Семь букв, — сказал охранник Боря задумчиво. — Четвертая «е».
— Уклейка, — машинально отозвался я.
Боря с уважением посмотрел на меня.
— Вообще-то, подходит…
— Говоришь, мгновенная лотерея… — задумчиво сказал Валерик. — Вообще, интересно.
— И сделать — пара пустяков, — сказал я воодушевленно. — Разыграем несколько дорогих призов, типа видика. Пару десятков каких-нибудь дешевых магнитофонов. Ну и сотню денежных призов, рублей по сто-двести.
— И чего, призы реально будем выдавать? — прищурился Валерик.
— Реально будем выдавать. Как только пару видиков выдадим, к нам сразу вся область за билетами сбежится.
Валерик почесал затылок.
— Только смотри какая штука… — сказал он. — Лотерея — это же государственная монополия. Как водка. Как бы нам по шапке не дали…
Я задумался. Слова Валерика имели под собой основания. Государство действительно было монополистом в этой сфере — полностью контролировало рынок лотерей. Но… Но!
— А если сделать так… — медленно сказал я. — Просто слово «лотерея» не используем и подключаем благотворительную составляющую. Не покупка лотерейного билета, а добровольный благотворительный взнос в обмен на возможность получения приза. Как тебе?
— А что, елки-палки… — загорелся Валерик. — Под таким соусом ни у кого вопросов не возникнет! Но ты на всякий случай посоветуйся со своими милицейскими друзьями.
— Посоветуюсь! — пообещал я.
Валерик задумчиво отхлебывал «Пепси» из бутылки. Охранник Боря сосредоточенно разгадывал кроссворд, он даже вспотел от неимоверного интеллектуального усилия. В приемной Люся отбивалась от очередного посетителя. Рабочий день был в разгаре…
Высокая встреча сторон — начальник милиции и «бригадира» начинающих рэкетменов состоялась на пустыре, неподалеку от городского кладбища. Мы вдвоем с Матвеем приехали к условленному месту на «девятке». Белая «пятерка» Николая Николаевича уже стояла там — он приехал даже раньше положенного времени. Николай Николаевич прибыл на встречу один, без сопровождающих, без оружия и в штатском.
Мы поздоровались, и я представил ему Матвея.
— Наслышан, — сказал Николай Николаевич, скептически оглядывая Матвея.
— Я тоже, — сказал Матвей. — Но только хорошее!
Николай Николаевич усмехнулся. Начало встречи показалось мне каким-то принужденным и слегка натужным. Я сказал:
— В общем, вы общайтесь. А я пока пойду местные достопримечательности осмотрю. — Я кивнул в сторону кладбища.
— Да брось, Алексей, — снова усмехнулся Николай Николаевич. — Какие тут достопримечательности… Ты тоже нужен, так что…
Я навострил уши. Это зачем еще я понадобился товарищу полковнику?
Николай Николаевич немного помолчал, собираясь с мыслями.
— В целом у нас к вашей банде особых претензий нет, — сказал он Матвею, который насупился, услышав про «банду». — А что на барахолках за порядком следите, так это вообще вам плюс. Там по району на пятнадцать процентов улучшение показателей. Райотдел вами доволен, вы же на их земле их работу делаете, так получается…
— Получается так, — гордо сказал Матвей. — И с участковыми мы дружим, и наркотой торговать не даем…
— Это все хорошо, — кивнул Николай Николаевич. — Мы это понимаем, потому все ваши парни и ходят на свободе. Но скажу вам одно — не зарывайтесь. Вот как есть — нормально. Но чтобы без вседозволенности. Понятно это?
— Чего ж непонятного… — сказал Матвей.
— Второе. По оперативной информации с «синими» у вас конфликт. Говорю сразу — если мочить друг друга начнете, будем отлавливать и закрывать. И их, и вас. И никто не поможет, ни я, ни другой кто.
— Так скажите им, чтобы к нам не лезли, — возмутился Матвей. — Они же на вас работают через одного.
— Кому надо — скажем, — пообещал Николай Николаевич. — С Гусаром вам лучше договориться. Вы к ним не лезете, они к вам. Тишина нужна, понимаешь? Будет тишина, будет у вас все ровно. Нет — не обессудьте.
— А почему нельзя закрыть того же Гусара и прочих? — спросил Матвей. — Мы бы сами все контролировали. И тишина бы была, как на кладбище. И делились бы, если нужно…
Николай Николаевич покачал головой.
— Гусара и прочих мне закрывать не за что. Да и никто не будет этого делать. Всех не закроешь, это племя неистребимо. У Сталина не вышло, у Хрущева. А сейчас… — Полковник обреченно махнул рукой. — Закрою я Гусара, так на его месте трое появится, начнут портфели делить. А Виктор Федорович хоть и уголовник матерый, но мужчина неглупый, договориться с ним можно. Понятно это?
— Понятно, — сказал Матвей. — Если к нам они лезть не будет, то у нас и вопросов нет.
— А всяких кидал, угонщиков и прочих, — продолжил Николай Николаевич, — калечить не нужно. А тем более — резать или стрелять, об этом и думать забудьте. Лучше нам сдавайте, мы с ними сами поработаем.
— Опять же, показатель, — усмехнулся Матвей.
— И это тоже, — серьезно сказал Николай Николаевич. — Теперь следующий вопрос. Тебя, Алексей, напрямую касается.
— Внимательно слушаю, — сказал я.
— На ликеро-водочном заводе сменился директор. Ты об этом знаешь.
— Знаю, — подтвердил я. — Григорий Степанович согласился на почетную ссылку.
— Старый директор ушел на другую работу. А по-хорошему нужно было его сажать… — Николай Николаевич вздохнул. — Так вот, молодые люди… Григорий Степанович хоть и директор, но ситуацию на заводе контролирует не в полной мере… Вообще не контролирует. Там целая банда сидит. Ему уже угрожали…
— Представляю… — улыбнулся я.
— Смешного здесь мало, — строго посмотрел на меня Николай Николаевич. — Бубенцов обратился ко мне, чтобы милиция навела порядок. А я в свою очередь вынужден обратиться к вам.
— Сами не можете эту водочную банду повязать? — изумился Матвей. — Это почему?
— Потому, — холодно и значительно ответил Николай Николаевич. — Много будешь знать, парень, плохо будешь спать…
Понятно, подумал я. Очевидно, что водочные наши короли работали с размахом и закормили деньгами всех — милицию, прокуратуру, ОБХСС, ревизоров… У всех рыло в пуху. И, скорее всего, на всех есть компромат. Если тронуть водочных королей официально, то ниточки потянутся во все важные кабинеты… А в тайне эти замечательные интимные отношения сохранить не удастся — проклятая гласность.
— В любом деле главное — не выйти на самих себя, — пошутил я.
Николай Николаевич наградил меня мрачным взглядом.
— Там на кону большие деньги, — сказал он. — Очень