинулись к пляжу. Четвертый мужчина сидел на краю маленькой надувной лодки, вытащенной на песок, два весла торчали по бокам.
Один из мужчин поднял пса Лолы, и они передавали его по кругу, как будто он был своего рода призом. Крошка лаял и огрызался, пока они все смеялись и разговаривали одновременно. Макс адски надеялся, что Лола там, где он ее оставил, и не может видеть, что происходит с ее собакой. А то с нее станется броситься вниз по склону холма как гнев Господень.
Макс поднял взгляд на Дору Мэй, которая, казалось, еще больше накренилась на бок. Он попытался вспомнить, не оставили ли они с Лолой на борту что-нибудь, что можно связать с ними. Кажется, нет. Рядом с Дорой Мэй на якоре стоял сорокафутовый открытый быстроходный катер. Известный в правоохранительных органах и в наркобизнесе просто как катер «хороший ход» из-за своих скоростных качеств, единственное назначение которого состояло в том, чтобы изымать водонепроницаемую тару с наркотиками и опережать борцов с наркотиками. Береговая охрана также по понятным причинам назвала их «порошковыми судами».
Типично для таких катеров, этот не имел никаких идентификационных отметок и был окрашен в цвет волн. Три двигателя судна по 250 лошадиных сил должны были производить достаточно шума, чтобы разбудить мертвых. И все же он не услышал их. Он уткнулся лицом в декольте Лолы, и ничего кроме нее не существовало. Ничего кроме ее ярких карих глаз, смотрящих на него с желанием. Ничего кроме прикосновения ее атласной кожи и вкуса ее губ. Она захватила его внимание, исключая все остальное, и это было опасно. На самом деле опасно. Макс никогда не был так небрежен. Этого не должно произойти снова. Он не мог допустить, чтобы это повторилось. От него зависят их жизни.
Сквозь звук прибоя и непрерывное тявканье пса Макс мог услышать немногое, но то малое, что удалось подслушать, подтверждало его худшие подозрения. Они были членами картеля Козелла и искали наркотики, разбросанные штормом.
Держась в тени, мужчина придвинулся немного ближе. Он наблюдал и слушал, и было не трудно определить, что эти четверо были не слишком организованной группой. Больше похоже на четверых парней, любящих побездельничать, когда рядом нет большого босса, чтобы наблюдать за ними.
Все четверо запрыгнули в надувную лодку и погребли к яхте, взяв Крошку с собой. Они держали его за бортом, а он извивался и повизгивал, и Макс решил, прямо здесь и сейчас, что если появится шанс, он заставит их заплатить. Он не был большим поклонником собак, особенно скулящих, но любой, кто начинал, мучая кого-то более слабого, также имел право пострадать.
Точнее, если и когда у Макса появятся время или возможность спасти собаку, он не знал. Он отвернулся от происходящего и после десятиминутного подъема на холм он нашел Лолу там, где оставил ее, поджав босые ноги и обхватив руками колени.
– Где Крошка?
– Я пока не смог достать его, – сказал Макс, вместо того, чтобы рассказать ей дурные вести, что он не думал, что вряд ли получилось бы забрать пса, никого не убив. – Сомневаюсь, что они причинят ему вред. Ты – другое дело.
– Откуда ты знаешь? С чего ты взял, что они плохие? Возможно, они отвезут нас в Майами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Лола расплакалась. Даже с опухшими глазами она по-прежнему выглядела как чувственное удовольствие, и ему пришлось напомнить себе не давать воли мыслям в этом направлении. Он протянул руку, помогая ей встать на ноги, и стал серьезным.
– Помнишь, я говорил тебе, что кое-кто может меня искать?
Она отряхнула грязь и листья сзади.
– Наркоторговцы?
– Да.
Ее взгляд метнулся к нему.
– Моя собака у наркоторговцев?
– Пока.
Макс поднял вещевой мешок и вручил Лоле ее сумку.
– У тебя есть план?
Еще нет.
– Я работаю над ним.
Она молча последовала за ним, и в течение пяти минут они оказались на утесах, выходящих на пляж. Он задался вопросом, что девушка сделает, когда поймет, что, возможно, он не сможет спасти ее собачонку. Его жизнь и ее жизнь слишком высокая цена за это. Он задумался, простит ли она его когда-нибудь за это. И задумался, почему его это так заботит.
Не так, будто все произошедшее было полностью его виной, и не так, будто у него была какая-то глубокая привязанность к этой собаке-занозе-в-заднице. Он сомневался, что, как только он вернется домой, то их увидит когда-нибудь еще. Лола уйдет, и будет жить своей жизнью, абсолютно независимой от него. И он будет жить своей жизнью, свободной от нее. Как только они вернутся в Штаты, он сомневался, что она уделит ему что-то большее, чем мимолетная мысль.
Макс отвел в сторону ветку, пропуская девушку вперед. Итак, почему он должен рисковать своей жизнью ради собаки? И почему его должно волновать, что Лола о нем подумает? Не должно, но волновало, и, черт побери, он не знал почему. Если бы знал, то смог бы с этим что-то сделать. Остановиться. Убить. Отрезать голову.
Ветка качнулась назад, на место, и Макс сказал себе, что заботится о ней, потому что чувствует себя ответственным за нее. Это просто дьявольски ужасно, что он не мог заставить себя поверить самому себе до конца.
Они нашли тенистое местечко под карибской сосной на краю утеса. Ветры и шторма перекрутили ветки, которые отдалились от океана и спускались к земле. Густые иглы обеспечили прекрасное укрытие и мягкую подстилку на твердой земле. Они заглянули за край утеса и осмотрели пляж под ними, меняясь биноклем, который Макс запихнул в вещмешок прежде, чем покинуть «Дору Мэй» тем утром. Они наблюдали, как мужчины сгрузили с яхты выпивку и рыбацкие стулья, потом эти четверо вскочили в быстроходный катер, но, к большому удивлению Макса, они не уплыли. Вместо этого они выгрузили большой бумбокс[120] и красный холодильник прежде, чем грести обратно на пляж. Они поставили стулья, включили музыку, и приготовились праздновать.
– Ты видишь Крошку?
Макс осмотрелся, пока не нашел собаку привязанной к стулу куском веревки.
– Я его вижу. – Если бы он был один, то занял бы позицию рядом с происходящим и дождался возможности действовать, например, когда один из них пойдет за деревья отлить. Но с Лолой, он не смел подойти поближе.
– Макс?
Мужчина опустил бинокль и посмотрел на нее.
– Что?
– Ты хороший тайный агент?
– Я не тайный агент. Ты думаешь о ЦРУ. Агентство, на которое я работаю, не существует.
– Ну, неважно, кто ты, но ты ведь хорош?
– Правительство думает так. А тебе зачем?
– Затем, – ответила она, забирая у него бинокль и уставившись на пляж. – Думаю, что мы можем избить всех этих парней или подождать, пока они не отключатся, забрать Крошку и украсть их катер.
Он уже думал об этом, но его план не включал избиение кого-нибудь.
– Я на шаг впереди тебя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– И каков наш план?
– Наш план состоит в том, что ты останешься здесь, а я позабочусь обо всем остальном.
– Я хочу что-нибудь сделать.
– Нет.
– Макс …
– Лола, я не смогу работать, если буду волноваться за тебя. – Он забрал бинокль. – Я знаю, что делаю. Тебе придется довериться мне.
– Последний парень, который попросил меня доверять ему, выложил мои обнаженные фотки в Интернете.