Но она видела, чувствовала и понимала, как всю дорогу, от того, первого, трактира, и до этой самой спальни, Мария и Пьер приглядываются к ней, прислушиваются к её вопросам и иногда переглядываются. Видела растущее в них недоумение, а затем и какое-то недоверие. Во всяком случае, ей так показалось… А может, виновата усталость, и она к ним несправедлива…
Она всё ещё сильно боялась быть разоблачённой.
Ведь их любовь и преданность – это любовь и преданность к телу и душе бывшей хозяйки – подлинной Катарины-Изабеллы. Это с ней связаны их эмоции, их детские, чистые и светлые воспоминания!
А она? Она здесь, в этом теле – гостья.
Самозванка.
Как ей без стыда смотреть в эти честные заплаканные глаза?!
Но смотреть придётся. Да и то сказать – разве она сама, вначале инстинктивно, а затем и осознанно: разве не потянулась душой к этой милой женщине, и к Пьеру – вот уж про которого верна присказка – «как за каменной стеной»?!
Так что лучше сейчас довериться не рассудку – он в сердечных делах не помощник! – а простым и естественным чувствам, которые всколыхнула в ней сердито-обиженная отповедь няни!
– Спасибо, Мария! Прости… Я… очень… Я так рада, что вы – со мной! – уже не сдерживая слёз, подступивших к глазам, сказала она, кусая губы, и чувствуя и стыд, и облегчение, – Я неблагодарная свинья! Я действительно сильно изменилась – и брякнула глупость! Ты уж прости меня, гадкую и злую девчонку! Ну пожа-а-алуйста… – она неуверенно протянула к няне раскрытые руки.
Няня, тоже обиженно надувавшая губы, взглянув на неё сквозь заплаканные глаза, не выдержала – и приняла в свои объятия неразумное, большое, вредное, но всё же – дитё.
Приняла с радостным вздохом облегчения, пристроив голову, которая уже не помещалась на груди – на своём плече, сильно, но в то же время нежно гладя ладошкой эту непослушную и своевольную, но такую родную голову.
Рыданий они обе теперь не скрывали – благо, слышать их никто не мог, да и Пьер надёжно охранял их от посторонних вторжений.
Спустя несколько минут Катарина полностью оценила выражение «выплакаться всласть». Она оставила у няни на плече огромное мокрое пятно – да и та не отстала: рубашка Катарины промокла до пояса.
Шмыгнув носом, и кое-как утеревшись подолом своей рубахи, Катарина приподнялась с плеча няни, продолжая вытирать и свои, и её глаза, устало и нежно осматривая сухонькое и изборождённое морщинами лицо, с надеждой глядя в эти бесхитростные глаза:
– Я виновата. Я не должна была говорить такое. Ты права, няня. – она медленно покачала головой, – Но я… Я действительно мало что помню. Особенно – про детство…
Но вас я помню. Не лица, не какие-то события, нет. Просто – что-то такое… не знаю, как сказать – что-то смутное, в ощущениях. Мне, наверное, тогда было лет пять.
Или ещё меньше – помню, что-то очень хорошее, тёплое, радостное – и – вы. Вы, я, и что-то ещё… Да – весёлое и беззаботное! Вот это слово: беззаботное! Как прекрасные цветы на лугу… Образы… нечёткие, но ощущения я помню – мне, кажется, было очень хорошо, я смеюсь и кого-то обнимаю!.. Да, эти обрывки и чувства связаны с вами!
Она замолчала, тряхнув головой, и вытерла выступившие снова слёзы. Невнятные образы и светлые чувства из детства, нахлынувшие на неё странным, расплывчато-туманным потоком, отступили, рассеялись. Чувство раздвоенности пропало.
Что ЭТО было?!
Память тела? Память подсознания, хранящаяся в неизведанных глубинах спинного мозга?
