Читать интересную книгу Утро без рассвета. Сахалин - Эльмира Нетесова

— А сплав? Меня интересуют плотогоны? Они-то зимой не работали?

— Почему?

— Потому что приказом…

— Погодите. Это еще не говорит о том, что плотогоны сидели на берегу и ждали пока Тымь вскроется.

— Но сплав был запрещен. Вот у меня на руках приказ!

— Здесь сказано о запрете взрывных работ, какие изменяют русло и портят нерестилища. Вот так. Но не сказано о прицепных ледоломах. Какие никак не могут повредить рыбе. Вот ими в своей работе и пользовался леспромхоз. Ледоломы! Вот о них вам и не сказали. А зря. Они поступили в три самых крупных леспромхоза области. Это опытные новинки техники. И мы их применяем. Они крепятся к носу судна. И не требуется ни тола, ни аммонита. Рыба не гибнет, а работа идет.

— Да, но отгрузки на суда не было. Вы сами говорите, что конец навигации предусмотрен договором. Откуда же цифры взялись?

— Конец навигации обговаривается с государствами, не имеющими у себя незамерзающих бухт. Но потребителями леса у нас являются еще и Греция, и Франция. Имеющие незамерзающие порты и совершенные суда. В нынешнюю зиму мы отгружали экспортный лес этим заказчикам. Сами же пользовались ледоломами.

— Тогда почему же в порту испортился экспортный

лес?

— Эта партия была закуплена Японией. И мы не имели права трогать ее. Поскольку сортименты были обговорены заранее. И распиловка хлыстов проводилась согласно заказу. Каждый сортимент был размером в два метра семь сантиметров. А Греции — в два метра двенадцать сантиметров. Франции — два метра восемнадцать сантиметров. Посудите сами, могли ль мы японский заказ отдать другим?

— Документы на утверждение сортиментов имеются? Для зарубежных государств?

— А как же? Вот, пожалуйста.

Яровой вытирал потеющий лоб. В глазах темнело. В голове все перемешалось. Значит, нет, приписок, нет ничего. Все верно. Вот и сортименты. Эти размеры он видел в документах леспромхоза. Но нет, успокойся. Возьми себя в руки. Ты пережил много неудач в этой командировке. Погоди с выводами. Не торопись. Следователь смотрел наряд-заказы. Все верно. И достает из кармана три справки. Полученные в леспромхозе, в лесхозе и в управлении.

— Еще один вопрос надо выяснить, — говорит он.

— Что это? — разглядывает управляющий справки.

— Этот лес получен с одного и того же участка. Как видите, указан один и тот же номер участка, одна и та же фамилия лесника, вальщика, подписаны две из них теми же людьми, а вот количество леса — кубатура, совершенно разные. Чем это объяснить?

Управляющий впился в справки. Внимательно читал. Лицо его злой синевой покрылось. Он схватился за телефон.

— Погодите, — остановил его Яровой, взяв трубку из рук управляющего, спокойно положил ее на рычаг.

— Не надо торопиться. Поговорим спокойно. Я, конечно, не знал о ледоломах. Не знал о Греции и Франции. Но я знал вот об этом. И пока вы найдете объяснение справкам, а расхождение, как очевидное, отрицать нельзя, я хочу задать еще несколько попутных вопросов, касающихся ледоломов.

— Я слушаю.

— Скажите, при каких температурных режимах, при каком покрове льда можно работать ледоломом? Я попросил бы вас заранее подтвердить свои слова технической характеристикой ледоломов. А так же, ознакомьте меня с документами по отправке ледолома в Адо-Тымово. И показателями его работы. То есть эффективностью эксплуатации и применения его в ваших условиях. Как я понимаю, в серийный выпуск ледоломы не пошли. А в ваших хозяйствах применялись экспериментально. Значит, ледолом обслуживался сотрудником завода-изготовителя. Мне нужны его сведения.

— Этих сведений у меня нет. Они есть в лесхозе. И у конструкторов. В нашем техотделе. У них возьмем. Я знаю лишь то, что ледолом предусмотрен и конструировался для работ в условиях

Крайнего Севера. Работать он может при значительной минусовой температуре. Свыше тридцати градусов минус по Цельсию.

— А точнее.

Управляющий вызвал начальника техотдела.

