Бэлла Марковна сказала, что у вас отличный инструмент, очень интересно посмотреть.
— Я очень даже не против, — согласился Евгений Германович, провожая гостью в комнату и на ходу излагая биографию семейного сокровища, традиционно привирая в самых интересных местах, потому что в принципе пианино было самое обычное, производства ГДР середины шестидесятых, но в советские времена заслуженно считалось уникальным.
Тихон и Маруся, вышедшие поздороваться и проконтролировать ситуацию, тоже проследовали в гостиную.
— Какая прелесть! «Циммерман»! — восхитилась Лариса Борисовна, садясь к инструменту. — И в самом деле настоящее сокровище! Вы позволите?
Она положила ладонь на крышку, будто знакомясь с живым существом и давая к себе привыкнуть. Потом красивым плавным движением подняла крышку.
Маруся мгновенно взлетела на верх инструмента, за ней взгромоздился Тихон, и оба бесцеремонно вылупились на гостью двумя парами любопытных разноцветных глаз.
— Да у вас в самом деле вся семья музыкальная, — удивилась Лариса Борисовна. — Редкое качество для кошек, кстати. Я читала, что они не любят музыку, потому что высокие ноты кажутся им тревожными сигналами, что-то в этом роде.
— Тихон, это серый который, он раньше музыку терпеть не мог, особенно фортепианную, — с удовольствием пояснил Моцарт, он гордился творческим и культурным развитием своего воспитанника. — Удирал всегда, если играть начинали. А когда появилась Маруся, я ее недавно подобрал, она, наоборот, очень интересуется и за руками следит, пока я играю, так Тихон тоже стал с ней слушать.
Лариса Борисовна протянула руку и погладила сперва Тихона, а потом и Марусю (кот стерпел, кошка мягко уклонилась), но наблюдательный пост не покинули. Лариса Борисовна прикоснулась к одной клавише, к другой, потом взяла несколько аккордов. Пианино встряхнулось, просыпаясь, прислушалось, будто не веря — и зазвучало во всю мощь, как живое существо, за недели молчания соскучившееся по умным и умелым рукам. Евгений Германович и коты слушали, не отводя глаз от пианистки.
— Замечательный инструмент, и звучит великолепно, — вынесла вердикт Лариса Борисовна. — Нам с вами просто повезло, играть на таком — сплошное удовольствие.
Моцарт поймал себя на том, что они уже давно беседуют, как давние знакомые, и что его волнение и напряжение испарились. Лариса Борисовна была очень… успокаивающей. Наверное, она хорошо ладит с детьми, они ее не раздражают, как раздражали Анну почти все ее ученики. И Евгений Германович задал вопрос, который намеревался озвучить с порога, да не решился:
— Лариса Борисовна, а вам не кажется… смешным мое желание на старости лет учиться?
— Вы же все сами знаете, Евгений Германович, — ответила она. — Пока мы чему-то учимся, мы движемся вперед. И музыка — не худший предмет для изучения, хотя и не самый простой. Игра на фортепиано — очень интеллектуальное занятие.
— А я на гитаре умею, — поспешил уверить ее в своей небезнадежности Моцарт. — И ноты я выучил. На всех пяти линейках!
— Видите, сколько шагов уже сделано, — улыбнулась его горячности Лариса Борисовна. — Через пару месяцев вам будет жаль бросать, потому что вы уже многое умеете. И знаете что?
Она замолчала, будто размышляла, стоит ли говорить об этом человеку, с которые едва знакома. Но все же сказала:
— Я поняла, что фортепиано — это единственный друг, который всегда остается с вами. Всегда.
— Мне очень нужен друг, — серьезно кивнул Евгений Германович, понимая, что она поделилась с ним личной информацией. — Который от меня никогда не уйдет. А мы сможем заниматься с вами три раза в неделю?
— Давайте попробуем, — улыбнулась Лариса Борисовна. — Но мне кажется, что двух будет вполне достаточно. Вы же еще будете заниматься самостоятельно, я буду задавать вам домашнее задание. Да и спешить нам некуда.
— Вся жизнь впереди, — подтвердил Моцарт, неожиданно припомнив добрую улыбку дедушки-порноактера, вот ведь привязался, черт японский!
Первый урок назначили на послезавтра. Евгений Германович старательно готовился, желая предстать в максимально выгодном свете: репетировал «Мурку», сильно сомневаясь при этом, что он осмелится предложить такой репертуар малознакомой даме. Играл «Гусей» двумя руками параллельно в двух октавах и гамму пятью пальцами. Озаботившись теоретической подготовкой, выучил ноты на всех пяти линейках и названия всех октав от дефективной, как назвал ее про себя, «субконтры» до никчемной Пятой, и вовсе состоявшей из одной-единственной писклявой ноты «до», до которой, он готов был голову дать на отсечение, никто и никогда не дотягивался. Освоил нумерацию пальцев обеих рук и, вспомнив студенческий опыт написания шпаргалок, не поленился написать номера ручкой прямо на пальцах. Эта кипучая деятельность его развлекала и позволяла не думать о ненужных вещах.
Осложнение возникло там, где ожидать его было невозможно: Надежда Петровна, до их пор затею с обучением музыке вполне одобрявшая, вдруг преисполнилась скептицизма и даже позволила себе высказаться в том духе, что может быть, не стоит ему перед посторонними людьми позориться и что только что купленный самоучитель был вполне себе хорошей и самодостаточной идеей. Евгений Германович на это отвечать не стал… прежде всего потому, что и сам в глубине души думал именно так. Но решение было принято, и отступить в самом начале было бы стыдно. Ведь в конце концов, ему ли не знать, что путь к любой вершине мира начинается с первого шага за порог собственной квартиры. К тому же Лариса Борисовна ему очень понравилась, и он решил положиться на ее терпение и деликатность — ведь в конце концов, чем он хуже какого-нибудь сопливого первоклашки, которому родители купили пианино и силком заставляют играть ненавистные гаммы. А он, Моцарт, готов их играть с утра до ночи, пусть ему только покажут, как, а уж он не подкачает.
Надежда Петровна, так и не дождавшись от него реакции на свой выпад, поджала губы, подумала… и попросила разрешения присутствовать на уроке. Веской причины для отказа Евгений Германович сходу придумать не смог и вынужденно согласился. Таким образом, к началу первого урока собралась аудитория из троих слушателей: недовольная Надежда Петровна, искренне заинтересованная Маруся и поневоле ставший меломаном Тихон. Моцарт волновался, аж руки вспотели. Лариса Борисовна была спокойна и доброжелательна.
— Сегодня у нас план такой, — начала она. — Сначала немного физкультуры, потом теория, потом играете вы…
— Я? — удивился Моцарт. — Я только гамму…
— Ничего сложного, вот увидите! Давайте начнем с рук. Мы будет учиться расслаблять руки. Встаньте ровно, руки в стороны. А теперь расслабляйте сперва кисти, потом до локтя, потом плечи. Хорошо, только не торопитесь, почувствуйте сперва напряжение, а потом расслабление. Второе упражнение: руки поднимем вверх, не спешите… потянулись… И уронили вниз!
Долговязый Моцарт так старательно махал руками, выполняя указания, что едва не сшиб люстру. Потом учились