Читать интересную книгу Вся проза в одном томе - Юрий Кудряшов

Лещёв же не переставал верить в высшую правду и высший смысл и грозил рано или поздно доказать мне, как я неправ. Мне же его взгляды на жизнь представлялись всегда в высшей степени противоречивыми, ибо если уж сознаёшь своё превосходство над тараканом – глупо не раздавить таракана, ежели то необходимо для реализации твоего превосходства. А что он не таракан вовсе, а живой человек – так оттого тем более справедлива моя позиция, что он существо разумное и сам себе выбрал роль слабого, тогда как не хуже моего мог бы сделаться сильным, обладая в точности такими же руками, ногами и мозгами.

Из-за этого и разошлись мы с Лещёвым кардинально в понимании средств для достижения нашей общей цели. Реализовать наше дерзкое стремление к богатству он намеревался исключительно честным путём, никого при том не обидев, не обделив и не обманув, дабы сохранить в чистоте свою бессмертную душу и не мучиться потом на старости лет угрызениями совести (коих он, кажется, никогда не испытывал, но почему-то боялся до паранойи). Я же настаивал на том, что в нашем мире сколотить капитал честным путём решительно невозможно, и если даже бывали подобные случаи – тут либо сказочное везение, на которое рассчитывать глупо, либо умело построенная иллюзия, стоя́щая лишь на нашем неведении.

«Ежели б все были такие же идеалисты, как ты, – возражал я ему, – тогда, быть может, и работали бы твои законы чести и совести. Однако ж наш мир таков, каким его делают люди, и мы волей-неволей обязаны жить по тем законам, какие установлены обществом. Право слово, не станешь же ты, к примеру, на поле брани осенять крестным знамением вражеского солдата, что целится в тебя из винтовки? Так и тут – мы хоть и не на войне, а всё же за доброту твою ещё тебе же плюнут в лицо, а за так называемую честность ты сам же первый очутишься на каторге». (Как в воду глядел – не удержусь я прибавить, слегка забегая вперёд.)

Надо сказать, мы с Лещёвым были, помимо прочего, ещё и дюже азартные. Не в смысле соответствующих заведений – это для дураков вроде другого персонажа того же Достоевского. Мы же ничуть не были склонны к картам или рулетке, но искали азарта в самой жизни. В том-то и заключалось наше с ним превосходство над другими, что поведение их почти в любой ситуации мы могли загодя предсказать и предвидеть. То и было основным нашим орудием достижения цели. И ежели расходились мы с ним хоть в мелочах на предмет возможного поведения того или иного субъекта в тех или иных обстоятельствах – немедленно заключали пари.

А расходились мы с ним нередко и прежде всего потому, что Тимофей вечно ожидал от людей самого лучшего, тогда как я a priori не верил ничьей чистоте и честности. Разумеется, я чаще всего выигрывал, хотя Тимофей так и оставался всё равно при своём. Немалые суммы иной раз ставили мы на кон, и немалые суммы он мне проигрывал (иногда, впрочем, и я ему). Хотя чаще всего мы великодушно прощали друг другу проигрыш, ибо целью были отнюдь не деньги, которые изначально были в наших спорах не более чем условностью.

Так, начиная медленно, но уверенно двигаться тогда, десять лет назад, к нашим первым миллионам – придумали мы однажды с Тимофеем заключить долгосрочное пари. Решено было, что я буду завоёвывать себе капитал всеми правдами и неправдами, никакими средствами не гнушаясь – тогда как Лещёв обязался сколотить себе состояние строго в рамках закона и морали, сохранив свою совесть в девственной чистоте. Кто, таким образом, спустя десять лет будет обладать большей наличной суммой – тот считается победителем и забирает у проигравшего половину его капитала.

Поскольку пари это было не из обычных и каждодневных, а, можно сказать, на самое главное и на целую жизнь – решено было скрепить договор соответствующей бумагой. Должен сказать, мы были тогда с Лещёвым слегка пьяны, и оба воспринимали сие как невинную забаву, не видя в том документе (о самом существовании коего я и вовсе скоро забыл) ничего сколько-нибудь серьёзного. Однако же бумага была нами подписана и была примерно следующего содержания:

«Я, нижеподписавшийся Серафим Купцов, сим документом обязуюсь выплатить нижеподписавшемуся Тимофею Лещёву 50% моего капитала, если ровно через десять лет после подписания сего документа мой капитал будет меньше, чем его. В противном случае Тимофей Лещёв обязуется выплатить мне 50% своего капитала».