— Возьмите технические характеристики ледоломов и показатели использования их в Адо-Тымово.

Вскоре все трое склонились над чертежами.

Да, ледолом действительно применялся в Адо-Тымовском леспромхозе. Работал он при температуре в минус тридцать градусов. При более морозной погоде— выходил из строя. И не применялся. Следователь достал метеорологическую карту. Средняя температура зимой — минус тридцать два градуса. Ледолом с трудом, с перебоями, но мог работать при этой температуре.

Покров льда на Тыми обозначен метеорологами до точности в миллиметр. В Адо-Тымово — от восьмидесяти одного с половиной сантиметра до шестидесяти двух и трех десятых сантиметров. В Ныше— от пятидесяти девяти до пятидесяти одного. В Ногликах от сорока восьми до сорока трех сантиметров. А ледолом мог справиться с покровом до шестидесяти сантиметров. Правда, в марте ледяной покров и не превышал шестидесяти сантиметров даже в Адо-Тымово. Но в остальные — прежние месяцы? Ведь управляющий настаивает, что вывозка была и тогда.

Яровой изучал технические карты ледолома. В декабре он применялся ежедневно. В январе — лишь двадцать дней. Весь февраль — простой. В марте — лишь последние пять дней.

А запасы леса за февраль оставались на берегу не вывезенными. Они накапливались и образовался тот самый «задел» на последующие дни. Ведь полтора месяца срок немалый. И Муха, создав этот запас, мог спокойно отдыхать целый месяц. Ведь площадь нижнего склада ограничена. И естественное скопление леса послужило поводом к непроизвольной остановке работы бригады. Появилась форточка во времени. Ну, а у Беника? Мог ли он? Конечно. Ведь ледолом пошел лишь двадцать пятого марта. А убийство совершено двадцатого. У Клеща скопилось достаточно отгулов и переработок. С Трубочистом — то же самое. Нет сплава — нет работы. Но был запас отгульных дней. Но как они могли выбраться? Хотя на это нужно искать ответ в аэропорту.

— С ледоломом мне понятно. Теперь я хотел бы узнать, в какие месяцы и по каким дням загружались лесом зарубежные суда в этом районе? — спросил Яровой.

— Вот сводка. Давайте посмотрим, — сказал управляющий. — Декабрь, январь — вот числа, видите? Восемь судов в месяц. В феврале

— двенадцать судов. В марте с первого по девятое — шесть судов. А потом — лишь в апреле.

— А почему в марте лишь до девятого загружались суда?

— Землетрясение на Курилах создало неблагоприятную обстановку. Опасную для судовождения. Была запрещена погрузка и выход на рейд на целый месяц.

— Еще. Как и чем загружали суда, если в феврале и в марте не было сплава?

— В декабре и в январе создали запасы. Сплав в эти месяцы был. А отгрузка— минимальная. Лишь восемь судов. Это восемь дней работы плотогонам. А дальше— запас отгружали. Вот видите, — указал на сводку управляющий.

— Понятно. С этим выяснили. Теперь давайте о справках.

Управляющий тяжело вздохнул:

— Не знаю, что и ответить вам. Цифры вот, передо мною. От них никуда не денешься. И чем объяснить такое расхождение — ума не приложу. Думаю, что это грязь — работа прорабов.

— Поясните!

— А что тут пояснять? За этим кроется несколько причин. Частично объективных. Всему виною нехватка людей. Кадров.

— А если без отговорок?

— Не все бригады справлялись с планами. А они — высокие. Площади разные. Одни взяли всего шестьсот кубов с гектара, другие — полторы тысячи. Вот им и пишут по тысяче пятьдесят кубов на две бригады. Чтоб всем хорошо было. Чтоб обе бригады получили премии за выполнение плана. Ведь если хоть одна бригада не выполнит план — всему леспромхозу не будет премии. Люди уходить начнут. Премии у нас солидные. Они держат.

— Да, но если оставить премии и посмотреть с другой стороны? Если начальство укажет истинные показатели, что в этом случае выигрывают поселенцы, у которых снимают с показателей кубометры?

— За постоянное перевыполнение им должны идти зачеты. То есть они должны в этом случае отбывать не пять лет поселения, а всего два с половиной года. Но тогда от этого выигрывают лишь поселенцы. А свободные лесорубы, сами понимаете, должны жить лишь на оклад.