Читать интересную книгу Если бы (СИ) - Фокс Оксана

А ведь она художник! Взглянув единожды в лицо, изобразит строение черепа и все пятьдесят семь мышц. Лицо Берри не просто пьянило, вводя в восторженно-созерцательное состояние, оно выбивало почву из-под ног созидательной и разрушительной двойственностью.

Лина поморщилась, накрыла пальцем изогнутые губы. Точно знала, куда смотреть. Тень и свет беспощадны. Улыбка раздвинула губы, едва задействовав верхние и средние зоны мимики. Холодный отстранённый взгляд не зажёг лицо. Полуприкрытые веками, усталые глаза опровергли всё, что поведал улыбающийся рот…

Отодвинув с левого запястья тёмную от воды повязку, Лина обвела ногтем крошечную луну, солнце и посох – знак Strangers. Когда татуировщик набивал рисунок, она хотела острой физической болью заглушить внутренние рыдания; хотела, чтобы кожу не просто царапали, а резали, кромсали, рвали сильно и глубоко; хотела увидеть кровь. Но всё произошло быстро. И ранка вдоль голубой вены слишком быстро заживала, словно не имела к ней отношения. Как могла изодранная плоть так предательски быстро затянуться?

Лина прижала к груди газету туда, где не заживало, не затягивалось как татуировка. Укутав одеялом обоих, глядела на изогнутые тени отбрасываемые свечой. Казалось, в комнату влетела птица; металась, разбивалась о стены, теряла чёрные перья, громко кричала, кружилась и кружилась не останавливаясь...

Вспыхнув в предсмертной агонии, огонь погас. Предметы медленно проступали в темноте, обретая знакомые очертания. Вынырнула луна, натянув эфемерную дорожку холодного света от окна к двери. Впав в бессознательное состояние, Лина механически раскачивалась из стороны в сторону.

Отчётливый инородный шелест выдернул из беспамятства, заставил похолодеть, но не от холода. Она замерла, превратилась в слух. Сквозняки оставили в покое клеёнку, безжизненно повисшую в углу. Линин затруднённый выдох прогремел на весь дом, и вновь установилась оглушительная тишина.

Скрежет повторился, раздался прямо под ней.

Лина поддалась вперёд. Волосы свесились вдоль лица, коснулись обрывка линолеума. Она заглянула под кровать... и едва успела отпрянуть: сгусток темноты выскочил в лицо. Тень пересекла комнату по диагонали, мелькнула в полоске света и исчезла в углу за клеёнкой.

Страх и омерзение парализовали, отняли способность дышать, на затылке поднялись волосы. Теперь Лина вспомнила, что уже слышала похожие звуки: здесь, в коридоре, под лестницей, везде... Руки взметнулись ко рту, успев заглушить крик.

Крысы!

В голове метались мысли, ударялись, расшибались, гудели. Когда они замирали, Лине казалось, она умирает. Сжимая у груди газету, она до крови закусила ладонь, цепляясь за боль и ужас, за трещину в стене. Держалась со всех сил, не отпускала, не шевелилась, не дышала. Под утро, проводила взглядом ещё одну серую крысу, неторопливо проследовавшую в обратном направлении: из туалета под кровать. Длинный белёсый хвост на прощание обвил железную ножку койки.

Вздрогнув, Лина часто-часто заморгала, подняла голову к свисающей с потолка лампочке: в доме появилось электричество...

Вытянув тёплого хозяина из постели, Лина разглядела в дверном проёме худой силуэт и синие волосы соседки с третьего этажа.

– Крысы? – Бутч растопыренной пятернёй почесал волосатый живот над растянутыми штанами и зевнул во весь рот: – Ну и хрен с ними. До крыс мне дела нет. Тебе есть? Дык вали к толстухе, чо ко мне припёрлась?

– Джулия уехала.

– Ну, дык жди, – резонно заметил Бутч, потянув дверь.

Но Лина подставила ботинок.

– Тебе есть, до этого дело. – Она выразительно посмотрела на разобранную постель за квадратной спиной:

– Крысы – это инфекция, Бутч. Тиф, туберкулёз, гепатит. Они разнесут это добро по дому быстрее, чем ты успеешь надеть штаны. Рано или поздно ты заразишься. Как и остальные, – она сунула ему в лицо газету с обведённым объявлением об оказании услуг санитарной обработки помещений.