Замечу ещё, что доверяли мы тогда друг другу абсолютно, так что нам и в голову не приходило, например, что проигравший, уже заранее понимая свой проигрыш, может скрыть капитал, дабы меньше отдать. Мы и вовсе были уверены (ручаюсь даже теперь, что и Лещёв был уверен не меньше), что никогда бумагу сию не используем и победивший непременно простит долг проигравшему, удовлетворившись одним лишь сознанием своей победы, как это всегда между нами бывало.

(Если мне и были когда-нибудь ведомы понятия чести и долга – то только по отношению к Тимофею, ибо его одного за всю мою жизнь ставил я наравне с собою и только его любил. Не стоит, святой отец, считать меня совсем уж за монстра, ибо по-своему любить я всё же умел и любимому человеку никогда не причинил бы вреда, сколько бы ни мог от этого выиграть. Что ж поделаешь, ежели не нашлось более ни одного достойного моей любви.)

Словом, так и начали мы не по дням, а по часам подниматься в обществе. Надо сказать, темпы роста наших капиталов превзошли наши самые смелые ожидания. Первый миллион был у каждого из нас в кармане уже в первый год. Скажу без ложной скромности, я построил одну из крупнейших в стране мошеннических схем, основанных на обороте фальшивых акций. Думаю, ещё не одно десятилетие она будет работать, и никто не сможет к ней подкопаться. Тем более что в кармане у меня очень скоро оказалось достаточно полицейских и государственных чиновников, чтобы воспрепятствовать малейшей попытке с чьей бы то ни было стороны постичь все тонкости нашего предприятия, а уж тем более выставить их перед судом присяжных.

А тем временем Тимофей промышлял исключительно мирным и честным торговым оборотом. Признаюсь (и, наверное, немало удивлю Вас), Лещёв в первые несколько лет даже слегка обгонял меня, так что я всерьёз переживал за исход нашего пари. Существует стереотип, которому и я был тогда по малолетству подвержен – будто заработать деньги обманом проще и быстрее, нежели честным путём, ибо воровать легко и это может любой дурак, а чтобы честно – это надо университеты кончать. Отнюдь: чтобы купить пуд мяса в одном месте за рубль, а потом продать его в другом за два (чем и занимался всю жизнь Лещёв) – не надо быть семи пядей во лбу, а надо просто быть наблюдательнее, чтобы вовремя заприметить, где пуд мяса продаётся за рубль, а где за два.

Что же касается криминального мира – не был бы он столь прочен и незыблем, ежели б не было в нём всё до мелочей продумано, филигранно отточено и в совершенстве организовано, так что не всякому хватит ума даже на один шаг к нему приблизиться. Там тебе никто не укажет пальцем, что, где и почём. Вся информация, необходимая тебе для того, чтобы хоть первый рубль там поиметь – за семью печатями запрятана и абы кому не раскрывается. И ни в каком университете тебя не научат, кому и сколько надо на лапу дать, чтоб вовремя отвернулся. Посему дело это требует изучения ещё более длительного и вдумчивого, нежели какая-нибудь юриспруденция.

Так что Тимофей рано радовался своему первенству. Победа моя была лишь делом времени. Тем более (если уж совсем начистоту) не обгонял бы он меня ни на шаг, а только в хвосте бы плёлся, ежели б не прощал я ему почти всё проигранное на наших мелких пари. (Университет, к слову сказать, я окончил и даже весьма отличался успеваемостью.)

Не стану вдаваться в подробности того, как мы зарабатывали деньги, ибо это не роман в трёх частях, а всего лишь короткая исповедь, и речь здесь совсем не о том. Скажу лишь, что по прошествии пяти лет мой капитал был уже заметно выше Лещёвского. Я оставил его далеко позади, и уже мало было сомнений в моей победе. А тут ещё неприятность, которая окончательно выбила Тимофея из игры: он стал жертвой аферы, ловко организованной моими «коллегами» – пытался продать акции, которые оказались фальшивыми. Так сложилось (впрочем, только так оно всегда и бывает), что он один попал под суд, хотя один не знал, что акции липовые.

Так и оказался он, весь из себя честный, на каторге, хотя мне, подлецу и мошеннику, так и не доводилось никогда там бывать. Конечно, я не оставил друга в беде и употребил все мои средства и связи, чтобы поскорее его оттуда вызволить. В нашем мире деньги могут освободить от ответственности даже и натурально виновного, не говоря уж о «козле отпущения».

(Забавно, что таковым называли его между собой и судья, и прокурор, и даже некоторые присяжные, с которыми мне удалось побеседовать. Все понимали, что он невинен, и смотрели на осуждение его, будто на какую-то трагическую неизбежность, будто не сознавая даже, что эту «неизбежность» сами же они создают.)