Мы спросили Вас о ней, и Вы ответили, что девушка эта – одна из самых старших в Вашей большой семье. Ей уже семнадцать (хотя на вид не больше четырнадцати). Она осталась сиротой, едва научившись ходить, после чего и попала к Вам. Звали её Мариам.
Вдоволь наглядевшись на сие дивное создание, мы с Лещёвым вышли покурить, и я тут же спросил его:
– Скажи мне, мой дорогой друг, как человек, лучше меня понимающий в женщинах: не правда ли, из этой прелестной малышки получилась бы идеальная жена для меня? С таким монашеским воспитанием она, пожалуй, станет образцом преданности, терпеливо сносящим любые мои оскорбления.
– Безусловно, – ответил мне Тимофей. – Если бы не тот прискорбный факт, что о такой жене ты мог бы только мечтать, ибо она ни за что в жизни не пойдёт за тебя, а пойдёт за подобного ей крестьянского парня – пускай нищего, но зато набожного и чистого. А у тебя, любезный мой товарищ, (уж не обижайся) все семь смертных грехов на лбу отпечатаны, из-за чего ты и слова ей сказать не успеешь, а только лишь раз бросишь на неё свой сладострастный взгляд – и тем одним уже вызовешь у неё вовсе даже не отвращение, а куда хуже того – жалость к твоей безнадёжно заблудшей душе. Вот ты к женщинам в последнее время присматриваешься и в глазах их не видишь ни капли искренности, а один лишь обман, как бы ни были они искусны в актёрской игре – так же и Мариам, как бы умело ты ни вертелся вокруг неё, моментально поймёт всё по твоим глазам.
– Всё же какая бы она ни была кроткая и смиренная, – возразил я ему, – а жажду комфортной жизни из человека никаким воспитанием не вышибешь. И никакая монашка не устоит перед мужчиной с такими деньгами. В монастырях пропадают разве лишь уродины, которых никто не берёт. Но эта – красива и не может не сознавать этого, как и того, что благодаря своей красоте может жить лучше. А если может – значит непременно захочет и, надеюсь, не окажется настолько глупа, чтобы променять эту лучшую жизнь здесь и сейчас на призрачные обещания загробного мира. Она слишком юна и прелестна, чтобы думать о том, что будет с ней после смерти – это слишком ещё далеко, в то время как завтра уже она может быть счастлива и составить счастье другому. Лично я не знаю более тяжкого греха, чем попусту тратить свою красоту, тем более если верить, что она дана Господом, и знать, насколько она недолговечна. Этот плод созрел, и он слишком аппетитный, чтобы его не сорвать.
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
Отец (груз.)
2
Циндали – котёнок (груз.)
3
В оригинальном тексте наоборот: вместо «mommy» Луиза писала «momy» (примечание переводчика)