Он в глубокой печали выслушал последние новости о событиях в столице, тяжело вздохнул, словно собирался огласить свою последнюю волю, и спросил, зачем прибыли благородные господа.
— Нас интересует архив, — сказал Солерн, — ренольского архитектора Теодоро дель Фьоре.
— Архив? — вяло удивился комендант. — Сейчас, в такое-то время… на что он вам?
— Дело короны, — ответил Солерн. Начальник крепости явно хотел задать еще вопросы, но жизненных сил ему хватило только на второй тяжкий вздох. Пробормотав “Архив так архив”, он повел их в башню, окна которой выходили в сторону лесов и полей.
— Здесь, как говорят, архитектор провел последние годы, — сказал комендант, скрипя ключом в замке. — Тут хранится все, что после него осталось. Позвать смотрителя?
— Будьте добры, — сказал дознаватель, весьма удивленный тем, что у этого барахла есть еще и смотритель. За чем он тут смотрит, хотелось бы знать?
Едва переступив порог, Николетти с радостным возгласом бросился к стеллажам, набитым книгами, свитками и коробками, словно дорвался до несметных сокровищ. Ги осмотрелся. Комната была довольно велика, но всю ее обстановку составляли высокие, в потолок, стеллажи, пара лесенок и стол со креслом, стоящие около одного из окон. Архив дель Фьоре оказался довольно обширен и упорядочен, а не похож на груду пыльных клочков бумаги, как представлялось Солерну.
«А ведь если тут есть смотритель, — подумал Ги, — то он мог встретиться с диким мастером, а тот заставил его рассказать о тайных ходах, принести карту и забыть обо всем. Черт!»
За дверью послышались тяжелые шаркающие шаги, и в библиотеку вошел смотритель — глубокий старик, не меньше восьмидесяти лет с виду. Он еле брел, опираясь на руку молодого помощника. Николетти впился в них вспыхнувшим, как у филина, взглядом, и мимо дознавателя будто пронеслись тысячи иголок. Старец и юноша одновременно вздрогнули, юнец побледнел и съежился, смотритель поднял руку, закрывая лицо — но никто из них не был мастером, судя по разочарованию, которое отразилось на физиономии ренольца.
— Вы хотели меня видеть? — спросил старичок; его голос был тихим, как шорох пергамента. — Я Луи Дюфур, смотритель архива и библиотеки. Это мой помощник и племянник, Жан Дюфур.
— Солерн, Королевский дознаватель, — представился Ги. — Это мастер Николетти.
Дюфур опустился в кресло и с кротким любопытством посмотрел на них. Его помощник, все еще дрожа, занял место за спинкой, стараясь не встречаться взглядом с мастером и исподтишка разглядывая Солерна.
— Сколько вас здесь?
— Всего двое, — со смешком ответил смотритель. — А когда я умру, останется один.
Солерн краем глаза заметил, что Николетти опять припал к шкафам, восторженно и неразборчиво бормоча себе под нос на ренольском, и спросил:
— У кого, кроме вас, есть доступ к архиву?
— Ключ есть у коменданта — отозвался Дюфур. — Мессир дель Фьоре сменил все замки на те, что собрал сам. Без ключей нельзя проникнуть ни в одну комнату. Разве что разбить окно. А к чему ваши вопросы?
— Есть подозрение, что один из мятежников пробрался в архив и украл из него кое-какие бумаги.
— И вас, королевского дознавателя, волнует кража никому не интересных бумаг в такое-то время?
— Нам нужен тот, кто сумеет опознать вора, — сказал Солерн.
— Но здесь нечего красть. Этот архив бесценен — однако только для тех, кто понимает…
— Сто шестьдесят лет! — прошептал Николетти. — И такая поразительная сохранность!
Мастер вытащил с полки книгу, и Дюфур напряженно выпрямился в кресле:
— Мессир! Осторожнее! Это ценнейшие рукописи, подобных которым в мире нет!
— У вас бывают посетители? Кто-нибудь проявлял интерес к чертежам или другим бумагам?
Дюфур отрицательно покачал головой:
— Кто и зачем? К нам иногда заглядывает наш комендант, он любит читать, но не выносит отсюда книги. Милостью ее величества Екатерины, упокой ее Боже, мы не бедствуем, но посетители после ее кончины к нам не заходят.
— Разве тут совсем никого не бывает? Кто-то же должен хотя бы пыль вытирать.
— Я, — сказал Дюфр-младший. — Я сам все убираю и мою. И чиню по мелочи.
Солерн задумался. То ли они имеют дело с людьми, которым велено все забыть, то ли весь этот опасный вояж вообще не имеет никакого смысла. Николетти меж тем убрел куда-то в недра архива, и оттуда раздался его восторженный возглас:
— Какая прекрасная эскрита!
“Прекрасная что?” — озадачился Ги и пошел на звук. Служители архива встревоженно переглянулись. Старик Дюфур выкарабкался из кресла с помощью племянника и зашаркал следом.
Николетти обнаружился в эркере, где с восхищением созерцал нечто среднее между кофром, сундуком и комодом.
— Что это за штука? — недоумевающе спросил Солерн и обошел ее по кругу. — Для чего она? Она вообще открывается?
— Эскриты — это шкатулочки с множеством ящичков для безделушек, бумаг и духов. Ящички расположены со всех сторон вокруг одной или двух осей, поворачиваются и открываются нажатием на тайные пружинки, — Николетти нежно пробежал пальцами по гладкой полированной панели, — Это тоже эскрита, только очень большая. Изумительной тонкости работа!
Первое, что бросались в глаза дознавателю, помимо утонченной резьбы и перламутровой инкрустации — насколько новой выглядела эта вещь по сравнению с прочими стеллажами, шкафами и креслами.
— Вы недавно ее приобрели?
— О нет! — воскликнул Дюфур-старший. — Ее собрал еще сам Теодоро дель Фьоре. Взгляните, вот его печать.
— Мы скопили деньги за полгода, — добавил его племянник, — и заказали реставрацию в одной из лучших мастерских Байолы.
Сердце Солерна екнуло. Господи, неужели наконец-то?!
— В какой?
— Кажется, ее держит семья Рено. Принеси письма от главы мастерской, Жан, — попросил Дюфур и обеспокоенно уточнил: — Вы же не намерены забрать эту вещь у нас?
— Нет, но мне хотелось бы узнать, как вы ухитрились ее вывезти в город. Она же довольно большая и даже с виду очень тяжелая.
— Что вы! О вывозе эскриты и речи не было! Мы пригласили хозяина мастерской и его работников сюда, и они работали тут несколько месяцев.
«Боже!» — подумал Солерн. Неужто судьба вместо пинков решила преподнести ему подарок?!
— Вы помните, кто именно тут работал?
— Гммм, — Дюфур-старший