Откуда на неё нахлынула эта лавина из детства, которого у неё никогда не было?! Живёт ли в ней всё ещё частица бывшей хозяйки?! И что с этим делать?!
А надо ли что-то делать? Кажется (она чувствовала), они прекрасно уживутся.
– Спасибо ещё раз, няня! Ну вот, мои мозги уже начали становиться на место…
Мне так нужны сейчас ваша помощь и поддержка. Конечно, – она фыркнула, – я никуда вас от себя не отпущу! И не мечтайте!
Ей так хотелось высказать, выразить все свои чувства, всю благодарность за любовь и заботу о ней этой женщины, которую она до этого момента не знала, а лишь смутно чувствовала, и которые та щедрым потоком изливала на неё – и тогда, и сейчас. Вот когда она по-настоящему поняла и прочувствовала, чего была лишена в детстве, и чего ей, оказывается, так не хватало!..
Любви и заботы!
Вот чего хочет, осознанно, или неосознанно, каждая девочка, девушка, женщина!
Да просто – каждый! Особенно, конечно – ребёнок… А её мать… Её настоящая мать…
Нет, не в её праве судить ту, что дала ей жизнь!..
Да и сама она – давала ли она своей дочери то, чего, быть может, и той так мучительно хотелось?..
Ах, если б возможно было повернуть вспять всю свою жизнь!
Вернуться, исправить, дать больше тепла, ласки, любви…
Глупое желание. Она хочет уж слишком многого.
Не ей жаловаться – у неё теперь есть эта новая, сложная и незнакомая, и пока ещё не совсем её, жизнь. Но она сделает её – своей! Она – сделает.
Но пока слов, чтобы выразить обуревающие чувства и ощущения, явно не хватает. Ну и ладно – будем использовать те, что сами приходят в трудные минуты:
– Ах, няня! Я так ощущаю, что я теперь совсем не та! Мне так многого не хватает… Вот, видишь – вся надежда на вас: сделайте меня – прежней!
– Ах ты, бедное дитятко! Малышка моя… Уж можешь быть уверена, – сказала наконец всё это время пристально разглядывавшая её, и теперь улыбающаяся сквозь мокрые ресницы Мария, – Мы за тобой приглядим!..
И напомним, и расскажем… Ты уж спрашивай – не смущайся: я-то видела, как тебе тяжело: и хочешь спросить что-то, ан – нет, боишься! Наверное думаешь – дескать, что они обо мне подумают… Ну?.. – она, взяв лицо Катарины крепенькими руками, настойчиво заглянула ей в глаза, – Не так разве?
– Всё так, няня, всё так! Конечно, думаю… Разве можно так, как у меня – забыть всё-всё, но двигаться куда-то, хотеть чего-то, действовать, как будто кто-то управляет, кто-то приказал – живи, и мсти! Тебе, наверное непонятно… Да мне и самой непонятно!
– Ох, непонятно, непонятно… Ещё как непонятно-то! Но главное: мы – с тобой! И ты – жива! Ты убежала! Мне, по-правде говоря, и это-то ещё непонятно…
Всё не верю, что здесь, вот, сидишь, смотришь на меня, – она покачала головой, хитро ухмыльнулась, – глупости разные болтаешь, чтоб посердить старую няню. Но – ничего-ничего! – она кивком пресекла возражения, готовые политься из уст Катарины, – Мы тебя в порядок-то приведём! Вот ещё и на твоей свадьбе погуляем!
– Ну, няня, это уж ты хватила! Какая там ещё свадьба! Добраться бы живой до безопасного места! – откинув прилипшие ко лбу волосы, Катарина улыбнулась.
– Погуляем-погуляем! Вот довезём тебя, приведём в божеский вид, поднарядим, подкрасим, где положено – ты у нас будешь невеста – хоть куда! Да и имя заодно сменишь… – Мария улыбнулась, прищурившись, и слегка подмигнув. Ах ты, старая хитрущая девочка!