– Да, хоть у нас и не получится использовать гальванику в этом мире, но идеи для украшений с природными материалами у меня есть. Для примера могу показать кое-что, у меня как раз остались одни серьги. Только после этого – по постелям!
– Мне уже страшно, – Тимош заерзал от нетерпения. Мальчишка больше не пытался делать вид, что ему неинтересны побрякушки и финтифлюшки.
– Правильно, бойся. Злая тетушка обязательно заставит вас лазить по лесу и собирать листья с цветами. Для общего дела.
Пошарив по коробкам, я нашла, наконец, что искала. Некрупные серебряные серьги с овальной основой и швензами моего изготовления. В начале рукодельной карьеры я заказывала их на разных сайтах, а потом научилась крутить из проволоки сама.
– Это же одуванчики! – выдохнула девочка. – Можно посмотреть поближе?
Я опустила украшение на детскую ладонь. Покрытые тонким стеклом, на темной серебряной основе лежали белые парашютики. Может, изделие на любителя, но мне такой стиль нравился, получилось свежо и нежно. Молодые девчонки любили такие штуки.
Я решила, что обязательно сделаю двойняшкам подарки. Придумаю что-то особенное, что будет отражать их характеры.
– Никогда бы не подумала, что не только золотые украшения могут быть красивыми, – завороженно прошептала Варда.
– Что тебе нравится, то и красиво, – я заправила ей за ухо темно-каштановый локон и погладила по плечу. – А мы будем постепенно осваивать новые техники и направления. Со временем появится и золото.
Мне было, что еще показать и рассказать, но я решила приберечь новую информацию для следующего раза. На сегодня и так слишком много впечатлений.
Вот отправлю Варду с Тимошем по кроватям, потом вернусь и как следует просмотрю письма Таниты. Надеюсь, они помогут хоть что-то понять.
Конечно, детвора готовилась ко сну неохотно, им бы и дальше веселиться и болтать, но я была непреклонна. Когда в доме воцарилась тишина, и я осталась наедине с собой, поняла, что не знаю, с чего начать. Планов целая гора.
Пока мы не раскрутились, надо подумать, в каких еще лавках можно разместить свои работы, чтобы хозяева рассказывали покупателям обо мне. Только где взять сговорчивых и чистых на руку? Никто не захочет помогать просто так.
Ладно, подумаю об этом завтра после того, как встречусь с Дареном. Надеюсь, этот красавчик с наглой улыбкой будет вести себя прилично и пойдет навстречу опекунше двух сирот. Давить на жалость, как и следовать советам огонь-тетушки Свэньи я не собиралась. Пусть воспринимает меня, как серьезного делового человека, а не как жалкую попрошайку или не обремененную моралью женщину.
Дом окутал полумрак, легкие занавески колыхались на окнах. На улице собирался дождь. Лестница еле слышно поскрипывала под моими шагами, пламя свечи танцевало и дергалось. У двери мастерской горячий воск капнул на пальцы, и я сдавленно зашипела, остановилась.
В этот момент изнутри раздался звук, как будто на пол упало что-то тяжелое.
По телу прокатилась волна озноба, ноги приросли к полу. Я застыла, вслушиваясь в глухую тишину и внутренне трясясь от испуга. Воображение рисовало картины одну страшнее другой. Пальцы снова обожгло воском, но я даже не почувствовала боли, в голове пульсировала лишь одна мысль:
“В мастерскую проник посторонний. Но кто?!”
Глава 21
Грабители? Мне даже защититься нечем, свеча не считается. Если только в глаз. Но куда я против здоровых мужиков?
Вернуться потихоньку в спальню и сделать вид, что ничего не слышала? И позволить неизвестному злоумышленнику испортить все мои планы?
Не знаю, сколько времени я стояла и прислушивалась, взращивая в голове совершенно дикие мысли.
Бом-бом-бом! – забили часы в гостиной, и я чуть не отдала душу местным богам.
Звуков больше не повторялось. Если там воры, почему не слышно шагов, копошения, шепота? Дом как будто замер, больше ничто не нарушало ночной тишины. И я решилась: потянулась и повернула ручку двери.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Кто здесь?
