редко вылетают дальше чем пятьдесят шагов от улья, но, всё равно, не стоит рисковать.
Мы напялили комбинезоны химзащиты — старые, допотопной модели, но частично закрывавшие лицо. Затем Эсхак достал с полки и показал автопереводчик, который нацепил с помощью ремня на голову. Модель была особая, старая и большая, видел подобные пару раз в армии и на общественных мероприятиях. С переводчиком и в комбинезоне он выглядел по меньшей мере нелепо.
— Обычные речь мрисса не понимают. Он у меня один, если захотите поговорить — передам, — сказал Эсхак и открыл вторую дверь будки.
За забором начинался небольшой овраг, в котором виднелись сарай и загон с парой свиней. Мы спустились вниз по склону, миновали загон. Я заметил, что спины свиней в кровавых ссадинах и подтёках.
— Вон они, кружат.
Эсхак на миг остановился и показал куда-то в воздух. Я пригляделся и увидел десяток крупных насекомых, кружащихся над загоном.
— Пчелоры — пчелиные комары, — пояснил наш проводник. — Они же — пчёлы-вампиры. Рой молодой, они ещё только строят улей.
— Матка стоила кучу денег, — сказал Радик. — Порода не местная, привезли с острова Дель-Сорос в Центральном архипелаге. Против них нет антидотов, сильнейшая аллергическая реакция, и кирдык.
Про пчелоров я, конечно, слышал. Видел на картинках и видеороликах из Заповедника. В отличие от обычных москитов, сосущих кровь, эти твари охотятся на жертву целыми роями, а кровь на надкушенных ранах из-за их фермента может не сворачиваться несколько часов. Собранная кровь жертв их ульях перерабатывается, смешивается с нектаром и превращается в кровавый мёд, чем-то похожий по свойствам на гематоген. Живут они в болотах от самых северных островов Заповедника до юго-запада Денны.
— Это всё потом, — обрезал я. — Покажите пленника.
Мы вошли в сарай, пчелоров здесь было больше, чем снаружи, и я заметил вверху, под стрехой, клетку с ульем. Посередине пола был старый, присыпанный листьями решётчатый люк с кодовым замком.
Эсхак открыл его, и мы спустились вниз. Я лез по лесенке последним и почувствовал, что мне даже не хочется туда спускаться. Потому что я уже понял, что ждёт меня там.
В бетонном бункере размерами три на четыре метра сидел мрисса.
* * *
«Мрисса — разумная нечеловеческая раса, аборигены Рутеи. Эндемик особого государственного образования 'Заповедник Мрисса», отдельные группы проживают в составе культурных посольств в семи державах планеты. Вместе с неразумным видом карликовый мрисса (эндемик Ирниатана, на момент открытия находился на грани вымирания) и вымершими мриссапитеками образуют моноотряд высших амфибий или антропоамфибий. Согласно основной гипотезе — пример успешной мутации и конвергентной эволюции, когда в изолированной экосистеме Восточно-Центральной Рутении место высших приматов занял вид, не относящийся к млекопитающим.
Половой диморфизм сильно выражен (рост, вес, окраска). Рост взрослого разумного от метра пятнадцати до метра семидесяти. Условно разделяется на северный (высокорослые, светло-зелёная кожа) и южный (низкорослые, коричневая и бирюзовая кожа) этносы'.
(Из школьного учебника по этнобиологии)
Пленник оказался мужчиной — слово «самец» тут не совсем уместно — небольшого роста. Его макушка едва доходила до моего плеча, худые плечи покрывали изношенные красные одежды, похожие на вязаный свитер. Морда его была замотана так, что сбоку оставалась небольшая щель для питья.
Говорят, достаточно посмотреть на мрисс живьём чуть более получаса, чтобы научиться понимать их мимику. В больших по-лягушачьи выпученных глазах читался испуг.
Люк захлопнулся. Я огляделся — в бункере было что-то, похожее на ванну с мутной водой, яма для туалета с непривычным неприятным запахом, подстилка и какие-то сумки.
Увидев нас, мрисса поднялся с кривого табурета и что-то промычал.
— Почему завязал рот? — спросил Радик Эсхака.
— Он пытался ловить языком пчелоров, хоть я и запрещал их трогать. Они ядовитые. Обычных, своих-то они иногда едят, не то для профилактики, не то, чтобы закинуться. А эти не с Заповедника, а с архипелага, кто их знает, как подействуют.
— И зачем мы его держим? — спросил я. — Продать?
— Продадим мы его потом, — сказал Радик. — Сначала — надоим кровяной мёд. У этих парней кожа выделяет вместе с потом природный реппелент, и местные твари их не едят. Но если держать на голодном пайке…
Эсхак перебил товарища.
— … То от стресса и голодания очень скоро реппелент перестаёт вырабатываться, пчёролы начинают кусать. А из крови мрисса, говорят, мёд получается с наркотическим эффектом. Очень дорогой, высоко ценится в Бриззе.
Мрисса заёрзал на табуретке, чувствуя, что говорят о нём.
— Ты с ним говорил? — спросил я Эсхака. — Расспрашивал?
— О чём, например?
— Ну, из какой он, например, фратрии?
То, что общество мрисса делится на фратрии, чем-то напоминающее касты Ирниатана или родовые кланы Иаскана, было на тот момент единственным, что я знал о их устройстве.
— Окончание «Са» — путешественник, странник. Те, кто не нашёл место в обществе и отправился за границы Заповедника. Или кого выгнали за преступления, отбраковали. Я начитался тут уже, тоже любопытно стало.
— И где мы его взяли?
— Ну, ежегодно пара сотен таких же, как он, отправляются от болот через Пограничные горы. Точно непонятно, зачем. Что-то вроде национальной развлекухи. Сотня выживает и минует наши патрули. Кто-то, возможно, находит какие-то местные водоёмы, и остаётся жить по эту сторону границы, тут ничего не понятно. Пара десятков доходит до деревень, тут их или убивают фанатики, или продают кому-то из наших, или «Тритонам».
Пленник что-то прошипел и показал на рот. Радик скомандовал:
— Развяжи.
Эсхак неохотно принялся снимать повязку с морды. Когда последний моток был снят, мы увидели большой синяк на левой щеке.
— Бил его? — спросил Радик.
— Угу, — кивнул Эсхак. — Ударил один раз. Он толкнул меня и попытался вылезти через люк…
Радик молча сделал шаг вперёд и вмазал Эскаху в челюсть. Надсмотрщик отлетел к стене, оступился и воткнулся рукой в «ванну». Поднялся, отряхнул руку от жижи, постанывая, схватился за челюсть. Мрисса недоумевающим взглядом посмотрел на Эсхака, потом на Радика и сказал что-то длинное и гортанно-трескучее. Переводчик на ухе Эсхака отозвался тихим голосом.
— Я же просил не портить шкуру. Что он только что сказал?
— Он сказал тебе, чтобы ты меня не бил. Дескать, я его ударил не со зла, и мы собратья по несчастью.
Я усмехнулся, а в следующий миг даже задумался над тем, что меня так рассмешило. Понятно, что философия мрисса сильно отличается от нашей, но