– Катись давай, шалава! – Бутч нахмурился, грубо пихнул Лину в плечо: – Сучка, ты раскромсала страницу с результатами матча!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Гневный рык раздался из-за металлической двери, эхом прогремев по коридору. Натянув шапку, Лина спустилась по лестнице и вышла на улицу. Щурясь от болезненного света отражённого высокими сугробами, повернула в сторону остановки. Она перестала бояться Бутча.

Глава 21

Непрерывный гомон заполнил длинные коридоры, застрял в ушах как водяная пробка. Освежив горящее лицо холодной водой, Лина вышла из женского туалета и побрела на следующую пару. Она заболела. Вечером заныло горло, ночью боль усилилась, на рассвете поднялась температура. Лина не могла глотать, говорить, в глазах темнело; она едва дотянула до метро, но пересдача заваленного теста не оставила выбор: пришлось тащиться в институт.

Широкая спина качнулась за партой и перегнулась через проход. Марго приблизила лицо к рыжеволосой соседке, торопливо зашептав ей в ухо. Обе обернулись к Лине, цокнули языками и покачали головой. Весь экзамен парочка косилась, хихикала, поджимала губы. Лина издёргалась, непрерывно отвлекаясь с трудом вникая в вопросы. Она последней положила работу на стол преподавателя, смутно представляя, что в ней.

– Ну как, сдала? – Марго дожидалась у дверей.

Не в состоянии произнести ни слова, Лина двинулась по коридору. Кровь пульсировала и шумела в голове, в распухшем горле застрял морской ёж, сверля сотнями иголок. Марго лениво отлепилась от стены.

– Калетник, я все хочу спросить: где ты стрижёшься? Так, интересуюсь, чтобы случайно не попасть к твоему мастеру.

Лина потянулась заправить за уши торчащие волосы и, заметив, отдёрнула руки, сунув в карманы джинсов.

– И кстати, тебе ещё никто не говорил, что твой стиль «гранж» напоминает откровенный «бомж»? Что? Опять молчишь?

Презрительный взгляд лизнул ожогом. Лина не знала, где именно остановился многозначительный взор стучащей тонкими каблучками Марго, – пульсирующая в висках боль не давала пошевелить глазами, но мышцы невольно напряглись.

Всю неделю, Лина по-детски радовалась чуду электричества: в дом вернулось тепло, тени в углы, а крысы в водосток. Она просиживала под лампочкой до рассвета, чинила всю одежду подряд. На стянутую у Бутча пачку сигарет, выменяла у Майка-Бекки потёртый кожаный пояс, и аккуратно распустив нитки, вырезала целые куски добротной кожи. Превозмогая усталость, ломая глаза под тусклой лампочкой, Лина исколола в кровь непослушные пальцы, пришивая кожаные прямоугольники на колени джинсов и стёртые локти толстовки. Надеялась обыграть пурпурно-синие заплатки как этакую дизайнерскую находку.

Чувствуя на себе липкий взгляд, Лина поняла: зря старалась. Глазастая Букреева видит недосыпание, несвежую одежду, потных работяг, столы с объедками и волдыри на пальцах от кипящего вонючего масла – этот запах не выветрить, он впитался в кожу и волосы так же, как испортила руки грязная посуда. А ещё, Марго видит в глазах страх и сведённые мускулы, готовые ежесекундно бежать и этого не скрыть ни одной «дизайнерской» заплаткой.

Тяжело дыша и сдерживая озноб, Лина глядела в ноги, ставя одну перед другой. Прищурилась, напрягая расфокусированное зрение: левый ботинок хлюпал подмёткой. Она нащупала в рюкзаке, меж катушек ниток и баллончиком с газом, подаренным Джулией ко Дню Святого Валентина, тюбик клея. Развернулась и поковыляла по коридору к туалету. Смутно сознавала: Марго все ещё кричит вслед.

Десятки фур из Мексики выплюнули тонны говядины, свинины и конины на оптовые склады Хантс-Пойнта. Грузовики заполонили парковку перед закусочной Коула. Дальнобойщики гремели сапогами, разносили грязь, шумели и требовали бесконечной выпивки, пользуясь длинной остановкой.

Лина бегала из зала в кухню от столика к стойке. Преодолевая головокружение и протест мышц, грезивших о покое, приносила, уносила, вытирала, мыла. Скабрёзные шутки, грубые заигрывания и шлепки по ягодицам награждали отовсюду, пока обливаясь потом, она обслуживала посетителей.