В ответ – молчание.
Я прокралась внутрь и, освещая себе дорогу, медленно двинулась вперед. Ничего не изменилось с нашего ухода: ставни на окне закрыты, дверь, ведущая в лавку из мастерской, заперта. С улицы забраться никто не мог, следов чужого присутствия нет, а у меня паранойя разыгралась.
Не передать, какое накатило облегчение! Нет никаких грабителей. Только что тогда громыхало?
– Ой!
Я запнулась о молоток, невесть как оказавшийся на полу. А вот и источник шума. Но я точно помню, что все инструменты лежали на полках! И тут вспомнилось, как кто-то уронил бусы, которые сами никак не могли прискакать на край стола, потом надфиль. Тогда я не заостряла на этом внимания, а сейчас это казалось очень подозрительным.
Неужели у нас завелся барабашка? Или какой-то местный дух?
Гости мне тут не нужны, особенно если они пакостят и раскидывают вещи. Поставив свечу в плошку, я уперла руки в бока и строго поинтересовалась:
– Кто это тут шалит?
Я никогда не была суеверной, но здесь возможно все, что угодно. Вот и рассказ двойняшек о населяющих этот мир существах оказался к месту. Когда ответа не последовало, я устало вздохнула и направилась к столу. Ладно, раз загадочный шутник показываться не хочет, звать больше не буду.
Да и зачем себя накручивать? Может, нет здесь никого, а я сама с собой болтаю.
Я, вообще-то, за письмами сюда шла.
В руки легла стопка хрустящей желтоватой бумаги. Я устроилась на табурете в озаренном свечой круге и заскользила взглядом по строкам.
Письма были аккуратно разложены по порядку, сверху – самые поздние, поэтому начинала я с нижних, полученных несколько лет назад. Сначала это были редкие поздравления с праздниками, больше похожие на вежливые отписки. Потом Танита начала клянчить у брата деньги. Сначала небольшие суммы: то на новое платье, то на косметику.
Я удивленно вскинула брови. Она ведь уехала в столицу за лучшей жизнью, неужели ничего не зарабатывала, играя в театре? Или это просто жадность?
Жалко, что сохранились только письма Таниты, с ответами Малкольма у меня была бы более полная картина.
Потом Танита начала намекать, что не прочь получить от брата в подарок золотые серьги с изумрудами, брошь с рубином, кулон с сапфиром. Жалко для любимой сестрички, что ли? Все равно ведь ювелир. Малкольм не был жадным, и в следующих письмах она уже благодарила его за подарки. А потом начинала клянчить по новой. Даже намекала на свадебный жемчужный комплект его покойной жены. А что? Все равно его никто не носит, а к совершеннолетию Варды она его вернет. Обязательно!
Я опустила письма на стол, чтобы остыть и отдышаться. Мне даже жарко стало от злости. Дарить близким подарки нормально, но ушлая сестрица постоянно чего-то требовала и трясла с Малкольма то подарки, то деньги.
“Дорогой брат, ты все еще жертвуешь часть своих доходов ночлежкам для бездомных и даришь деньги лентяям? Какая расточительность!..” – и все в этом духе.
Оказывается, ювелир был постоянным жертвователем больниц, храмов и приютов. Малкольм виделся мне жалостливым, доверчивым и мягким человеком, он не был скупым, не копил богатства, делился с другими, поэтому к концу жизни остался почти нищим.
А потом пошли письма, в которых Танита сочувствовала ухудшению здоровья брата и сетовала, что теперь они могут меньше себе позволить, и ей пришлось уволить горничную. Но при этом продолжала просить выслать то денег, чтобы она могла прилично одеться к новому сезону, то новый золотой комплект к именинам.
Ну ничего себе! Я даже присвистнула.
Зато про Варду с Тимошем не было почти ни слова. Ей не была интересна жизнь племянников, их здоровье, учеба и другие повседневные мелочи. Тетя года просто. Она только могла кричать, как чайка: “Дай-дай-дай!”. Ее не устраивало, что денежный ручей уменьшился, поэтому письма стали грубей и суше.