говорю. — Повторяется, и я делаю первый шаг.
Мне становится... страшно? Не-не, я это придумываю, ничего не произойдёт же.
Всматриваюсь в темноту впереди, не закрывая за собой дверь. Сука, мало ли...
— Нин, — вдруг слышу.
Он... никогда меня по имени не звал. Ну, разве что на первом курсе до смены фамилии.
— Васнецова, твою мать, иди сюда. — Это больше на него похоже.
— Вы в порядке? — Как дура повторяю, вдруг разобрав шорох и какое-то движение впереди, от которого сердце ухает.
Он пьян? Да, точно пьян.
— Слушай, — темнота становится ближе, — ты обо мне беспокоилась? Хочешь утешить?
— Что? — Только и получается спросить
— Какая ж ты глупая, Васнецова. — Его фигура уже отчётливо видна, и мне страшно. Реально страшно.
Я вцепляюсь в стену позади, вдруг наткнувшись на включатель. Щёлкаю, отчего сразу загорается свет надо мной.
— Ой, это ты зря, — Он потирает глаза, ухмыляясь, — или любишь со светом?
— Что?
— Чего заладила, включи голову.
И это не он сейчас... не тот мужчина, вызывающий во мне одним взглядом мурашки. Не тот, которого я знала и видела все эти четыре года. Он другой... совсем. А может, я его и не знала вовсе? Пугает, потирая щетину. Его глаза зло блестят и, сука, я готова поклясться, что сейчас это существо про секс.
— Нет...
Ухмыльнулся ещё больше.
— Почему? Тебе же меня жалко, ты же и не с такими спала, ну?
Выдыхаю...
— Вам... надо... лечь, — глотаю ком, — поспать.
— Пойдём вместе, полечишь меня. Может, я пойму, что этот мажор в тебе находил. Хочешь?
Делает шаг вперёд, стягивая с себя помятую белую футболку. Мне кажется, он похудел... чёрт, о чём думаю? Выставляю руку, моля, чтобы не приближался.
— Не хочешь? — Резво разворачивается, тут же опираясь о стену и идёт в сторону очертания кровати. А вместе с ней на полу и виски, приконченный. — Ну, ты подумай, у нас много времени...
Нет, я.... нет... я... не так. Не хочу так.
— Я же не шлюха.
— Правда? Я был другого мнения. — На этих словах падаёт на матрас, тяжело и долго выдыхая. — Тогда зачем приехала? Иди уже ко мне, хватит ломаться. Чем я хуже него?
Пячусь к двери, боясь, что он встанет и кинется. Но тот продолжает лежать, закрывая лицо руками. Твою мать... твою мать, надо бежать, быстро, а не смотреть на едва заметный силуэт его выпирающих рёбер.
Срываюсь, выбегаю на лестничную клетку и считаю пролёт за пролётом. Что-то над головой хлопает, окончательно меня взвинчивая. Мне кажется, что он всё же вышел. Жутко, ужасно, страшно... Позади остаётся подъезд, надо где-то спрятаться. Точно, спрятаться.
Забегаю за угол соседнего дома, пытаясь перестать дрожать. Невысказанное и невыплаканное начинает лихорадочно вырываться, потряхивая. И только сейчас замечаю, что телефон в сумке вибрирует. Замок не поддаётся, чуть ли не вытряхиваю всё наружу, наконец обнаружив гаджет. Не сразу получается принять вызов, пальцы не слушаются, стягивая нервные окончания.
— Да... — Ломано.
Я боюсь, что вызов прервется, что сейчас мне никто не ответит. Плевать, пусть даже какой-нибудь call-центр, всё равно.
— Ты где?! — Дамир! Будто из воды вытянул... — Адрес скажи, если со мной поедешь.
— Я... — нервно закрываю сумку.
— Поедешь?! — Взрывается впервые.
И я теряюсь ещё больше от его тона.
— Да.
— Адрес, Нина!
Оглядываюсь по сторонам. Еле замечаю табличку на углу стены соседнего дома. Ни черта не вижу, приходится по траве подойти ближе.
— Лерм... — голос сорвался, — Лермонтова, тридцать.
— Там стой и не уходи никуда. Обещаешь?
— Да.
— Жди.
И отключился... Я уже дрожу как осиновый лист, вцепляясь в предплечья. Снова выхожу на тропинку, решая, что надо обогнуть этот дом и сесть у первого подъезда, чтобы Дамир меня сразу нашел. Поэтому иду, отводя взгляд от редких прохожих. Рядом курит мужик, выгуливая собаку. Даже сигарета на миг останавливается... не смотреть на него, Нина!
Не впервые же.
Не реветь, не здесь, нельзя, никак нельзя. Тихо, дышим, сука, почему так больно... Больнее, чем было с Ильёй год назад, а там всё закончилось намного хуже, ещё и отходняк был от подмешанной дури. Почему тогда так больно сейчас?
Не реветь... нельзя.
Падаю на скамейку, закрываю лицо руками, пытаясь перестать существовать. Хорошо, что сейчас уже не час пик. Поскорее бы чудище приехал! А если он не приедет? Я бы не поехала... я бы, как отец, выгнала. Зачем Дамиру такое?
Вздрагиваю от хриплого оклика:
— Девушка, Вы в порядке? — напротив останавливается тот мужик, докуривший сигарету, с лабрадором, спешащим меня обнюхать.
Отвожу ноги от собаки, не поднимая глаз.
— Да.
— А ревёшь чо?
— Ничо.
— Такая красивая. Обидел кто?
— Нет.
— Ну, смотри, — отходит к подъезду, и только, когда хлопает дверь, я наконец выдыхаю.
Боясь, что тот может вернуться, встаю со скамейки и отхожу по дороге к повороту. Говорят, страх парализует. Боялась ли я Котова? Не знаю, в происходящее в первый миг не верилось, а сейчас... а сейчас меня колотит. Вытираю слезу, следом снова вцепляясь в плечи.
Я боюсь простоять здесь слишком долго. Боюсь, что с ним что-то случится по дороге, что я здесь и останусь, что рядом окажется мужчина, не тот, в которого я верила, и утащит туда, где меня быть не должно.
Слышу, как вдалеке начинает реветь знакомый мотор. Господи, он правда за мной приехал... Машина быстро материализуется, становясь заметной. Уже через пару секунд резко тормозит напротив меня, позволив мне самой открыть дверь и тихонько сесть.
Я не хочу смотреть на него... Боюсь? Нет, не боюсь его. Стыд? Закрываю дверь, Дамир следом выворачивает руль, разворачивая машину на сто восемьдесят.
— Пристегнись. — Напоминает.
Руки продолжают дрожать, не с первого раза натягивая ремень. Защелка... где эта чертова защелка?
Не выдерживает, вдруг оторвавшись от руля и ухватив за железку. Потянул, вырвав из рук и быстро защёлкнул, ни слова не говоря.
Надо взять себя в руки... надо успокоиться. Только не получается, внутри не зарастают раны, садня и гноясь. Я закрываю лицо руками, глубоко дыша. Ничего не срабатывает... Руки саднит, как это перетерпеть?
Он опять превышает скорость, в этот раз как-то дико и резко дёргая машину.
Мне кажется, что ещё немного и в