Сестра остановилась на полуслове и ахнула. Эрфиан замер. Из девочки она превратилась в тонкую, как молодое деревцо, девушку с большими черными глазами и длинными волосами, заплетенными в две косы. На Айше было белое платье из грубой материи, шею украшало янтарное ожерелье.
— Эрфиан? — спросила она. — Это и правда ты!..
Через мгновение удивление на ее лице сменилось счастливой улыбкой, и она бросилась ему на шею. Эрфиан приподнял сестру и закружил над землей.
— Ты вернулся! — воскликнула Айша. Снова встав на ноги, она обняла брата и спрятала лицо у него на груди. — Я скучала… я каждый день вспоминала о тебе, ты это чувствовал? — Сестра отстранилась. — Ты снова носишь длинные волосы! Какой ты стал красивый! Познакомься, это Самир, мой муж. А это мой старший брат Эрфиан. Я тебе о нем рассказывала.
Самир почтительно кивнул.
— Он охотник, — продолжила Айша. — Когда-то я хотела выйти за воина, вот глупая. Хорошо, что мама меня отговорила. — С этими словами она повернулась к шатру и крикнула: — Эй! Эрфиан вернулся!
В волосах отца появилась седина, на лбу — едва заметные морщины, но в остальном первый воин Хаддат остался прежним — разве что обзавелся очередным шрамом, «украшавшим» шею тонкой белой полосой. Он обнял Эрфиана и похлопал его по спине.
— Кто нашептал тебе на ухо, что завтра у нас праздник? Или, может, ты увидел янтарный сон?
— Что ты такое говоришь, отец, — рассмеялась Айша. — Он пришел потому, что соскучился!
Мать слушала разговор, стоя в дверях шатра. Она совсем не изменилась, но сейчас, и без того невысокая и хрупкая, казалась особенно маленькой и беззащитной. Эрфиан подошел к ней, опустился на колени и поцеловал руку. Мать погладила его по волосам.
— Я рада, что ты вернулся, — сказала она.
— А я рад видеть тебя. Рад видеть всех вас. — Эрфиан снова прижал ее пальцы к губам. — Прости меня. Ты не хотела, чтобы я уходил. Я сделал тебе больно.
Мать взяла его за руки, помогая подняться.
— Тебе не за что просить прощения, дитя. Ты знаешь, что я буду любить тебя всегда, что бы ни случилось, что бы ты ни совершил. Пора ужинать.
Агар, теперь уже юная девушка, не узнала Эрфиана и первое время смущалась, когда он заговаривал с ней, но вскоре лед между ними растаял. Ужин затянулся до глубокой ночи — не столько по причине долгих историй, сколько потому, что Айша, Агар и Самир забрасывали рассказчика вопросами. Как выглядит море? Каково это — жить в замке? Бывал ли он там, где заканчивается мир? Холодно ли в горах? Существуют ли пустыни больше этой? Видел ли он снег? Как живут темные эльфы в других землях? Ценятся ли там золото и серебро, ценится ли янтарь?
И только под утро, когда Айша и Самир ушли в свой шатер, а мать с Агар задремали, Эрфиан с отцом сели возле шатра — и первый воин Хаддат услышал рассказ о вампирше Нави. Он не перебивал, не задавал вопросов, выслушал до конца и не торопился заговаривать.
— Я был таким глупцом, — нарушил затянувшееся молчание Эрфиан. — Мне стыдно, когда я думаю об этом.
— Ты совершишь еще много глупостей. Все мы их совершаем — и ты, и я. Родители твоей матери были богаты по тогдашним меркам, а я пришел просить ее руки с жалким украшением из серебра. Представляешь, каким дураком я выглядел? Я был уверен, что надо мной посмеются и отошлют прочь, но она сказала «да». Я пообещал ей, что в тот день, когда мы поклянемся друг другу в вечной любви, на ней будет украшение из вампирского золота. Это ожерелье она достает редко, только по большим праздникам, а то, серебряное, носит каждый день. Не совершая глупостей, мы не обретем мудрости.
* * *
Праздники в деревне начинались с утра, то есть, с завтрака, и нынешний исключением не стал. Успевшие прибыть гости голодными глазами изучали кувшины с вином и блюда с едой, расставленные слугами, но ни к чему не притрагивались. Во главе стола сидели Эдна и Оден, вокруг расположились их дети. Был здесь и знакомый Эрфиану Аднан. Похоже, Жрец забыл все обиды — они поздоровались, как добрые друзья, и даже пожали руки в традиционном жесте приветствия воинов. Аднан выглядел счастливым и довольным, как и его Жрица, юная эльфийка, имя которой Эрфиану назвали, но он его успешно забыл. Красавица с длинными каштановыми волосами была беременна и шепотом жаловалась мужу на жару. Нориэль сидел рядом с отцом и чувствовал себя неловко, находясь в центре внимания. Ждали только Царсину.
— Когда придет Жрица? — спросила у Эрфиана Агар.
— Скоро. Служанки заплетают ей косу, которую расплетет ее Жрец, когда они останутся наедине.
— Почему нельзя заплести косу перед церемонией?
— Таков древний эльфийский обычай. Девушка, которой предстоит произнести клятву перед лицом богов, встает раньше всех, купается в озере, а потом служанки заплетают ей косу. Все поздравляют эльфийку и дарят подарки.
— Когда-нибудь и я произнесу клятву перед лицом первых богов, — мечтательно вздохнула Агар.
Эрфиан потрепал ее по руке.
— Совсем скоро. А рядом с тобой будет очаровательный эльф.
Жрица Эдна взглянула на солнце, прикрыв глаза ладонью.
— Где пропадает твоя дочь? — обратилась она к Одену. Эрфиан и Агар сидели рядом и слышали каждое слово, хотя фраза была произнесена вполголоса. — Ей успели заплести тысячу кос.
— Наша дочь, — поправил ее муж. — Пусть побудет в одиночестве. Девочка волнуется. Как и ты, верно, Нориэль?
Услышав свое имя, молодой Жрец поднял голову и покраснел.
— Волнуюсь, отец, — признался он. — Мне не верится в то, что сегодня я обзаведусь своей Жрицей.
Эдна закатила глаза.
— Ты говоришь так, словно она — не женщина, а кувшин с янтарным вином. И она уже не девочка, Оден, первые боги тебя побери. Она — одна из твоих старших дочерей. И носит обруч главного воина.
— Для меня она навсегда останется девочкой. Ты со вчерашнего вечера сама не своя. Или это мы произносим клятву перед лицом первых богов?
Эдна не ответила. Оден взял ее руку, поднес к губам и поцеловал.
— Стоит тебе намекнуть, мой свет — и мы каждый вечер будем произносить клятву перед лицом первых богов, а я каждый вечер